– Я бы с радостью тебя убил, ведь я потерял сына и жену из-за болезни, которую принес зверь в гавань. – Он отступил на шаг. – Но Каррад сказал, что я не должен, к тому же то, что он для тебя приготовил, хуже смерти от гнили, можешь не сомневаться. – Он улыбнулся и тихонько толкнул Джорона в камеру. – Я буду слушать тебя, когда ты начнешь выдавать свои тайны. Я буду танцевать под песню твоей боли, Черный Пират. – Он захлопнул дверь, а потом сквозь решетку плюнул Джорону в лицо. Слюна на щеке оказалась теплой, и он почувствовал жжение в тех местах, где она попала на язвы, но не стал ее вытирать. Он стоял и не мигая смотрел на мужчину, пока слюна стекала по его лицу, точно слезы.

– Я не забуду твою доброту, – пообещал Джорон.

Страж рассмеялся и повернулся к своему напарнику.

– Ты слышал, Франир? Кажется, проклятый гнилью Пират мне угрожает. Из тюремной камеры.

– Вот что сделала с тобой гордость, Пират, – сказал стоявший в тени Франир, а потом они ушли, взяв с собой факел, и теперь мрак разгонял лишь один тусклосвет. Джорон вытер лицо рукавом.

– Складывается впечатление, что я всюду нахожу друзей, – сказал он себе и рассмеялся.

Не вполне естественно и довольно глупо, если учесть положение, в котором он оказался, но смех рос, угрожая его поглотить. Он мог лишь что-то бормотать, но постепенно начал понимать, что в его смехе нет ни радости, ни веселья. Он был холодным, подобно ледяному острову у него внутри, где находились сотни тел – нет, тысячи, осколки кораблей и сломанных дуголуков, обрывки веревок, на которых болтались повешенные женщины и мужчины с раздувшимися пурпурными лицами, но смех все не хотел уходить, он вырывался из него – сильный и прозрачный, как песнь кейшана. Но оставался каким-то деформированным и неестественным, чего никогда не бывало с песней кейшана.

Стон.

Какой-то звук.

Шорох ткани.

Джорон повернулся и обнаружил, что в камере у него есть сосед – маленькая фигурка, свернувшаяся в клубок в углу. В слабом свете он едва мог что-то различить, лишь почувствовал, что человек испытывал боль и страх, а когда Джорон подошел ближе, попытался стать еще меньше. И сильнее забиться в угол.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал он. – В любом случае мы в одной лодке, и тебе не следует меня бояться.

Услышав его голос, пленник в углу замер, а потом повернулся к нему. Он все еще с трудом мог что-то различить в темноте: бледное лицо, повязка, закрывающая глаз. Грязная одежда и волосы. Интересно, как долго находится здесь этот несчастный?

– Джорон? – раздался хриплый голос. Его узнали? Но как такое могло быть? Неужели заключенного предупредили, кого посадят к нему в камеру? Нет. Едва освещенное лицо, голос. Невнятные подсказки темноте, и все же… – Это действительно ты, Джорон? Или еще один сон, чтобы я страдала сильнее?

– Дыхание Старухи, – вскрикнул он, и в следующее мгновение уже стоял на коленях рядом с ней. Обняв ее за плечи, чтобы заглянуть в лицо, он увидел только один глаз, другой скрывала грязная повязка. – Миас? Это ты, Миас?

– Тебе не следовало приходить, Джорон.

Мгновения молчания, ужасная боль в ее единственном глазу.

– Я обещал, – сказал Джорон.

Она вздохнула, подняла руку, ногти у нее были какими-то шишковатыми, и коснулась его лица.

– Я ничего не хотела, только увидеть тебя. – Она закашлялась и согнулась пополам. Потом снова на него посмотрела. – Я ошибалась. – Она подняла другую руку и положила их на его щеки, не обращая внимания на язвы, от которых отворачивались многие. – Я ошибалась, – повторила она. – Тебе не следовало приходить. Моя мать не знает жалости, она…

– Миас, – мягко заговорил он. – Не твоя мать держит нас здесь. Не она прячет тебя так долго. Это Индил Каррад.

– Она сама тебе сказала? – Ее слова рассекли воздух как шрам. – Тебе нельзя ей верить, посмотри, что она со мной сделала, и…

– Нет, – ответил он, хотя знал, что его слова причинят ей боль, сравнимую с любыми пытками, – это не она мне сказала. Она думала, что ты мертва. Мне признался Каррад. Он захватил твою мать и готовится взять власть над островом. Его люди у меня на глазах застрелили Нарзу.

Миас смотрела на него, и он ждал от нее каких-то эмоций. Ярости из-за предательства прежде любимого мужчины. Какого-то знака, характерного для женщины, которую он знал и которая создала Джорона Твайнера. Реакции сильной и непреклонной супруги корабля. Но в ее единственном глазу не отразилось ничего, а лицо оставалось застывшим.

– Это сделал Индил? – спросила она, и Джорон кивнул. Миас убрала руки от его лица, ставшие невероятно холодными, и обхватила себя за плечи, а когда снова заговорила, обращалась уже не к Джорону. – А я думала, что ужаснее той боли, что они мне причинили, не может быть.

– Миас, я…

– Дай мне побыть одной, Джорон. – Он услышал резкий голос супруги корабля, впрочем, через мгновение он стал мягче. – Совсем немного, позволь мне побыть одной.

Так Джорон и сделал. Он оставил ее в углу, размышляя о том, какие мысли бродили в голове Миас. Долгие месяцы боли, все это время она знала, кого следовало винить, и жила, несомненно черпая силы в ненависти. А теперь появился Джорон и несколькими словами все изменил. Ее мир перевернулся – как и его собственный каких-то полчаса назад. Но он не испытал потрясения, он не верил ни матери Миас, ни Карраду, и для него не имело значения, кто из них его предал. А для нее?

– Когда-то мы были счастливы. – Произнесла она так тихо, что Джорон с трудом ее расслышал. Миас не смотрела на него, она обращалась к стене. – В молодости все гораздо проще. – Она повернулась, и один ее глаз сверкнул, второй закрывала грязная повязка. – На самом деле, Джорон, мне следовало догадаться. Моя жизнь здесь двигалась кругами: боль, сон, какое-то лечение и опять боль. Снова, снова и снова, пока мне не начало казаться, будто я оказалась в чуждой и ужасной реальности. Все шло кругами, Джорон, – повторила Миас, закрыла глаз и отвернулась, и Джорону показалось, что она плачет, но он молчал. Он попытался не слушать, но, когда у него не получилось, стал искать другие звуки в темноте, стараясь понять, кто находится в соседних камерах.

Вероятно, где-то рядом была Тиртендарн. Наконец Миас успокоилась и снова заговорила:

– Мы были избранными, Индил и я. – И снова тихий голос, словно она чувствовала необходимость выдавить из себя эту историю. – Друг для друга. Он стал одним из фаворитов моей матери. Я получила под свое командование судно – маленький кораблик, немногим больше флюк-лодки. «Гнев Старухи» – о, как я его любила! Но палуба не являлась моим предназначением, никогда… – Она замолчала. – Завоевать уважение, некоторое время командовать костяным кораблем, потом дети – и подъем по лестнице Дарнов. Так выглядело мое будущее. И план. – Она коротко рассмеялась. – Я собиралась отомстить матери. Я жила вопреки ей. – Она выплюнула эти слова – и теперь стала снова похожа на прежнюю Миас, которую он хорошо знал.

– Может быть, она так и задумала? – Тут она рассмеялась по-настоящему, в призрачную фигуру, скорчившуюся в углу, снова вернулась его супруга корабля.

А потом смех смолк.

– О, Джорон, тебе не следовало приходить, – повторила она.

– Разве я мог не прийти? – сказал Джорон и обнял ее, не думая о том, что правильно, а что – нет, он просто обнимал Миас, давал ей человеческое тепло, которого она так долго была лишена. – Ты супруга корабля, Миас Джилбрин, величайшая из всех живших на свете. Ты Удачливая Миас, ведьма пролива Килхъюм. Ты моя супруга корабля. И если ты хочешь изменить мир, значит, мир изменится. К лучшему.

– Но мы не сделали его лучше, Джорон. Мы лишь принесли боль. Мне следовало умереть. Так было бы гораздо лучше…

– Нет! – вскричал он. – Хранитель палубы служит супруге корабля – без тебя я бы не знал, что делать.

– Конечно, знал бы, – возразила она, глядя на Джорона. – Я тебя предала, Джорон. Я рассказала им, что ты можешь вызывать кейшанов. Я не заслужила твоей верности. Каррад постарается использовать…