— Я обратился к женам советников. Времени было мало, и я решил, что они обладают бо́льшим влиянием, чем дети. Возможно, так оно и есть. Но я отнесся к вам как к украшению и даже не подумал спросить о ваших мыслях и чувствах. Это не красит меня.

— Я женщина, — сказала Ана тоном, в котором она ухитрилась совместить пренебрежение и вызов. «Я женщина, и нас всегда продают, выдают замуж, делают символами власти и союза». Ота улыбнулся, удивившись, что испытывает настоящую печаль.

— Да, — сказал он. — Вы — женщина. Как и моя сестра, моя жена, моя дочь… Я — из всех мужчин в мире — должен был знать, что это означает, но забыл. Я так спешил исправить то, что сделал плохо, что сделал плохо и это.

Она опять хмуро посмотрела на него, как уже делала раньше, во время путешествия в Сарайкет. Судя по выражению ее лица, он говорил на языке птиц или выбрасывающих камни вулканов. Ота хихикнул.

— Я не собирался относиться к вам с неуважением, Ана-тя. То, что я сделал, опозорило меня. Я принимаю ваше извинение, и, надеюсь, вы примете мое.

— Я не выйду за него, — сказала она.

Ота допил остаток чая и поставил пустую пиалу на лакированный поднос.

— Моего сына, вы имеете в виду, — сказал Ота. — И останетесь с другим мужчиной. Ханчатом? Не имеет значения, какая цена и кому придется ее платить, никакой мужчина не заслуживает вашего внимания? Если это уничтожит вашу страну и мою, пусть так и будет.

— Я… я не… — сказала девушка. — Это не…

— Я знаю. Я понимаю. И я это говорю. Данат — хороший человек. Лучше, чем я в его возрасте. Но то, что вы выберете, будет целиком ваш выбор, — сказал Ота. — Если мы с вами что-то выяснили, то только это.

— Не его?

— Решение Даната — женится ли он на вас, — с улыбкой сказал Ота. — Совсем не то же самое.

После чего он решил уйти. Момент казался самым подходящим, он не мог придумать ничего, что еще мог бы сказать. Когда он наклонился вперед, собираясь встать, Ана заговорила опять:

— Ваша жена содержала гостиницу. Вы не бросили ее. И никогда не брали вторую жену, хотя тем самым оскорбили весь утхайем.

— Так оно и было, — сказал Ота и с ворчанием встал. Было время, когда он мог сидеть или стоять молча. — Но я женился на ней не для того, чтобы произвести впечатление на других людей. Я сделал это потому, что она была Каян и в мире не было другой такой.

— Тогда как вы можете просить Даната соблюдать традицию, если сами нарушили ее? — спросила она.

Ота внимательно посмотрел на нее. Она, казалось, опять разозлилась, но как на Даната, так и на себя.

— Просить, — сказал Ота, — самое лучшее, что я могу сделать. Я серьезно повредил мир, хотя в то время казалось, что для этого были очень хорошие причины. Я бы хотел восстановить его, хотя бы частично. С его помощью. И с вашей.

— Я все это не ломала, — сказала Ана, упрямо выставив подбородок. — Как и Данат, кстати. Нечестно, что мы должны жертвовать собой для того, чтобы исправить ваши ошибки.

— Да, нечестно. Но я сам не могу их исправить.

— Тогда почему вы думаете, я могу?

— Ну, я верю в вас обоих, — сказал он.

К тому времени, когда он вернулся в свои комнаты, Идаан уже ушла, оставив краткую записку — она вернется утром и у нее есть к нему пара вопросов. Ота сел низкий диван около очага, его глаза глядели в никуда. Он спросил себя, как бы Эя поговорила с гальтской девушкой и за что он на самом деле просил прощения. Его сознание уплыло, и он даже не понял, что лег, пока его не разбудил холодный свет зари.

Он сидел в личной купальне, горячая вода расслабляла узлы, оставшиеся в спине после сна, когда появился слуга и объявил о приходе Синдзя. Ота подумал о тех усилиях, которые требуются, чтобы встать, обсушиться и одеться, и приказал слуге впустить его. Синдзя, одетый в простое полотно и кожу солдата, выглядел как капитан наемников, а не ближайший советник императора. Он сел на край купальни и посмотрел на Оту. Слуга налил чай для новоприбывшего, принял ритуальную позу ухода, предполагавшую, что он вернется по первому требованию, и ушел. Дверь скользнула, плотно закрывшись за ним, навощенные деревянные полозья двигались тихо, как дыхание.

