– Я понимаю, – очень серьезно ответил Фэб. – Давай уже спать.

– А руку на спине подержишь?

– Вот даже как?

– Фэб, ты когда руку положил, я сразу чуть не заснул, – признался Ит. – Ощущение очень приятное, честно.

– Господи… Ит, я пусть и бывший, но все-таки Встречающий. Эта техника – одна из самых простых и распространенных, – вздохнул Фэб. – У тебя действительно в голове какая-то дикая каша, и ты действительно от усталости соображаешь плохо. Иди сюда, ложись и давай твою спину. Выдумываешь невесть чего… хоть бы думал потише, что ли…

– Ну, извини, я же не знал.

– Ох, боюсь, много ты не знаешь, – пробормотал Фэб.

Утром Ит проснулся со странным ощущением легкого разочарования и потери – во сне он видел что-то очень хорошее, доброе, но, к сожалению, проснувшись, обнаружил, что ничего не помнит. Привстал, огляделся. Спал он все-таки в своем уголке, который выбрал вчера, и, конечно, был полностью одет, даже пуговицы на рубашке все застегнуты. Путаясь в одеяле, Ит слез с кровати и посмотрел на спящего Фэба. Да, кажется, на жизненном пути встретился еще один параноик, ничуть не хуже, чем он сам. Ит невесело усмехнулся.

Потом стало любопытно – а где же все-таки он оказался?

Ит тихонько вышел из комнаты и принялся бродить по большому одноэтажному дому, заглядывая туда, где было открыто.

Спали они, оказывается, в гостиной, совмещенной с уютной светлой кухней, на которой, впрочем, наблюдалось явное отсутствие даже необходимой мебели. Стол, длинный, тяжелый, три стула, и все. Ну да, еще небольшая рабочая зона – Ит не особенно хорошо разбирался во всяких приспособлениях для готовки, хотя помогать маме ему случалось.

Из кухни дверь вела в коридор, обходящий дом по внутреннему периметру и выходящий окнами в маленький, заросший травой глухой дворик – дом, как понял Ит, был построен по незнакомому ему принципу. Комнаты по большей части были совершенно пустыми и грязными. Ни мебели, ни предметов. Кое-где на полу сохранились пыльные квадраты – видимо, совсем недавно там что-то стояло. Создавалось ощущение, что из дома внезапно вынесли все, что жило тут годами, и сейчас он находился в растерянности еще большей, чем его хозяин, – то ли кто-то придет и оживит его снова, то ли бросят умирать. Но все-таки это была не печаль запустения. Словно некое настороженное ожидание присутствовало незримо, но во всем. Ит вынужден был признать, что дом ему нравится. Даже очень нравится. Чем-то дом был неуловимо похож на университет, где Ит-прежний преподавал… несколько вечностей назад, подумал он. Та же приятная основательность. Тот же рассеянный мягкий свет. Высокие потолки, окна с широкими подоконниками, арочные двери; на стенах почти везде – темные деревянные панели со сложно стилизованной резьбой, полы – тоже из дерева, но светлого, теплого янтарного оттенка. Видно было, что дом любили, что о нем заботились и что жившие здесь относились к дому трепетно и с бесконечным уважением. Вот только пыль эта на полу, и… здесь не должно быть так тихо.

Еще немного побродив по комнатам, Ит вышел в сад.

Бо́льшая часть деревьев была ему незнакома, но потом он приметил невдалеке узловатый ствол старой яблони и приободрился. Для яблок был еще не сезон, на нижних ветках Ит заметил несколько крошечных зеленых плодов и понял, что сейчас, скорее всего, самое начало лета. Постоял под деревом, провел по шершавой грубой коре рукой.

Как же хорошо!

После всей этой кутерьмы, после звезд, которые сияют только издали, а вблизи – чернее черного, после долгого, затяжного страха, после всего… вот так подойти к дереву, погладить кору, вздохнуть поглубже и подумать, что все, оказывается, не так уж и плохо – а даже, наоборот, очень хорошо. После таких мыслей и следующий путь покажется легче…

Вот только что же делать с Фэбом?

