За исключением ветрогона.

Говорящий-с-ветром преодолел свой ужас перед Северными штормами и вернулся в прежнее состояние неизменного любопытства. Сейчас его завораживали гребцы. Дети палубы с интересом поглядывали на ветрогона, достойно реагируя на его интерес. Обычные моряки побаивались говорящих-с-ветром, но команда «Дитя приливов» относилась к нему с той же любовью, которая предназначалась только для Черного Орриса, сквернословившей черной птице, поселившейся на такелаже «Дитя приливов».

– Это зачем? – спросил ветрогон, указывая на уключины.

– Чтобы весло на них опиралось, – ответила Фарис со своего места на корме лодки. – Так детям палубы легче грести.

– Зачем грести? – спросил ветрогон, его острый клюв открывался, и слова вываливались из горла, не сформированные языком и губами, как положено. – Я делаю воздух. – Он показал на свернутые крылья корабля когтем, которым заканчивался его локоть под крылом, спрятанным под разноцветными одеждами.

– Береги силы, ветрогон, – сказал Джорон. – Дети палубы гребут потому, что скорость сейчас не имеет существенного значения. Твоя магия может пригодиться позднее, и сейчас глупо ее тратить.

– Джорон Твайнер не умный, – пронзительно закричал ветрогон и перескочил на нос маленькой лодки, где встал рядом с Джороном. Затем он повернулся всем телом в сторону громады торговца, вздымавшейся впереди. – Плохие вещи, – сказал он. – Плохие вещи начинаются здесь.

– Какие плохие вещи? – спросил Джорон.

– Возвысь свой голос, Зовущий, – сказала Гаррийя, сидевшая на дне лодки, рядом стояла сумка с ее лекарственными растениями. – То, что давно похоронено, сейчас снова выходит на свет.

– Что ты имеешь в виду? – Ее слова казались ему странными предметами, которые плавали вокруг него.

Он чувствовал, что существует в лодке с налегавшими на весла детьми палубы отдельно от всех. Шум моря отступил, ярко окрашенная одежда потускнела, и в его ушах звучал только голос Гаррийи.

«Кейшан поднимается, Джорон Твайнер, кейшан поднимается».

К нему вернулись все звуки, старая женщина сидела на дне лодки и рылась в своей сумке, словно не сказала ни слова.

Быть может, она молчала?

Прежде он бы в этом не усомнился, но в последнее время Джорон уже не был так уверен в собственных чувствах. Возможно, причина состояла в том, что он слишком долго обходился без сна, или его изменило что-то другое, но ему не нравилось думать о таких вещах. Он почесал верхнюю часть предплечий, где у него побаливала кожа. Он уже не сомневался, что его поразила гниль-кейшана, и одновременно надеялся, что причина в другом, но не осмеливался с кем-то поделиться своими тревогами – сначала гниль приносила язвы, а потом безумие. Все чаще у него появлялись причины сомневаться в окружающем мире, не верить собственным глазам и ушам.

Могла ли гниль-кейшана овладеть человеком так быстро? Мастер костей Коксвард болел ею, но многие годы. А вдруг у каждого она протекает по-разному?

– Будьте осторожны внизу! – раздался крик, и Джорон встряхнулся, когда с торговца начала спускаться веревка.

Он привязал к ней флюк-лодку и взобрался по борту на корабль. Вслед за ним последовал ветрогон, который без всяких усилий поднялся на «Сокровища девы», даже не воспользовался веревкой или лестницей, его ноги с когтями и крылья были отлично приспособлены для подъема по вертикальным поверхностям. Нет, ветрогоны не являлись существами открытого моря, и Джорон не сомневался, что так было всегда. Если бы они не обладали умением управлять ветрами, никто не привел бы их к морю, где большинство говорящих-с-ветром страдало от боли, когда им приходилось использовать жившую у них внутри магию. Их ветрогону по-прежнему требовалось сойти на берег, чтобы получить новый заряд от ветрошпиля, но он мог удерживать больше магии, чем любой другой ветрогон, и под его нарисованной маской были глаза. Тайна, которую он разделил с Джороном, – ветрогонов ослепляют в ранней молодости, чтобы помешать им сбежать.