— Что произошло? — спросил Ота, боясь ответа.

— Я собирался спросить то же самое. Ты говорил с Аной Дасин прошлым вечером?

— Да, — сказал Ота.

Синдзя отпил чай, прежде чем заговорил:

— Ну, не знаю, что ты ей сказал, но сегодня утром я получил посыльного от Фаррера Дасина. Он предлагает свои корабли и своих людей для флота Баласара. Как раз сейчас генерал встречается с ним, чтобы обсудить детали.

Она наклонился вперед, вода вокруг него закрутилась.

— Фаррер-тя…

Синдзя поставил стакан с чаем.

— Сам лично. Не Иссандра, не один из его слуг. И почерк был его. Там не было деталей, только предложение. Раньше, каждый раз, когда Баласар спрашивал, он отвечал сдержанно и пренебрежительно. Похоже, что-то изменилось. Если это то, чем кажется, то мы отплывем через несколько дней и туда приплывет настоящая боевая эскадра.

— Это… — начал Ота. — Я не знаю, как это произошло.

— Я тут поплавал в дворцовых сплетнях, стараясь понять, что вызвало такое изменение, и услышал только одну наполовину правдоподобную версию: Ана Дасин встретилась с Данатом-тя, после чего отправилась во второсортную чайную, выпила больше, чем считается здоровым и пришла сюда. Поговорив с тобой, она вернулась в старый дом поэта; фонари горели всю ночь и погасли только тогда, когда солнце встало.

— Мы не говорили о флоте, — сказал Ота. — Даже речи не было.

Синдзя расшнуровал сандалии и сунул ноги в теплую воду купальни.

— Почему бы тебе не рассказать, о чем вы говорили? — спросил Синдзя. — Похоже где-то, посреди разговора, ты сделал что-то правильное.

Ота пересказал встречу, вставая из воды и вытираясь. Синдзя внимательно слушал, по большей части, и только один раз рассмеялся, когда Ота рассказал о том, как извинился перед девушкой.

— Ну, вероятно, это сделало больше, чем любое другое, — сказал Синдзя. — Император Хайема в разговоре с дочерью высшего советника ругает себя за неуважение к ней. Боги, Ота-кя, как низко ты ценишь свое достоинство. Я даже не знаю, как ты ухитрился все эти годы сохранять власть.

Ота промолчал, его руки сложились в позу вопроса.

— Ты извинился перед гальтской девчонкой.

— Я плохо отнесся к ней, — сказал Ота.

Синдзя поднял руки. Это не было никакой формальной позой, но, скорее, говорило о сдаче. Что бы там Синдзя не понял, он явно отчаялся когда-либо узнать.

— Расскажи мне остальное, — сказал Синдзя.

Больше ничего особого не было, но Ота покорно рассказал все. Он сам одел платье. Слуги смогут поправить его, когда встреча закончится. Синдзя выпил еще одну пиалу чая. Вода в купальне успокоилась и стала ясной, как воздух.

— Ну, — сказал Синдзя, когда Ота закончил, — везде столько неожиданностей.

— Ты думаешь, что Ана-тя вступилась за нас.

— Не могу найти другую причину, — сказал Синдзя. — Она — интересная девушка, необычная. Быстро приходит в ярость и в столкновениях такая же крепкая, как вареная кожа, но, как мне кажется, она прониклась к тебе добрым чувством. Ты все сделал очень умно.

— Я не имел в виду, что это был заговор, — сказал Ота.

— Скорее это то, что заставило заговор заработать, — сказал Синдзя. — Иссандра и Данат должны услышать об этом побольше. Ты знаешь, что один маленький заговор уже начал трещать по швам?

— Что ты имеешь в виду?

— Фальшивую любовницу Даната. Шиия Радаани? Похоже твой парень влюбился в нее по-настоящему. Или, если это не любовь, то, по меньшей мере, кровать. Сегодня утром я услышал очередную сплетню. Поздно вечером Шиия вошла в комнаты Даната и до сих пор оттуда не вышла.

Ота одернул рукава, его брови попытались заползти на лоб. Синдзя кивнул.

— Возможно, это часть плана Иссандры? — спросил Ота.

— Тогда она лучший игрок, чем я.

— Я проверю все это.