Конечно, он пойдет с нами. И это будет с одной стороны хорошо, а с другой – катастрофа. Потому что… «Нет, это невозможно. Я не могу себя заставить. Как вообще можно думать о себе в женском роде? – о своих собственных ночных усталых мыслях Ит уже напрочь забыл. – Я… я – мужик, черт побери. Может быть, физиологически я и гермо, но думать как гермо я не умею и, по всей видимости, научиться уже не смогу – слишком поздно. И что еще нужно сломать у себя в голове, чтобы те, кто рядом, не мучились из-за меня? Что еще нужно изменить? Ведь с другим-то получилось! Скажи мне кто полгода назад, что я, ни секунды не сомневаясь, буду стрелять в тех, кто причиняет боль моим друзьям, а не пущусь с обидчиками в долгий демагогический треп, я бы вежливо рассмеялся и принялся доказывать, что любой конфликт можно решить словом, и только словом. А сейчас я сначала как минимум обезоружу нападавшего и только потом буду разбираться, что именно он имел в виду. Но это… Как можно научиться быть тем, кем не являешься? Мне же… – от смелости мыслей даже голова слегка закружилась. – Биэнн, давай начистоту – и Мариа, и Даша вызывали у тебя не только джентльменское желание помогать и оберегать. Просто только сейчас, после развязки, ты сумел осознать простую истину – ничто человеческое тебе не чуждо».

– Ты не настолько безнадежный кретин, как я вчера подумал, – раздался голос у него за спиной.

Ит резко обернулся. Перед ним стоял рауф со светло-палевой шерстью на голове и яркими желтыми глазами.

– Нет, собственно, а чего я хотел? – вопросил рауф риторически, воздев глаза к небу. – Чтобы этот вот небезнадежный кретин после первого в своей жизни подобия секса задумался о тайнах мироздания? Да, я действительно старый дурак. Любое живое существо в такой ситуации начинает задумываться о гораздо более интересных тайнах, скрытых в собственных штанах.

Ит почувствовал, что стремительно краснеет.

– Если я правильно догадался, вы – Атон. Эрсай, который…

– Ну да, который вел вашу развеселую компанию все это время, – откликнулся тот. Сел на землю, приглашающе похлопал рядом с собой рукой. Ит, поколебавшись секунду, сел рядом. – Ладно, давай тогда сперва о штанах. Сразу предупреждаю – разводить сахарные сопли не намерен, и часть из того, что ты услышишь, может показаться тебе не особенно приятным. Первое – ты ни хрена не знаешь. Гермо, мой дорогой, бывают очень разными. Некоторые с легкостью меняют роли, становясь рядом с мужем покорной доброй женушкой, а с женой – сильным уверенным мужчиной. Некоторые – предпочитают быть женщинами и о смене роли даже не помышляют… кстати, именно такой была покойная ныне Гира. Она настолько любила мужа, что ей сама мысль о том, чтобы быть мужчиной, была противна – как тебе противна мысль быть женщиной. Некоторые – это ближе всего к твоему варианту – к официальному мужу забегают раз в полгода или вообще только тогда, когда любимая жена намекает, что хочет ребенка. Понимаешь?

Ит медленно кивнул.

– И первое, и второе, и третье – норма, – жестко сказал Эрсай. – Теперь – непосредственно о твоих штанах, ну и, разумеется, о штанах твоего второго. Спать с Фэбом вы будете. Ой, ну только не надо делать таких страшных глаз и так возмущенно, трагически сопеть. Будете, будете. Не в ближайшем обозримом будущем, скорее всего, но от природы, мой дорогой, никуда не денетесь – ни вы оба, ни Фэб. Могу тебе по секрету сказать, что он в еще большей растерянности, чем ты. Поставь себя на секунду на его место, Ит. Ему больше пятисот лет. Он уже давно не молод. Он всю жизнь прожил здесь, в этом самом доме, у него была любимая жена, в доме всегда было полно детей – он сам тебе не скажет, зато я расскажу, просто чтобы ты знал, с кем имеешь дело. Гира… Господи, да ее обожали все местные Встречающие, и, когда кому-то было надо куда-то, куда с ребенком нельзя, когда кто-то работал на встречах, да мало ли еще что… вся планета знала, что есть помешанная на детях тетка, к которой все волокли отпрысков на побывку, – Атон засмеялся. – Фэб всю свою жизнь прожил в постоянном счастье. Он обожал жену. Он обожал экипаж. Он очень любит детей. И, поверь, для него проблемы штанов фактически не существовало – они с женой добирались друг до друга очень редко, им было некогда, они постоянно были заняты. Любовь, Ит – она не в штанах. Она в душе. Я, конечно, имею в виду любовь настоящую…