— Лу, — шепчу я предостерегающе.

— И какие у тебя еще фокусы в запасе? Может, чтение по звездам? Ты читаешь по звездам, Ауриэль Тай?

Голос Лу — как зыбучие пески в Пустошах. Сверху ровно, а в глубине западня для неосторожных путников.

Ауриэль попадается в западню.

— Да, — говорит она. — Свет указывает мне путь. Молния, солнце, луна, звезды.

— Вот оно как. — Лу не сводит с нее тяжелого взгляда. — Жалкие вы все, и ты, и твои тупые последователи. Наш отец воображал, будто видит будущее среди звезд, — говорит Лу.

— Да, — отвечает она. — Когда Виллем был совсем маленьким, он встретил путника, который научил его читать по звездам.

Эмми широко раскрывает глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Этот путник — мой дедушка, — говорит Ауриэль. — Его звали Намид. А прозвище у него было Звездный танцор. Он был мудрый и очень много знал.

— Мудрый и очень много знал, — повторяет Лу. — Я бы засмеялся, если б все это не было так печально. Наш слабоумный отец вечно смотрел в небо вместо того, чтобы присматривать за нами. Мы из-за него чуть с голоду не померли в том проклятом месте. Я не только о еде. Мы изголодались по отцовскому вниманию. По надежде. Каждую ночь он читал звезды и говорил, что завтра пойдет дождь. Это начертано в небе, сынок. Дождя мы так и не дождались. А знаешь, чего дождались? Гибели своей! И я, и сёстры. Все из-за дурацких звезд.

Лу сдерживается, не повышает голоса. А когда замолкает, меня в тишине обступают тени прошлого. Давят. Я задыхаюсь.

— Моей сестре не нужна твоя помощь, — говорит Лу. — Пошли отсюда.

— Лу, а как же… — начинает Эмми.

— Эм, помолчи, — велит он. — Томмо, веди Сабу.

Томмо обхватывает меня за талию. Поднимает на ноги. Следопыт жалобно скулит, смотрит то на нас, то на Ауриэль. Нерон каркает.

— Нельзя уходить! — кричит Эмми. — Лу, это неправильно!

Ауриэль сжимает мою руку.

— Саба, я могу тебя исцелить. Прогнать мертвецов, снова вложить лук в руки. Подготовить к тому, что ждет впереди.

— Запад нас ждет впереди, — обрывает Лу. — Большая вода.

— Вы не попадете на запад, — вздыхает Ауриэль. — Простите меня. Я вижу другое.

— Да кому какое дело, что ты видела, притвора! — Лу хватает что-то со стола.

Вдруг темноту в палатке прорезает яркий луч. Ауриэль с криком прижимает к глазам ладонь.

Лу держит в руке осколок зеркала. Этим осколком он пустил зайчик от плошки. Брат швыряет стекляшку к ногам Ауриэль.

— Что ж ты не попросишь свой путеводный свет, чтобы исцелил тебе глаза?

Он поворачивается к двери, и тут Ауриэль начинает говорить:

— Эллис была редкостная красавица, и внешностью, и душой. Глаза цвета весеннего неба и длинные золотые волосы, точь-в-точь как у ее первенца, любимого сыночка. Она назвала его Лу. Ах, Лу, у тебя такие голубые глаза, в них можно утонуть, как в море.

Лу замер как вкопанный. Спина прямая, напряженная. Ему не видно, что делает Говорящая.

Ауриэль застыла с широко раскрытыми глазами, будто прислушивается. Голос ее журчит, словно ручеек по камушкам. То и дело по телу пробегает дрожь.

А у меня мурашки по коже. Она рассказывает о нашей Ма. Так Ма говорила маленькому Лу.

— Но она не могла долго быть с ними, — продолжает Ауриэль. — Родила малышку, истекала кровью два дня, а потом померла. Милая Эллис, не покидай нас, не уходи, сердце мое, моя душа. Бедный Виллем, после ее смерти он никогда уж не был прежним. Любовь делает тебя слабым. Оно кому такое надо? Я так уж точно никого не полюблю.

Ауриэль растерянно замолкает. Пошатывается, и Эмми подхватывает ее. У меня по коже словно электрические искры бегут. Мы с Эм и Томмо глаз не можем отвести от Говорящей с небом. Она рассказала всю нашу жизнь. Как Ма померла. Как Па изменился. Слова, что Лу всегда повторяет.

Лу медленно поворачивается к нам. Очень бледный. Потемневшие, изумленные глаза.

