– Ваше величество, прошу вас! Британцы уже в Пражском Граде! Мы обязаны перевезти вас в безопасное место…

– Но я не могу бросить моих птиц! Где мои волшебники? Вызовите их сюда!

– Сир, они все участвуют в битве…

– Ну, тогда где мои африты? Мой верный Феб…

– Сир, я уже несколько раз информировал вас, что…

Мой хозяин протолкался сквозь толпу.

– Сир, разрешите представить вам Квизл и Бартимеуса. Они будут содействовать нам в отъезде, а потом вернутся, дабы спасти ваших замечательных птиц.

– Как? Кошки? Две кошки?! Император побледнел и надулся.[145]

Мы с Квизл закатили глаза. Она превратилась в деву невиданной красы; я принял облик Птолемея.

– А теперь, ваше величество, прошу вас к восточной лестнице… – сказал мой хозяин.

В городе прогремели мощные взрывы; горела уже половина окраин. Через парапет, окружавший террасу, перемахнул мелкий бес с горящим хвостом. Он, скользя, подлетел к нам и замер на месте.

– Разрешите доложить, сэр! К замку прорывается множество неистовых афритов. Атаку возглавляют Гонорий и Паттернайф, личные слуги Глэдстоуна. Они очень ужасные, сэр. Наши отряды не могут выстоять перед их натиском.

Он умолк и оглянулся на свой дымящийся хвост.

– Разрешите поискать воды, сэр?

– А что големы? – осведомился Майринк. Бесенок содрогнулся:

– Так точно, сэр. Големы только что вступили в битву с врагом. Я, разумеется, старался держаться подальше от облака, но, кажется, британские африты несколько смешались и отступили. Так как насчет воды?

Император издал дребезжащий победный вопль.

– Прекрасно, прекрасно! Победа у нас в руках!

– Это лишь временное преимущество, – возразил Майринк. – Сир, нам нужно идти.

И, невзирая на протесты императора, его оторвали от клеток и потащили к калитке. Майринк и мой хозяин возглавляли процессию, следом за ними шел император, но его приземистой фигурки было не видно за толпой придворных. Мы с Квизл замыкали шествие.

Вспышка света. Через парапет у нас за спиной перемахнули две черные фигуры. Рваные плащи развевались у них за плечами, в глубине капюшонов горели желтые глаза. Они неслись через террасу большими летящими скачками, лишь изредка касаясь земли. Птицы в клетках внезапно умолкли.

Мы с Квизл переглянулись.

– Твои или мои?

Прекрасная дева улыбнулась мне, обнажив острые зубки.

– Мои.

И она осталась позади, чтобы встретить приближающихся гулей. А я побежал догонять свиту императора.

За калиткой под стеной замка шла вдоль рва на север узкая тропинка. Внизу полыхал Старый город, мне были видны бегающие по улицам британские солдаты и пражане, которые разбегались от них, сражались с ними и умирали от их рук. Но все это казалось ужасно далеким – до нас долетало лишь легкое дуновение. В небе, точно галки, носились стаи бесов.

Император наконец прекратил громко жаловаться. Свита молча торопилась вперед. Пока что все в порядке. Мы уже у Черной башни. Вот и восточная лестница. Путь был свободен.

Позади послышалось хлопанье крыльев, и рядом со мной приземлилась Квизл. Лицо у нее было серым. В боку зияла рана.

– Что-то не так? – спросил я.

– Это не гули. Там был африт. Пришел голем, уничтожил африта. Я в порядке.

Свита стала спускаться с холма. В водах Влтавы внизу отражались сполохи горящего замка, придавая реке скорбную красоту. Мы никого не встретили, никто не пытался нас преследовать.

Река была уже совсем рядом. Мы с Квизл переглянулись с надеждой. Город потерян, а с ним и вся империя, однако это бегство позволит нам спасти хотя бы остатки попранной гордости. Мы, конечно, питали глубочайшее отвращение к этому рабству, но при этом мы терпеть не могли проигрывать.

Засада подстерегала у самого подножия холма.

На ступени перед свитой внезапно с шумом и грохотом выпрыгнули шестеро джиннов и целая стая бесов. Император и придворные вскрикнули и отшатнулись. Мы с Квизл напряглись, готовые ринуться в бой.

Позади кто-то слегка кашлянул. Мы обернулись одновременно.

