Хватаю бурдюк, полощу рот, выплевываю песок.

Потихоньку успокаиваюсь. Лежу на спине, смотрю в лиловое закатное небо. Не верится, что я жива.

Потом до меня доходит. Я гляжу на небо. Я вижу небо. Первый слабый блеск звезд. Я больше не вдыхаю песок. Ветер прекратился. Должно быть, он утих так же быстро, как и поднялся.

Медленно встаю, отряхиваюсь, проверяю свои пожитки. Затем осматриваюсь.

Я стою посреди широкой равнины. Песчаные дюны исчезли. От них не осталось и следа. Словно их и не было. Словно они мне приснились.

А вокруг меня высятся летающие машины.

Летающие машины. Самолеты.

Спрятанные. Спящие под блуждающими дюнами Песчаного моря неизвестно сколько времени. Может, день, может, неделю, а может, и год. Может, даже сотни лет. С тех пор как их оставили Разрушители.

Самолеты выстроены ровными рядами, словно кто-то посадил их, как в огороде. Авось вырастут.

Ряды летающих машин уходят вдаль. Их так много, что мне даже не сосчитать.

Иду между ними.

Машины всех размеров. Большие, маленькие, всякие. Стоят тихо, спокойно, словно ждут чего-то.

Они все проржавевшие. Стекла разбиты, шины проколоты, железные листы на боках распилены, чтобы легче было утащить. Дыры зияют, словно раны.

Кладбище летающих машин.

Я знаю про самолеты. И даже видала их раньше. Обломки, конечно.

Однажды Па принес со свалки погнутый лист железа, сказал, что это часть самолета. Мы залатали им крышу. А потом на Серебряное озеро налетел суховей. И лист унесло, словно ему не терпелось оттуда выбраться. Больше ничего с крыши не сдуло, только этот кусок. Па решил, что значит, этот кусок железа и впрямь от летающей машины.

Я подхожу к самому большому самолету, вытягиваюсь, встаю на цыпочки. Нет, не могу до него достать.

В темнеющем небе возникает Нерон. Опускается мне на голову, хлопает крыльями.

— Привет, красавец, — говорю я и сажаю ворона на руку.

Глажу его по голове.

Мы идем среди спящих железных великанов.

— Как ты думаешь, Лу тоже везли этой дорогой? — спрашиваю я ворона. — Видел ли он это все? Он бы сразу захотел рассмотреть их поближе.

Выбираю самолет поменьше, человеческих размеров. Дотрагиваюсь до облезлой краски на боку. Металл прохладный, солнце его не нагрело сквозь толщу песка.

Кладу руку на дверь. Если с ними обращаться осторожно, уважительно, то никакого вреда не будет.

— Веди себя хорошо, — предупреждаю я Нерона. — Не клюй все подряд.

Дверь скрипит, из щели сыплется песок. Забираюсь внутрь, отряхиваю сиденье, сажусь и выглядываю в дыру, которая когда-то была окном. Интересно, каким был мир давным-давно, когда самолет только сделали? Каково было на таком летать?

Па однажды рассказывал нам с Лу, как Разрушители летали на этих самолетах. Они парили и взмывали в небо, словно птицы. А еще Па говорил, что сотни Разрушителей набивались в один большой самолет и летели все вместе.

Тогда мы с Лу думали, что все это глупые выдумки. Мы не верили Па. Спрашивали его, зачем Разрушители так делали. А он говорил, что не знает, делали и все. Мы считали, что это все пустые россказни. Но сейчас я своими глазами вижу летающие машины… Кто знает, может, так оно все и было.

Приближается ночь. Ветра нет вообще, ни порывов, ни легкого дуновения. Я так устала. Веки тяжелеют, глаза сами закрываются. Устраиваюсь поудобней в кресле. Нерон нахохлился, устроился у меня на груди, уткнул голову мне в подбородок. Пожалуй, вздремну чуток, а потом пойду дальше.

Вот только глаза закрою.

На чуть-чуть…

Звук.

Я просыпаюсь. Сразу же. Мускулы напряжены. Готовы к движению.

Нерон открывает один глаз. Я подношу палец к губам. Он знает, что это значит.

Вот опять. Какое-то движение. Снаружи. Потом фырканье. Лошадь. Дрожит, испуганно переступает копытами.

Опускаю Нерона на пол. Сползаю с кресла и пробираюсь в хвост самолета, к дыре в разорванной обшивке. Выскальзываю наружу. Приседаю и прячусь за задними колесами.

