И они пошли дальше, продолжая рубить лианы направо и налево. Анзир останавливалась, чтобы послушать, не рыщет ли кто-нибудь в лесу, люди или звери, но Джорон знал, что предпочел бы сразиться с любым количеством женщин и мужчин, но не с жутким черным туниром, которого видел на пляже.

Неожиданно он обнаружил, что рубит лианы рядом с Фарис. У нее кровоточила рана на руке, и Джорон видел, что каждый взмах курнова вызывает у нее боль.

– Откуда ты, Фарис? – спросил он, стараясь отвлечь ее от боли, – особого интереса к ее прошлому он не испытывал.

– Из Фолхьюма, хранпал, – ответила она. – Старый остров. Раньше там складывали сердца кейшанов, и среди рожденных на острове женщин и мужчин никогда не было дарнов.

– Лишь немногие из нас дарны или избранники, – сказал Джорон.

– Моя мать умерла во время родов, а в остальном прежде я была безупречна. – Она показала на обожженное лицо и отвернулась, словно испытывала стыд.

Джорон пожалел, что начал этот разговор, ведь он не хотел причинять Фарис боль, к тому же не знал, как исправить положение.

– Моя мать тоже умерла во время родов, – сказал он, чтобы она не чувствовала неловкости.

– Правда? – удивилась Фарис.

– Да. Мой отец вырастил меня как рыбака.

– Мой отец умер, когда я была маленькой, – сказала Фарис. – И дядя продал меня флотскому вербовщику. – Джорон не ответил. Он всего лишь хотел отвлечь Фарис, но теперь она явно собиралась рассказать ему историю своей жизни, а он не был уверен, что хочет ее знать. – И я служила на корабле, который назывался «Сердце кейшана». Однажды ночью костеклей загорелся, и я оказалась запертой в трюме. Мне удалось выбраться, хотя многие там остались. Все думали, что я умру в жилище Старухи от огня, ну, ты понимаешь?

– Но ты уцелела. – Он старался говорить небрежно.

Старался не думать, каково это – оказаться на горящем костяном корабле.

– Я часто об этом жалела, хранпал, – сказала Фарис, ее голос дрогнул, и она снова отвернулась от Джорона.

– Ну, если это поможет, Фарис, я очень рад, что ты осталась жива, – сказал он.

Когда она снова на него посмотрела, он увидел слезы у нее в глазах, а на щеках мокрые дорожки.

– Благодарю, хранпал, – ответила она.

Джорон подумал, что ему следовало спросить у Фарис, как она попала на черный корабль, но он не стал, решив, что она может воспринять вопрос как приказ. Такие вещи оставались тайной детей палубы, и они раскрывали ее только по собственному желанию.

– Пойдем, – сказал Джорон, повысив голос, чтобы все его услышали. – Миас не взяла башню, я все еще не вижу дыма. Если мы не поспешим, то не успеем к решающему штурму, а кто знает, какие богатства прячут в башне рейдеры?

На лицах его людей появились хищные усмешки, хотя Джорону пришлось стиснуть пальцы на рукояти клинка, чтобы справиться с дрожью, появившейся при мысли о возможной схватке. Когда он прикрыл глаза, то увидел рейдеров, бегущих к нему через поляну, вновь ощутил пронизывающий, вызывающий оцепенение страх, заставивший его оставаться на месте.

Странно, но, несмотря на страх боли и смерти, он вел свой отряд им навстречу – сквозь шипы и переплетение лиан, тщетно пытаясь разглядеть дым и периодически посылая вперед разведчика. У него почти онемела рука от бесконечных ударов курнова, ныли ноги от необходимости постоянно перешагивать через корни и продираться сквозь кустарник. Болела голова – он слишком долго старался сохранить внимание, чтобы заметить новые угрозы, которые могли в любой момент появиться из леса.

И все же когда раздался крик:

– Я вижу башню! – Джорону показалось, что это произошло слишком скоро.

Все вокруг замедлило свое движение. Они больше не пытались соблюдать тишину, прорубая себе путь через лес, теперь они крались вперед, Анзир все еще оставалась во главе отряда. А Джорон проверил у всех на руках черные повязки, показывавшие, что они мертвы.

У границы леса, где запах регулярных пожаров, которые устраивали, чтобы очищать от растительности пространство вокруг башни, стал особенно сильным, Джорон услышал голос.