На пять ступенек выше нас стоял хрупкий молодой человек. Курчавые светлые волосы, большие голубые глаза, сандалии на босу ногу и тога в позднеримском стиле. В лице у него было что-то застенчивое и сентиментальное – как будто он из тех, что, как говорится, и мухи не обидят. Однако одна деталь, которая невольно бросилась мне в глаза, портила все впечатление: в руке он держал чудовищных размеров косу с серебряным лезвием.

Я проверил его на других планах, лелея слабую надежду, что это на самом деле всего лишь эксцентричный человек, нарядившийся для маскарада. Увы, нет. Это был африт, и притом довольно могучий. Я сглотнул. Дело запахло жареным.[146]

– Мистер Глэдстоун передает императору свои наилучшие пожелания, – произнес молодой человек. – Он хотел бы видеть его в своем обществе. Все прочие могут убираться восвояси.

Предложение звучало вполне разумно. Я вопросительно взглянул на хозяина, но тот яростно махнул рукой, приказывая мне вступить в бой. Я тяжело вздохнул и нехотя шагнул навстречу африту.

Молодой человек неодобрительно поцокал языком:

– Проваливай, слабак! Тебе против меня не выстоять.

Это оскорбление разожгло во мне ярость. Я вытянулся во весь рост.

– Берегись! – холодно ответствовал я. – Меня опасно недооценивать!

Африт похлопал ресницами с показным безразличием.

– Да ну? А ты кто такой? Имя-то у тебя есть?

– Имя?! – воскликнул я. – Есть, и не одно! Я – Бартимеус! Я – Сакар аль-Джинни, Н'гор-со Могучий, Серебряный Пернатый Змей!

Я сделал выразительную паузу. Молодой человек остался невозмутим.

– Не-а. Первый раз слышу. Так вот, не будешь ли ты столь любезен…

– Я беседовал с Соломоном!..

– Нашел чем хвастаться! – отмахнулся африт. – Кто с ним не беседовал? Скажем прямо, он ни одного из нас не пропустил.

– Я восстановил стены Урука, Карнака и Праги!..

Молодой человек хмыкнул.

– Это вот эти, что ли? Которые Глэдстоун за пять минут раскатал по камушку? А стены Иерихона – это, часом, не твоя работа была?

– Его, его! – встряла Квизл. – Один из его первых опытов. Он об этом предпочитает помалкивать, но…

– Слушай, Квизл!..

Африт провел пальцем вдоль лезвия косы.

– Последний раз предупреждаю, джинн, – сказал он. – Валяй отсюда. У тебя нет шансов.

Я пожал плечами, покоряясь своей судьбе.

– Мы еще посмотрим!

Ну что ж, посмотрели. И увидели, что африт был прав, – причем почти мгновенно. Мои первые четыре Взрыва он отразил взмахом косы. Пятый же, который я сделал действительно сокрушительным, полетел обратно в мою сторону. Меня смело с лестницы, и я покатился вниз с холма, рассыпая свою сущность. Остановившись, я попытался встать, но снова упал, корчась от боли. Моя рана была слишком велика, я никак не мог оправиться вовремя.

А наверху, на тропе, бесы уже набросились на придворных. Мимо меня пронеслись Квизл и коренастый джинн, вцепившиеся друг другу в глотку.

Африт с оскорбительной небрежностью принялся спускаться ко мне. Он подмигнул – и занес серебряную косу.

Но в этот миг вмешался мой хозяин.

Нельзя сказать, чтобы он был таким уж хорошим хозяином – например, он питал просто какое-то нездоровое пристрастие к Раскаленным Иглам, – но, с моей точки зрения, его последний поступок был лучшим деянием в его жизни.

Вокруг него кишели бесы. Они тянулись поверх его головы, ныряли у него между ног, – они рвались к императору. Хозяин издал яростный возглас и выхватил из кармана сюртука Взрывной жезл – один из этих новоделов, изготовленных алхимиками с Золотой улицы в ответ на британскую угрозу. Делались эти жезлы кое-как, на скорую руку, имели тенденцию взрываться раньше, чем надо, а иногда не взрывались совсем. В любом случае, при их использовании самым разумным было как можно быстрее швырнуть их куда-нибудь в сторону врага. Но мой хозяин – он же был типичный волшебник. Не привык он лично участвовать в битвах. Команду-то он выкрикнуть сумел, а вот дальше замешкался: держал жезл над головой и тыкал им в сторону бесов, словно никак не мог решиться, которого выбрать.