– Умеет, конечно! Тихо! Она возвращается.
– Вот ключ, сэры, мадам. Не будете ли вы так любезны…
Директорша покатилась по тускло освещённому коридору. Вокруг, куда ни глянь, были сплошные дубовые панели, зеркала в золочёных рамах и бесполезные горшки на подставках. Проходя мимо, директорша указывала на разные сводчатые проходы.
– Вон там у нас столовая… Отделана в стиле рококо, с подлинной росписью Буше; а дальше, за ней, кухня. Слева от нас – большая гостиная, единственное помещение, где разрешается использовать демонов. Во всех прочих местах демонов держать воспрещается, поскольку это весьма негигиеничные, шумные и отталкивающие существа. Особенно джинны. Вы что-то сказали, сэр?
Кормокодран издал было яростный хрип, но тут же заткнулся.
– Нет-нет, ничего.
– Скажите, пожалуйста, – продолжала директорша, – а Саба – магическое общество? Да, я понимаю, мне, наверное, следует знать такие вещи, но, боюсь, мне слишком мало известно о других странах. В своей собственной стране и без того дел довольно, вы не находите? Куда уж тут интересоваться иностранцами, тем более когда большинство из них – дикари и людоеды. Вот лифт. Мы сейчас поднимемся на второй этаж.
Директорша и дипломаты вошли в лифт и развернулись лицом к двери. Когда двери уже закрывались, послышалось жужжание. И в смыкающуюся щель, не замеченное директоршей, впорхнуло противное насекомое, сплошные колючки и странные запахи. Насекомое приземлилось на рукав сабейской леди и подползло к её уху. И что-то коротко шепнуло.
Она обернулась ко мне и одними губами произнесла: «Номер двадцать три».
Я кивнул. Необходимая информация была получена. Четверо сабейских дипломатов переглянулись. И все как один медленно опустили головы и уставились на низкорослую директоршу. Та самодовольно распространялась о прелестях имеющейся в отеле сауны, не замечая, что атмосфера в лифте как-то сразу переменилась.
– Зачем уж так? – сказал я по-арабски. – Можно просто её связать.
– А вдруг она верещать примется? – возразила женщина-дипломат. – И потом, куда мы её денем?
– И то верно.
– Ну, давай!
Старый лифт полз медленно, но наконец прибыл на второй этаж. Двери раскрылись. Из лифта вышли четверо сабейских дипломатов, за которыми летело жужжащее насекомое. Самый массивный из дипломатов ковырял в зубах полированной шпилькой китового уса. Закончив это дело, он воткнул шпильку в землю объёмистого горшка с пальмой, что стоял возле лифта, и затопал по безмолвному коридору следом за остальными. Завидев дверь двадцать третьего номера, мы снова остановились.
– Что будем делать? – шёпотом спросила Мвамба.
Аскобол нетерпеливо махнул рукой.
– Постучимся. Если он там, мы взломаем дверь и схватим его. А если нет… – Тут поток его вдохновения иссяк, и Аскобол умолк.
– Войдём внутрь и подождём! – предложил Ходж, круживший над нашими головами.
– Эта женщина упоминала о страже, – предупредил я. – Придётся ещё и с ним разбираться.
– Думаешь, это так сложно?
Группа дипломатов подошла к двери. Мвамба постучала. Мы ждали, оглядывая коридор. Всё было тихо.
Мвамба постучала ещё раз. Круглая панель в центре двери пришла в движение. Древесные волокна текли и растягивались, мало-помалу принимая очертания лица. Лицо сонно моргнуло и произнесло писклявым, гнусавым голосом:
– Постоялец этого номера отсутствует. Пожалуйста, зайдите позже.
Я отступил назад и осмотрел низ двери.
– Довольно туго пригнано. Как вы думаете, сумеем мы тут протиснуться?
– Вряд ли, – сказала Мвамба. – Разве что в замочную скважину, если превратиться в дым.
Аскобол хихикнул.
– Бартимеусу и превращаться не придётся! Поглядите на его нижнюю половину – она уже полупрозрачная![306]
Кормокодран, нахмурившись, уставился на свой массивный торс.
– Не уверен, что сумею превратиться в дым. Терпеть не могу дыма!
Дверной страж, который все это слушал, сделался несколько озабочен.
– Постоялец этого номера отсутствует! – повторил он. – Пожалуйста, не пытайтесь войти. Иначе я вынужден буду принять меры.
Аскобол подступил ближе.
– Что ты за дух? Бес, да?