— Как ты смеешь? — спрашивает он сорванным шепотом.

— Она не притвора! — тихо произносит Эмми.

— Пожалуйста, Лу, давай останемся, — прошу я.

— Даю тебе два дня и две ночи. — Брат обращается к Ауриэль. — Время пошло. Имей в виду, я с тебя глаз не спущу. Если сделаешь плохо моей сестре, получишь от меня вдесятеро, ясно тебе?

Ауриэль кивает.

— Я хочу на воздух, — говорит Лу. — Пошли, Томмо.

Лу выходит под дождь.

А я вдруг замечаю, что все еще опираюсь на плечо Томмо. Он высокий, оказывается. Почти как я. Так и не убрал руку с моей талии. Щеки полыхают темным румянцем.

— Я уже в норме, Томмо, — говорю я. — Иди.

Он медлит в нерешительности. Потом тоже уходит.

Без них в палатке словно становится светлее. Напряжение чуть-чуть отпускает.

Ауриэль устало садится на лавку. Наши глаза встречаются. Она добилась-таки, чего хотела. И что мне отчаянно нужно. Эта прощальная… стычка, или как назвать, с моим братом вымотала Ауриэль до предела, до донышка.

Эм опускается на колени у ее ног.

— Как ты это сделала? — спрашивает. — Меня научишь?

— Эмми, оставь человека в покое, — одергиваю я.

— Ничего, — улыбается Ауриэль. — Когда мне было восемь, я часто играла одна в лесу. Однажды услышала музыку. Такую красивую… Я пошла на звук, смотрю, полянка. Солнце там сияло так, что можно ослепнуть. Этот свет, это и была музыка. Я вышла из-под деревьев прямо в музыку, в сияние… Моя душа ушла странствовать. Много дней я пролежала без сознания. Родные ухаживали за моим телом, а дух был далеко. Вернул меня дедушка Намид. Он стал моим наставником. Дедушка умер прошлой зимой. Я очень по нему скучаю.

— А ты будешь меня учить? — спрашивает Эмми.

Ауриэль качает головой:

— Ты должна сама услышать зов. Следуй ему, и тогда учитель придет к тебе.

— Я буду слушать изо всех сил, — обещает Эмми.

— Саба, ты совсем устала, — говорит Ауриэль. — Сейчас поедим, а потом тебе надо поспать. Начнем утром.

Она разливает по жестянкам жидкий супчик. Эмми и Следопыт с Нероном лопают от пуза. Когда я в свой черед беру жестянку, Ауриэль касается моей руки:

— Тот глухой мальчик. Осторожней с ним, Саба. Он в тебя влюблен.

Мы с Лу валяемся на берегу Серебряного озера. Нам по восемь лет. Па и Ма лежат между нами. У Ма большой живот, потому что внутри нее растет ребеночек. Теплый летний вечер. Мы смотрим на звезды.

— Па, расскажи еще, — просит Лу.

— Да, — подхватываю я. — Расскажи!

— В другой раз, — говорит Па.

— Ладно тебе, Виллем, — говорит Ма. — Ты же знаешь, они так любят тебя слушать.

Па и Ма улыбаются друг другу своей тайной улыбкой, только друг для друга. У меня аж в животе ёкает, когда на них гляжу. Па берет руку Ма и целует.

— Ну что, — говорит он. — Все записано заранее. Жизнь каждого, кто на свет родился.

— И кто еще не родился, — добавляет Ма и кладет себе руку на живот.

— Как только возник мир, звезды все предопределили, — продолжает Па. — Время рождений, время смертей. Даже то, какими мы будем, хорошими или плохими.

— Каким я буду, Па? — спрашивает Лу.

— Конечно, хорошим, — отвечает Ма. Гладит Лу по щеке, улыбается ему. — Мой красавец, золотой мальчик.

— А я? — спрашиваю. — Па, какая я буду?

Па молчит. Сгребает меня в охапку, прижимает к себе крепко-крепко. Я чувствую, как бьется его сердце, сильно и ровно. Вдыхаю теплый родной запах.

Мы одна плоть и кровь, сердце и душа. Все четверо. Сейчас и навсегда.

Вдруг в небе звезда срывается и падает.

— Саба, смотри! — Лу показывает пальцем. — Падучая звезда!

Мы смотрим, как она летит по темному небу. Такая яркая. Так быстро гаснет.

Я дергаю Па за рукав рубахи.

— Па, ты так и не сказал, какая я буду? Хорошая или плохая?

Он целует меня в макушку. Шепчет на ухо, так что слышно только мне: