Она ушла, и уже через несколько минут снаружи послышался шум.

– Уйти прочь! Прочь! – Резкий голос ветрогона, который, очевидно, так и не смирился с обществом своего охранника.

Дверь распахнулась, и ветрогон вошел в маленькую каюту спиной вперед, останавливаясь после каждого шага и угрожающе ныряя головой вперед в сторону лишенного ветра, затем ногой захлопнул дверь и повернулся к Джорону, наклонив голову набок. Он выкрасил свою маску в более яркие цвета.

– Джорон Твайнер, – сказал ветрогон.

– Я рад тебя видеть, – сказал он, с трудом повысив голос чуть громче шепота.

Ветрогон опустил клюв, покопался внутри своего длинного одеяния, также ставшего более ярким – на нем появились длинные полосы розового и голубого цвета, как в волосах Миас. Вытащил что-то клювом, сделал несколько прыжков и положил подарок Джорону на грудь. Это была ракушка, спираль из белого кальцита, с изящными зелено-голубыми линиями, сходившимися в центре.

– Ракушка, – сказал Джорон.

– Хорошая ракушка, – сказал ветрогон.

Он почистил клювом перо на плече, потом слегка его приподнял, и Джорон залюбовался игрой красок.

То, что казалось белым, на самом деле было совсем иным; сотни цветов, все разные и очень красивые.

– Женщина корабля тебя послала, – сказал ветрогон.

– Это был мой долг, ветрогон, – ответил Джорон.

– Лучше послать меня, – хрипло сказал ветрогон.

– Я не думаю, что они стали бы с тобой разговаривать, – возразил Джорон.

– Убить их, – сказал ветрогон. – Боль Джорон.

– Если бы ты их убил, мы бы не получили нужную нам информацию.

– Плохие вещи. – Он прочертил линию ногой по костяному полу каюты. – Плохие вещи, – повторил он.

– Да, и Миас их остановит, – сказал Джорон.

– И Джорон! И ветрогон!

– Да, – кивнул Джорон.

– И Фарис, и Меванс, и Серьезный Муффаз, и Анзир, и… – Ветрогон принялся радостно перечислять имена членов команды, и Джорон не сомневался, что, если он его не прервет, тот назовет всех, кто находится на борту корабля.

– Да. Все мы, – подтвердил Джорон.

Говорящий-с-ветром прыгнул вперед, его маска уставилась на лицо Джорона.

– И даже спасем лишенных ветра?

– Да, – сказал Джорон, который почувствовал, что на него накатилась усталость, а голос заметно ослабел.

Ветрогон продолжал его изучать.

– Хм-мм, – сказал он, склонив голову. – Хм-мм.

– Они забрали мой поющий голос, ветрогон, – сказал Джорон, он дрогнул, и по его щеке скатилась одинокая слеза. – Раньше я пел с отцом и с тобой, мы пели кейшану, существу, которое нас спасло. Но они забрали мой голос.

Ветрогон продолжал смотреть на него сверху вниз, потом протянул крылокоготь, опустил маску и открыл огромные сияющие глаза, спрятанные под ней, – тайну, которую они разделяли. И вновь Джорон увидел в своих мыслях летящих аракесианов, но не как темную изящную резьбу – это были великолепные, сияющие, волшебные существа из легенды.

– Песня не в голосе, Джорон Твайнер, – сказал ветрогон, пусть и не своим обычным голосом, который Джорон обычно слышал. – Песня здесь. – Он вернул маску на прежнее место. Джорон почувствовал, как крылокоготь коснулся его груди. – Спать, Джорон Твайнер, – каркнул он. – Джорон Твайнер устать.

Он ушел, а Джорон погрузился в спокойный сон, и ему больше не снились кошмары, в которых он был заточен в ящике.

Дни проходили быстро. Сон и еда. Корабль потрескивал и стонал. Джорона навещали ветрогон, команда и Миас. Гаррийя приносила отвратительного вкуса снадобья, от которых, хотя они и вызывали тошноту, ему становилось лучше. Иногда он слышал голос Динила, который отдавал приказы на палубе, но ни разу его не видел, смотрящий палубы так к нему и не зашел. Некоторые раны невозможно вылечить лекарствами. Когда Миас наконец разрешила Джорону вернуться на палубу, чтобы получить шляпу с двумя хвостами, которую ему отдала, Динил даже не попытался скрыть своего отвращения, отвернулся и стал смотреть на море.