Сначала совсем слабый, один из тысячи звуков, наполнявших лес, с трудом пробивавшийся сквозь птичий щебет, гудение насекомых, шелест ветра и потрескивание стеблей джиона и вариска. Потом он различил имя «Миас», повторявшееся снова и снова, точно мантра. И, как только они приблизились к башне, Джорон уловил насмешку, мужчина смеялся над Миас, и что-то в его голосе показалось ему знакомым.

– …великая Миас Джилбрин, знаменитая супруга корабля. Удачливая Миас! Ты оказалась не такой уж и удачливой. – Кто это мог быть? – Ты растратишь попусту свою команду, атакуя мою башню, так волна разбивается о скалы. Идите все сюда, вы ничего не должны Миас Джилбрин. Отрубите ей голову и принесите мне, я вас впущу и поделюсь моими будущими богатствами!

Значит, рейдеры, засевшие в башне, знают про кейшана и его приближение, и Джорон понял, что теперь у них не осталось выбора: они должны захватить башню.

– Фарис, – сказал Джорон, – заберись на джион. Проверь, появились ли в поле зрения аракисиан и сопровождающие его корабли, и посмотри, где находится супруга корабля.

– Есть, хранпал. – Она поспешила к джиону, и ее ноги быстро нашли опору на толстом резиновом стебле.

Пока она поднималась, Джорон осторожно приблизился к краю леса, где из почерневшей земли торчали фиолетово-розовые корни вариска, отвел в сторону лист джиона в форме веера и посмотрел на башню. На самом деле она была не такой и большой. Трехэтажное квадратное строение, сложенное из глиняных кирпичей, недолго продержалось бы против большого дуголука, тут у Джорона не оставалось ни малейших сомнений. Но с тем же успехом он мог пожелать, чтобы Скирит с воем спустилась с небес и отложила яйцо на вершине башни. Без дуголука она была неприступной, и доказательство тому лежало на выжженной земле: два тела, пронзенные стрелами и застывшие в судорогах смерти.

Мужчина на вершине башни продолжал говорить, и Джорон прищурился, пытаясь его разглядеть. Иногда ему удавалось увидеть голову, которая перемещалась вдоль стены с бойницами.

– Принесите мне ее голову, девочки и мальчики. Сейчас вы не на корабле, мы свободный отряд, мы устанавливаем свои законы, и я приветствую девочек, как и мальчиков. Я никого не отвергну и…

Канвей. На вершине башни находился Канвей.

Канвей, который предпочел сбежать, чтобы не участвовать в первом неудачном сражении «Дитя приливов». Джорон не представлял, как Канвей сюда добрался, но подозревал, что за этим стоит жестокая рука Старухи, дающей шанс отомстить обиженным. Но кому Старуха предлагает кровь? Миас, за предательство Канвея, или желает, чтобы Канвей закончил то, что не сумел сделать в Корфинхьюме при помощи копья?

– Хранпал? – Джорон обернулся и увидел, что за его плечом появилась Фарис.

– Да, Фарис. Что тебе удалось увидеть?

– Я видела входящего в канал кейшана, – ответила Фарис. – Он находится не более чем в сорока оборотах часов.

– У нас совсем мало времени, чтобы взять башню, – сказал Джорон.

– Кроме того, я видела «Оскаленный зуб» и «Жестокую воду», но они не впереди зверя.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Джорон.

– «Оскаленный зуб» отстал, а «Жестокая вода» идет возле шеи кейшана.

– Но ведь так не удастся остановить болты из дуголуков, – пробормотал Джорон.

– Вот и я так подумала, хранпал, – сказала Фарис. – Нас предали?

– Я не знаю, – ответил Джорон. – Ты видела супругу корабля?

– Ее не видела, но человек на башне – Канвей. – При упоминании его имени Джорон почти не сомневался, что слышит у себя за спиной шепот: «Предатель!»

– Да, я узнал его голос.

– Хорошо, что он здесь, – заявила Старая Брайрет. – Я с огромным удовольствием проткну его своим клинком. Он слишком часто лез туда, где его никто не ждал.

– Я уверен, что у тебя появится такой шанс, – сказал Джорон. – Что-то еще, Фарис?

– Да. – Она показала направо, в сторону огромного джиона, который возвышался над всеми остальными, а его гигантские пурпурные листья, имевшие форму сердца, окружали крону. Но на самом верху один лист был оборван. – Оттуда я смогу еще лучше изучить башню и поляну вокруг нее.