И ещё у него были рога.

Три чёрных рога, если быть точным, торчащих изо лба под разными углами. Один был длинный, ещё два – просто пенёчки. И это ещё не все. Рубашка у него на спине разошлась, оттуда торчал острый гребень, на левой руке появился серо-зелёный нарост. Лицо у него было восковое и перекошенное, разбухшее от внутреннего давления. Глаза пылали огнём.

«Вот неожиданность!» – подумал я.

«Его сущность прорывается наружу из тела».

Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.

Пока мы смотрели, рога, гребень и нарост втянулись обратно в тело, словно бы могучим усилием воли. Ноуда аж задрожал от напряжения, но мгновение спустя они вылезли снова, ещё больше прежнего. Из открытого рта донёсся громовой голос:

– Ах! Как мне плохо! Меня снова жжёт, как прежде! Факварл! Где же Факварл?

«Он не в восторге, – заметил Натаниэль. – Видимо, его могущество просто слишком велико. Тело, в которое он вселился, распадается, и он утратил свою защиту».

«А что ж поделаешь, если он жрал людей с тех самых пор, как явился сюда? Вот его сущность, видать, и распёрло! – Я окинул взглядом простолюдинов, жмущихся внизу. – И похоже, что он до сих пор голоден».

«Ну ничего, мы с этим покончим. – Все недовольство и обида Натаниэля перевоплотились в холодный, жёсткий гнев. Его душа стала как кусок кремня. – Как ты думаешь, сумеем мы снять его отсюда?»

«Сумеем. Только целься получше. У нас всего один шанс. Бить надо наверняка».

«Ну и кто теперь констатирует очевидные вещи?»

Мы все ещё сидели пригнувшись и смотрели вниз сквозь узорчатые железные перила, ограждающие мостик. Едва Натаниэль приготовился встать, я на всякий случай выставил Щит: Когда мы нанесём удар, прочие духи, несомненно, возжаждут мести. Я прикинул возможные пути отступления. Отпрыгнуть назад, либо на пальму, либо на крышу суши-бара. Потом вниз, на пол. Потом…

Ладно, хватит. Нечего наперёд загадывать.

Натаниэль встал. Мы навели посох на Ноуду, произнесли слова…

И, как и ожидалось, раздался оглушительный взрыв.

Только не вокруг Ноуды, а вокруг нас. Мой Щит еле выдержал. Но и то нас отшвырнуло вбок вдоль мостика, мы пробили стеклянную стену дворца и вместе с дождём осколков полетели вниз, на крыльцо, и дальше, во тьму регулярного сада. Мы тяжело рухнули наземь, Щит лишь отчасти смягчил удар. Посох вырвался у нас из рук, отлетел и упал на дорожку.

В результате удара наше двойное сознание на время распалось; в течение нескольких секунд мы существовали в одной голове по отдельности. Пока мы лежали и охали независимо друг от друга, из дыры в стеклянной стене высоко вверху выплыло тело Хопкинса. Оно мягко опустилось на крыльцо и приблизилось к нам уверенным и ровным шагом.

– Это Мэндрейк, не так ли? – осведомился Факварл небрежным, светским тоном. – Ну и упрямы же вы, молодой человек! Будь у вас хоть капля мозгов, вы бы давно уже были за сто миль отсюда. Что такое в вас вселилось?

О, если бы он знал! Мы лежали на земле, отчаянно пытаясь собраться. Наше зрение мало-помалу прояснялось, разум воссоединялся.

– Владыка Ноуда, – продолжал между тем Факварл, – в данный момент несколько раздражителен и нуждается в аккуратном обращении. И его настроение не улучшится оттого, что вы ужалите его своей игрушкой.

– Ужалите? – прохрипел Натаниэль. – Да она сотрёт его с лица земли!

– Вы в самом деле так думаете? – Голос у Факварла был усталый и насмешливый. – Ноуда гораздо могущественней, чем вы можете себе представить. Он алчет энергии, он поглощает её, как губка. Видите, как он уже разросся? Вашему нападению он только порадуется, оно пойдёт ему на пользу. Нет, я бы разрешил вам попробовать, но я устал от непрошеных вторжений. Как бы то ни было, посох я сейчас заберу себе в личное пользование. – Он лениво поднял руку. – Что ж, прощайте!

