— Он тут на днях у меня из кармана еду тягать пробовал, — говорю я. — Тоже Джекова работа, не сомневайся.

— Безобразник этот Джек, — вздыхает Эмми. — Раньше нас, небось, добрался до Большой воды. Решит еще, что мы раздумали ехать. Он ведь… Он ведь нас дождется, правда?

Говорил я тебе, Саба, не приедет он. Знаю таких людей — чем-нибудь новеньким повеяло, и поминай как звали. Он же только о себе думает, по глазам видно. Получит, что хотел, и нет его.

Я зажимаю уши, чтобы не слышать голос Лу у себя в голове.

— Дождется, — говорю я. — Джек всегда слово держит.

— Ага, — соглашается Эмми. — Ты по нему скучаешь, я вижу.

Моя рука сама собой тянется к Сердечному камню. Только его, конечно, нет на месте.

— Не скучаю, — говорю я.

— Не умеешь ты врать, — заявляет Эмми. — И вообще, я видела, как вы тогда целовались. Ты его лапала за…

— Эмми, прекрати!

— А я соскучилась, просто ужас как, — вздыхает Эмми. — Вот бы он прямо сейчас был здесь! При нем все становится хорошо. Даже если очень плохо.

— Ага, — говорю я.

— Джек бы придумал, что делать с Лу, — говорит Эмми. — А то он теперь все время злится. Не понимаю, почему. Спросишь, он еще хуже бесится. Хочу такого Лу, как раньше.

— Лу нам с Томмо рассказал, как тебя нашел сегодня, — продолжает Эмми, помолчав немножко. — И про дохлых волкодавов. Ты ему говорила, что видела Следопыта.

— Ошиблась, наверное, — отвечаю я. — Лу считает, я просто ходила во сне. Следопыт без Марси никуда не уйдет.

Эмми мнется, смотрит на меня искоса.

— Беспокоюсь я за тебя, Саба.

— Не надо.

— А я беспокоюсь, и все тут. Если бы ты заболела, ты бы мне сказала, правда?

— Не-а, — отвечаю я. — Но я не болею.

— Если мне всего девять, это не значит, что я маленькая и глупая. Пора бы тебе уже знать. — Эмми придвигается ближе. — Только Лу не говори, — шепчет сестренка. — Я спрашивала звезды, как тебе помочь.

— Эмми, не начинай опять! Знаешь ведь, как Лу к этому относится.

И как раз тут Лу ее окликает:

— Эмми, чуть не забыл! Иди сюда, познакомься с Фредом!

— Что? — Эмми бросается к мальчишкам. Вся светится, точно солнышко. Я перевожу дух. Моя сестра как вцепится, хуже, чем собака в кость.

У нее есть деревянная куколка по имени Ферн, которую Па вырезал, когда ей два года было. Она Лу до смерти замучила, все ныла, чтобы смастерил мужа для Ферн. Имя ему, видите ли, заранее придумала — Фред.

— Ой, ты его потихоньку сделал, а я и не знала! — Эмми хватает куклу, ахает и хохочет. — Лу, зачем у него такой нос здоровенный? Ты нарочно, вреднюга! Исправь! Ферн нужен красивый муж.

Лу качает головой:

— Ну нет, Ферн сама мне шепнула: «Вырежи мне солидного мужа, пожалуйста. С большим носом. Внушающим уважение».

— Выдумываешь!

— Эмми, а посмотри, что я сделал! — Томмо вытаскивает из кармана деревянную колобашку. Протягивает ей.

— Ух ты… — Эмми на миг теряется, и тут же снова сияет улыбкой. — Спасибо, Томмо! Ты сделал поросенка! — Она приплюскивает пальцем свой нос и хрюкает. Эмми всегда так делает, чтобы Томмо было понятней, что она сказала. Незачем, вообще-то. Он по губам отлично читает, если не частить.

Томмо хмурится:

— Это не поросенок, а Фред Младший. Их сынок.

Собачий вой разрывает ночную тишину. Совсем близко. Мы застываем. В стороне отзывается другой пес. Потом еще. Волкодавы.

Эмми вздрагивает. Глаза у нее огромные.

— Они рядом, — говорит сестренка.

— Не, — успокаивает Лу, — они далеко.

А сам придвигает к себе лук с колчаном. Подбрасывает хвороста в костер, чтоб ярче горел.

— Не волнуйся, Эм, — говорит Лу, — твой большой злой брат прогонит больших злых волчар.

Эмми прижимается к его боку. Лу обнимает ее одной рукой.

— Слушай, Лу, — спрашивает Эмми, — а что говорят звезды о Большой воде?

Зря она это сказала. Сама поняла, да только сказанного не воротишь.