– Семь клювозмеев плывут перед нами, хранитель палубы, – сказала Миас.

– Да, – ответил он, – у меня такое ощущение, что мы движемся с хорошей скоростью.

Она кивнула, подошла к нему ближе и заговорила так, чтобы ее слышал только он.

– Присмотри за моим кораблем, хранитель палубы.

– Обязательно, супруга корабля.

– Я знаю, – сказала Миас. – Эйлерину известно, где меня встречать. Через десять дней.

Он хотел сказать: «А если тебя там не будет?» Но промолчал. Джорон не собирался привлекать внимание Старухи.

– А что будет, когда ты получишь нужную информацию, супруга корабля? – спросил он.

– Мы отправимся на поиски наших людей.

Он кивнул. У Миас все получалось просто.

Команда выстроилась на сланце палубы, заиграла волынка, и Миас покинула борт. Они смотрели, как флюк-лодка встает на крыло и ловит ветер, а потом становится все меньше, превращаясь в точку в бескрайних просторах океана. Когда Миас исчезла, проглоченная горизонтом, Джорон отдал приказ, команда поднялась на мачты, они поставили дополнительные крылья, веревки натянулись, и «Дитя приливов» заскрипел и застонал, ветер ударил в крылья, корабль стал постепенно набирать скорость.

– Я думаю, мы сегодня хорошо полетаем, хранитель палубы. Так что должна появиться еще пара клювозмеев, – заметил Серьезный Муффаз, стоявший на своем месте у главной мачты.

– Я полагаю, ты прав, мать палубы, – ответил Джорон, стараясь сдержать улыбку, ему казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он стоял на палубе, «Дитя приливов» мчался вперед, а ветер трепал его волосы.

Он скучал по таким мгновениям. За Серьезным Муффазом стояла злобная, жестокая Квелл и ухмылялась, глядя Джорону в глаза и натягивая веревку. По ней он совсем не скучал.

Проходили дни, «Дитя приливов» летел, безостановочно двигаясь к цели, и Джорон начал беспокоиться, что они прибудут на место встречи с Миас слишком рано. Эта мысль его преследовала, и он много времени проводил на корме корабля, размышляя о мелочах, которые мог сделать для команды, об отдыхе для них после хорошо сделанной работы. Шли дни, ветер оставался попутным, соленые брызги летели в лицо, даже злобные взгляды Динила и таких как Квелл, Спракин и остальных членов ее банды, не могли испортить Джорону настроение. Его тело, как и разум, исцелялись. Если бы и с голосом происходило то же самое.

Как и все хорошее, это не могло продолжаться долго.

Шторм налетел с севера, как почти всегда на Ста островах. Угрожающие тучи медленно собирались на горизонте, на фоне неба появились темные полосы дождя.

– Старуха хмурит лоб, – сказал Серьезный Муффаз Динилу, и смотрящий палубы бросил взгляд на море.

– Да, – сказал он, – прольется кровь.

Джорон стоял на корме и смотрел. Когда Глаз Скирит оказался в высшей точке, огромные волны уже поднимали и швыряли «Дитя приливов» далеко вниз, весь мир исчезал, оставалась лишь вспененная вода. В такелаже свистел ветер, и Джорон приказал спустить главные крылья. Тучи продолжали собираться, пошел дождь, ледяные иголки, пробивавшие одежду, обжигали кожу команды. А они работали по-настоящему – чем сильнее становился ветер и выше волны, тем больше следовало сделать. «Дитя приливов» нуждался в постоянных поправках в такелаже и крыльях. Ходить по сланцу палубы стало очень непросто, иногда это напоминало подъем по крутому склону, а порой – спуск по почти отвесному берегу.

К ночи шторм разошелся вовсю. Джорон приказал спустить все крылья, кроме самых верхних. Выл ветер, вода мощными потоками омывала палубу. Джорону приходилось постоянно кричать, чтобы его услышали на фоне ревущего ветра, он промок до нитки. Но что хуже того, начали сказываться его болезнь и рана, он это чувствовал и понимал. Он был недостаточно быстрым, сильным и выносливым. Джорон сомневался в принятых решениях – ему часто хотелось отменить только что отданный приказ. От крика еще сильнее болело горло; резь, которая, казалось, уже исчезла, вернулась.

– Хранитель палубы, – крикнул Динил, перекрывая вой ветра.