Натаниэль раскрыл рот, чтобы завопить. Я перехватил инициативу и использовал его рот в лучших целях.

– Привет, Факварл.

Рука вздрогнула, её убийственная мощь осталась неиспользованной. В глазах Хопкинса двойные точки ярко-голубого света вспыхнули удивлением и растерянностью.

– Бартимеус?!

– Да, это я, тот самый маленький джинн.

– Но как… как…

Вот оно! Впервые за три десятка веков непоколебимая уверенность Факварла была нарушена моим появлением. Он не находил слов.

– Как такое может быть? Это уловка… чревовещание… иллюзия?..

– Нет. Это я, и я тут.

– Не может быть!

– Ну а кто ещё может знать правду о смерти Чингисхана? Помнишь ту славную кисточку отравленного винограда, которую мы подсунули ему в шатёр под самым носом его джиннов?[342] Факварл поморгал, поколебался.

– Так значит… это всё-таки ты.

– Да, старый приятель, теперь моя очередь устраивать сюрпризы! И я мог бы ещё упомянуть, что, пока вы с Ноудой тут развлекаетесь, половина вашего воинства уже перебита. И перебил её я.

Говоря, я чувствовал, как ворочается Натаниэль. Ему не нравилось беспомощно лежать на земле – природный инстинкт самосохранения побуждал его подняться на ноги. Я утихомирил его одной-единственной мыслью: «Жди».

– Ах ты, предатель!..

Факварл достаточно долго пробыл в теле Хопкинса: он облизнул губы точно так же, как сделал бы это человек.

– Эта потеря меня не тревожит: мир битком набит людьми, а в Ином Месте достаточно духов, чтобы заселить их всех. Но ты!.. Убивать своих же сородичей, защищать бывших угнетателей… Да у меня вся сущность выворачивается наизнанку при одной мысли об этом!

Он стиснул кулаки. Голос у него звенел от волнения.

– Мы с тобой не раз сражались друг с другом, Бартимеус, но всегда – по воле судьбы, по прихоти наших хозяев. А теперь, когда мы наконец-то сами стали хозяевами и нам следовало бы торжествовать вместе, теперь ты предпочёл совершить это из ряда вон выходящее предательство! И это ты, сам Сакараль-Джинни! Чем ты оправдаешь свои деяния?

– Это я предатель?!

Поначалу я только поддерживал беседу, выжидая, пока к нам вернутся силы после падения, но теперь я был слишком задет, чтобы вести себя осмотрительно. Голос мой звучал как старинный боевой клич, который некогда эхом разносился в сосновых борах и заставлял индейские племена ёжиться в своих вигвамах.

– Это ты навеки отвернулся от Иного Места! Кто же предатель, как не ты – ты, который бросил свой дом и подбил иных духов покинуть его навеки ради того, чтобы обманом захватить эти мешки с костями! А ради чего? Что вам может дать это злосчастное место?

– Месть! – прошептал Факварл. – Отныне месть – наш хозяин. Месть удерживает нас в этом мире. Она даёт нам цель!

– «Цель» – это человеческое понятие, – негромко ответил я. – Мы никогда прежде не нуждались в целях. Это твоё тело – оно ведь уже не просто личина, не так ли? Не просто преграда на пути боли. Это то, во что ты стремительно превращаешься.

Огонь в глазах Факварла негодующе вспыхнул, потом внезапно потускнел и приугас.

– Быть может, Бартимеус, быть может… – Голос был тих и печален; руки машинально одёргивали помятый пиджак. – Между нами говоря, я должен признаться, что ощущаю в этом теле некий дискомфорт, которого я не предвидел. Это совсем не то что прежняя острая боль. Скорее это тупой надоедливый зуд, пустота внутри, и эту пустоту не в силах заполнить никакие убийства. По крайней мере, пока. – Он невесело усмехнулся. – Но я всё-таки буду пытаться.

– Твоя пустота, – сказал я, – это то, что ты потерял. Связь с Иным Местом.

Факварл уставился на меня. Он помолчал.

– Если это правда, – тяжко промолвил он, – тогда и ты тоже её потерял. Ты такой же захватчик, как и я, Бартимеус, ты тоже обманом вселился в этого твоего молодого волшебника. Зачем же ты это сделал, если тебе это якобы так сильно не нравится?

– Потому что у меня выход есть, – сказал я. – Я своих мостов не сжигал.