Джорон всегда верил, что так поступают для того, чтобы сохранить им жизнь.

Но за последнее время он услышал столько лжи, что у него возникли сомнения в правдивости этого утверждения.

На палубе «Сокровищ девы» Миас уже начала выносить женщин и мужчин наверх. Это были сломленные люди, практически скелеты, их тела покрывали язвы, которые сразу узнал Джорон – у них ужасно чесались плечи, – и еще он обратил внимание на дикие, испуганные глаза. Он смотрел на огромного Серьезного Муффаза, мать палубы, сортировавшего тех, кого приносили снизу. Часть укладывали справа, но большинство отправляли к левому борту.

Здесь были собраны люди самых разных рас и цвета кожи, живущих на Ста островах, и Джорон не мог понять, что произошло: пленников явно захватили не в результате какого-то рейда, иначе все они принадлежали бы к одному и тому же народу, скорее, это напоминало сбор представителей всех народов островов.

Миас перехватила Джорона, который направлялся с Гаррийей к больным, и быстро отвела их в сторону.

– Джорон ведь сказал тебе, чтобы ты принесла лекарства, которые позволят несчастным легко уйти?

– Да, супруга корабля. Однако я постараюсь спасти всех, кого сумею, – ответила Гаррийя.

– Ну, весьма возможно, таких будет совсем немного. Серьезный Муффаз отправил направо всех, кого, по его мнению, можно спасти, остальные, ну… – она прикусила губу, – лучше дать им уйти, чем заставлять страдать, полагаю, так будет правильно.

– Зачем убивать… – начал ветрогон, но рука Миас метнулась к нему и сжала клюв.

– Помолчи, ветрогон, – сказала она. – Я не стану рисковать: нельзя, чтобы живые услышали мои слова. Не исключено, что они сочтут мое решение неправильным, если увидят, что я отправляю на смерть их любимых. – Она отпустила клюв ветрогона, а затем повернула в сторону его голову.

И Джорон услышал, как из клюва вырвался негромкий, но пронзительный крик.

– Я не сказала, что ты должен молчать, ветрогон, – добавила Миас, и существо разочарованно крикнуло, привлекая к себе все взгляды.

– Странные существа! Странные существа. Сначала молчать. А теперь говорить. Не имеет смысла.

– Она не хочет, чтобы больные тебя услышали, ветрогон, – сказал Джорон, и хищный изогнутый клюв повернулся так, что нарисованные на маске глаза уставились на Джорона.

– Зачем приводить ветрогона? – спросил он.

– Потому что мне нужна твоя помощь, – сказала Миас. – А теперь пойдем, мы поговорим внизу.

Когда они спустились на нижнюю палубу, Джорон и Миас снова завязали тряпицей лица.

– Зачем так делать? – спросил ветрогон.

– Запах, – ответил Джорон.

– Люди плохо пахнут, – заявил ветрогон.

Они спустились по лестнице в темноту и почти непереносимую вонь. Миас выругалась, поднялась наверх и сразу вернулась с факелом. Интересно, что могло произойти, если она умудрилась забыть вещь, которая ей требовалась. Это было совсем на нее не похоже.

– Там, – сказала Миас, показывая на дверь перед ними, – находятся твои соплеменники, ветрогон. Они выглядят так, как и должны выглядеть в таком месте, но я не знаю, почему они здесь оказались.

– Чтобы корабль летал, – сказал он, не глядя на Миас.

– Их там слишком много для такого корабля, – сказала Миас. – И, если ты прав, то почему они находились здесь, а не на палубе, когда корабль попал в беду? Нет, тут какая-то тайна, ветрогон. – Она подняла факел повыше.

– Для меня? – спросил ветрогон.

– Да. Если судить по тому, как здесь обращались с людьми, я не понимаю, почему к ветрогонам относились лучше, и едва ли они проявят к нам доверие. – Но когда они увидят своего соплеменника, то, быть может, поведут себя иначе.

Говорящий-с-ветром согнул коготь на крыле и взял у Миас факел. Затем вытянул голову так, что его клюв оказался напротив лица Миас.

– Убивать ветрогонов, тоже? – спросил он.

– Это твой народ; ты сам должен понять, когда их страдания станут невыносимыми. Так что ты будешь решать их судьбу.