Стоит ясная ночь. Лошадь приближается. Мне видны из укрытия ее ноги, а всадника не рассмотреть. Лошадь останавливается. Прямо напротив самолета. Я задерживаю дыхание. Лошадь снова фыркает, вздрагивает. Всадник пинает ее, и она идет дальше.

Лошадь. Четыре ноги вместо двух. Будь у меня лошадь, я бы добралась до Лу за несколько дней, куда бы его ни увезли. Похоже, сегодня ночью мне везет. Вытаскиваю из-за пояса пращу Лу. Беру из кармана камень побольше.

Пробираюсь между самолетами тихо, будто кошка. Колени трясутся. Руки тоже. Представляю, что мы с Лу охотимся на степных куропаток.

Одинокий всадник проезжает мимо. Я выхожу на открытое место и целюсь из пращи.

Я не хочу его убивать. Надо вышибить его из седла и отобрать лошадь. Дрожу от возбуждения. Стреляю. Камень попадает всаднику в руку. Тот вскрикивает.

Мне нужна его лошадь.

Подбегаю и стаскиваю его с седла. Он не сопротивляется. Беру его шею в захват. Он тоненько визжит и пинает меня в лодыжки.

Все это время у меня в голове мелькают мысли. Чего ради этот заморыш отправился в путь один-одинешенек? Голосок писклявый, девчачий, не мужской… Очень знакомый.

Капюшон спадает с головы всадника и…

— Эй, ты, гад! Отпусти меня! — кричит она. — Ну пусти же!

— Эмми? — удивленно восклицаю я. Сердце замирает. — Эмми?! Ты как здесь оказалась?

Ставлю ее на ноги, хватаю за подбородок, вглядываюсь в лицо. Это и вправду Эмми. Кровь бурлит у меня в жилах, голова вот-вот расколется от злости.

— Что ты тут делаешь? — ору я.

— Саба? — пищит она.

— А ты кого другого ждешь? — спрашиваю я.

— Я думала, ты — песчаный дух, — хнычет она. — Ну помнишь, Па рассказывал? У тебя все лицо белое.

Я дотрагиваюсь до щеки. Песок. Я с головы до пят в песке.

— Ты что, хотела меня убить? Больно же! — Эмми потирает руку там, куда попал камень из пращи.

— Вот как я с тобой разберусь, сама помереть захочешь, — грожусь я. — Как тебя сюда занесло?

— Я помогу тебе найти Лу! — Эмми упрямо выпячивает подбородок. — Он и мне брат.

— Боже мой, я же просила… — Я в отчаянии рву на себе волосы. — Что ты натворила! Ты даже не представляешь себе, что ты наделала!

— Ты на себя посмотри, — отвечает Эмми.

— Не дерзи! — Я хватаю лошадь под уздцы. — Это чья лошадь? Марси?

Эмми скрещивает руки на груди. Поджимает губы.

— Ты. Украла. Лошадь. Марси, — грозно произношу я. — Признавайся!

— Нет! Ничего я не украла! — отпирается она. — Красть плохо, я знаю. Я ее позаимствовала. На время.

— Позаимствовала, ха! Вот так подошла к Марси и сказала: «Слушай, я поеду за Сабой, возьму твою лошадь, если не возражаешь». А Марси в ответ: «Да бери, конечно! У меня лодыжка сломана, но это пустяки, без лошади обойдусь, как-нибудь доковыляю куда надо». Так, Эмми? Ты так у Марси позаимствовала эту проклятую лошадь?

— Нет… — начинает она и не выдерживает. — Ой, иди к черту!

Эмми зажимает рот руками.

— Не смей чертыхаться, дрянная девчонка! — ору я. — Еще раз услышу, тебе не поздоровится.

— Ты сама чертыхаешься! — возражает Эмми.

— Неправда!

— Еще какая правда! — возмущается сестренка. — Вот и я буду чертыхаться, когда захочу.

— Я тебе почертыхаюсь! — восклицаю я. — Кстати, если Марси умрет, ты будешь виновата!

— Не говори так, — шепчет Эмми.

— Что, правда глаза колет? — спрашиваю я.

— Ты злая! Ненавижу тебя! — хнычет сестра.

— А я тебя ненавижу в два раза больше! — заявляю я.

Она заходится рыданиями. Мне это безразлично. Во мне кипит злость. Даже если Эмми уревется вусмерть, мне будет все равно.

— Я боялась, что ты меня навсегда бросила, — говорит она сквозь слезы. — Меня все бросили. И Ма, и Па, и Лу. Ты меня не любишь, ты любишь Лу, я знаю. Все равно, не бросай меня, Саба. Ну пожалуйста. У меня больше никого не осталось.