– Да, сэр! Я действительно бес! – гордо заявил страж – хотя, казалось бы, было б чем гордиться.
– Сколько планов доступно твоему зрению? Пять? Вот и хорошо. Взгляни-ка на нас на пятом уровне. Что ты видишь? Ага! Трепещешь?
Лицо в двери громко сглотнуло.
– Трепещу, сэр… А можно спросить – что это за туманное пятно висит справа?
– А, это Бартимеус. На него можешь не обращать внимания. Но мы, остальные, сильны и безжалостны, и мы требуем, чтобы ты впустил нас в номер. Что ты скажешь?
Пауза, тяжкий вздох.
– Я скован узами, сэр. Я вынужден вам воспрепятствовать.
Аскобол выругался.
– Значит, ты подписал себе смертный приговор! Мы – могущественные джинны, а ты – ничтожная клякса. Что ты надеешься сделать?
– Я могу поднять тревогу, сэр. Собственно, именно это я только что и сделал.
Послышались слабые хлопки, словно лопались пузыри, всплывающие со дна в жарком болоте. Дипломаты огляделись. По обе стороны от них, вдоль всего коридора, выныривали из ковра головы. Головы были вытянутые, как мячи для регби, гладкие и блестящие, чёрные, как жуки, с парой бледных глаз, посаженных у самого основания. Каждая из голов, оторвавшись от пола, взмывала в воздух, волоча за собой извивающуюся полосу щупалец.
– С этим надо разобраться быстро, тихо и чисто, – сказала Мвамба. – Хопкинс не должен узнать, что тут произошло.
– Ага.
Головы в несколько угрожающем молчании понеслись в нашу сторону.
Мы не стали дожидаться, чтобы посмотреть, что они предпримут. Мы принялись действовать, каждый в соответствии со своими личными особенностями. Мвамба вскочила на стену, забралась на потолок и свесилась с него в облике ящерицы, откуда принялась метать Спазмы в ближайшие головы. Ходж в мгновение ока вырос до своих обычных размеров, встряхнулся – и бесчисленные отравленные стрелы полетели во врагов. Из плеч Аскобола выросли оперённые крылья; он взмыл в воздух и выпустил Взрыв. Кормокодран сделался человеком-вепрем. Он опустил клыки, повёл массивными плечами и ринулся в рукопашную. Что до меня, я шмыгнул за ближайший горшок с пальмой, возвёл Щит, на какой меня хватило, и изо всех сил старался выглядеть как можно незаметнее[307].
Сдвигая поплотнее самые большие листья, я мимоходом призадумался: какую, собственно, опасность могут представлять летающие головы? Вскоре я это узнал. Как только пара голов подлетела поближе, они запрокинулись назад, щупальца раздвинулись, и из скрытых между них трубочек вылетели струи чёрной жидкости, оросившие все вокруг. Львиная доля залпа досталась Кормокодрану. Он взревел от боли: жидкость, попавшая на тело, жгла его сущность; она шипела, пузырилась, разъедала его облик. Тем не менее Кормокодран не собирался отступать. Напротив, он ринулся вперёд, мотнул клыкастой башкой – и голова полетела вглубь коридора. Взрыв Аскобола поразил вторую из голов. Голова разлетелась в воздухе, чёрная жидкость разбрызгалась на стены, заодно ещё одна порция досталась корчащемуся Кормокодрану, и несколько брызг попали даже на верхние листья моей верной пальмы.
Мвамба, свисавшая с потолка, метнулась в сторону, изогнулась и увернулась почти от всех брызг, кроме самых мелких. Зато её Спазмы нашли свою цель: тут и там несколько голов кружились и разваливались на куски. Ходжу с его ядовитыми стрелами тоже удалось подстрелить парочку: раненные им головы распухли, пожелтели, опустились на ковёр, а потом растеклись жидким гноем и исчезли.
Головы оказались на диво проворными. Они метались туда-сюда, норовя увернуться от стрел, Спазмов и Взрывов и зайти джиннам за спину, чтобы снова атаковать. Однако коридор оказался тесноват для такого манёвра. Кроме того, Кормокодрана обуяло боевое безумие. С оплавленными клыками, с размытым, дымящимся лицом, он ревел и нападал, размахивал кулаками, хватался за щупальца, давил головы копытами, словно не замечая брызжущей на него жидкости. Против такого врага головам было не устоять. Не прошло и минуты, как последняя из них бессильно плюхнулась на пол. Битва была окончена.