Лу темнеет лицом:

— Сколько раз тебе повторять, чтение по звездам — жульничество сплошное. В это верят одни дураки да психопаты.

— Но ведь Па всегда… — начинает Эмми.

— Хватит! — обрывает Лу.

Томмо пробует разрядить обстановку.

— Расскажи что-нибудь, Лу, — просит он. — Скажи, как мы будем жить у Большой воды.

Томмо устраивается у ног Лу. Запрокидывает голову, чтобы видеть, как шевелятся губы. Чтоб ни одного словечка не пропустить. Он наслушаться не может рассказов Лу о том, как все будет на западе. Да он вообще на Лу надышаться не может.

Очень тяжело Томмо переживает смерть Лика. И неудивительно. Айк его три года назад подобрал изголодавшегося, одичавшего совсем, в конюшне «Одноглазого путника». Взял к себе, учил всему, сыном называл. Томмо его никогда не забудет. Но я стала замечать, он от Лу глаз не отрывает. Повторяет за ним. Походке подражает, и вожжи держит, как он, и шляпу носит, как он. С Айком так же было. Айк мне объяснял, мол, у Томмо родной отец однажды пошел на охоту и с концами. «Сказал сыну, что скоро вернется и чтобы никуда со стоянки не уходил — глухому мальчишке, можешь такое представить?» — говорил Айк, качая головой. Больше Томмо его не видел. Решил, что отец погиб. Звери на охоте задрали или покалечили так, что до лагеря доползти не смог.

Айк считает, Томмо этим навсегда ушибленный. Все время ищет покойного отца. Я думала, Айк ерунду болтает, а сейчас гляжу на них с Лу… Может, и правда в этом что-то есть.

Вот наш Па с нами жил, пока тонтоны его не убили. А как будто его и не было. Для нас с Эмми Лу и брат, и Ма, и Па. Все сразу.

Лу рассказывает свои истории до глубокой ночи.

— Большая вода — это как мечта, говорит он. — Представь себе самое прекрасное, о чем в своей жизни мечтал, — так вот, там в тысячу, в миллион раз лучше. Земля такая зеленая, такая чудесная, что ее один раз увидеть — а потом и помереть не жалко.

Рассказы Лу о Большой воде всегда начинаются одинаково, одними и теми же словами. Я зеваю. Закрываю глаза, прислоняюсь к стволу дерева. Лу сейчас такой, как раньше. Подбадривает нас, рассказывает истории. Всех нас сплачивает.

— Про кроликов расскажи! — просит Эм. Это у Томмо самое любимое.

— Опять?! Ну ладно, — соглашается Лу. — Так вот, у Большой воды живут кролики. Много-много кроликов. Куда ни ступишь, всюду они. Да такие здоровенные. Толстые и ленивые, потому что целый день ничего не делают, только сочную травку жуют. Глупые и совсем ручные. Есть захочешь — ставишь котелок на огонь, крикнешь «Обедать пора!», а кролики сами в очередь строятся, прыгают в котел и крышкой сверху закрываются. Еще и насвистывают при этом.

— Кролики не умеют свистеть! — кричит Эмми.

— Говори, что хочешь, — отвечает Лу, — а я сам слышал от одного человека, а ему рассказывал еще один человек, так тот своими глазами видел.

Вспышка света. Эпона стоит одна, вокруг темнота.

Тихо, только слышно, как мое сердце бьется. Тук, тук, тук.

Эпона оглядывается через плечо. Как будто у нее за спиной кто-то есть. Снова поворачивается ко мне. Кивает. Я смотрю на свои руки. В руках у меня лук. Незнакомый, но я знаю, что мой. Светлая древесина, серебристо-белая.

Поднимаю лук. Прилаживаю стрелу к тетиве. Натягиваю. Целюсь.

Эпона бежит ко мне. Широко разводит руки.

Я стреляю.

Снова яркая вспышка.

Я стою над мертвым телом. Смотрю вниз.

Это не Эпона.

Это Демало.

Он открывает глаза.

И улыбается.

Просыпаюсь, резко сажусь. Сердце колотится как ненормальное.

Он здесь. Демало здесь!

Озираюсь по сторонам. Лу, Томмо, Эмми… Крепко спят, каждый в своей палатке. Нерон дремлет на суку. Лошади тоже дремлют.

Спокойно. Никакого Демало здесь нет. Приснилось. С самого Соснового холма мне удавалось его не вспоминать. Так нет, пробрался в сны. Сильное тело. Длинные темные волосы. Широкие скулы. Под нависшими веками темные, почти черные глаза сверкают в свете факелов. Там, в темной камере, в Городе Надежды.