Не обращая внимания на прекратившие обстрел флоты местных, «Летящий Вдаль» набрал скорость и двинулся к Разлому, быстро оставив их позади. Преследовать его никто не решился.

Разлом, судя по полученной от местных адмиралов информации, был феноменом крайне интересным. Жители Гегемонии впервые обнаружили его около четырехсот лет назад, когда колонизировали две планеты не так далеко отсюда. Совершенно случайно при сканировании ничем не примечательной системы, не имеющей пригодных для жизни планет, была обнаружена область пространства с иными физическими законами, а как позже выяснилось, и константами. Поначалу эстарийцы не обратили на нее особого внимание — ну еще одна аномалия, мало ли их в космосе. Вот только после того, как в нее проникло несколько кораблей, чьи экипажи погибли, командование флота забеспокоилось — терять экипажи кораблей в мирное время оно было не готово. А тем более оно не было готово к тому, что произошло следом — из аномалии вывалилась какая-то непонятная гадость в виде спаренных неровных комков омерзительно выглядящей, все время пузырящейся слизи, причем размером с линкор, и начала громить близлежащие колонии, две из которых в результате вообще обезлюдели. Чем она превращала в пыль все, к чему приближалась на расстояние пятидесяти километров, было совершенно непонятно, ученые потом только руками разводили в ответ на все вопросы. Непонятную штуковину уничтожили с большим трудом, когда ее настигли добытые из старых арсеналов ракеты с антивеществом, она аннигилировалась, не оставив ничего для исследований.

Еще через полгода из аномалии вылетело шесть полукруглых километрового диаметра медуз со щупальцами, которые обстреливали корабли и колонии вспышками света, вот только этот «свет» превращал в себя все, к чему касался. На попытки связаться с ними ответа не было, да и разумности в их действиях не наблюдалось, медузы вели себя, как животные, которыми, скорее всего, и являлись. Еще через месяц из Разлома вывалился огромный ком обломков чьего-то флота, которые, тем не менее, были еще вполне боеспособны и устроили никогда всерьез не воевавшему флоту Гегемонии настоящую бойню. Следующими были зубастые колобки. Потом многое другое.

После нескольких прорывов вокруг Разлома выстроили сеть оборонительных станций, вооруженных лучшим оружием страны, и это помогло справиться с несколькими следующими нашествиями. Самым страшным из них оказалось нашествие призраков, берущих под ментальный контроль людей и заставляющий их совершать самоубийственные поступки. С ними смогли справиться только через двадцать лет, благо, что таких призраков оказалось немного — всего шестнадцать. Но даже это небольшое количество успело причинить Гегемонии столько вреда, сколько ничто другое.

В общем, Этария постоянно вела необъявленную войну неизвестно с кем, и этот неизвестно кто все время придумывал что-то новое, словно само существование Гегемонии претило ему. Что удивительно, стоило стране распасться, как нападения из Разлома прекратились. Но их не было только пока образовавшиеся на ее месте анклавы враждовали. Как только они пытались помириться и найти общий язык, из Разлома вылезала очередная гадость.

— Удивительно похоже на «сверхов», — заметил Раван, выслушав короткую выжимку из выкачанной информации.

— Сходство есть, — согласился Дерек. — Но это все же что-то другое, возможно, подчиненная по отношению к «сверхам» структура. Но то, что ей колом в глотке стояла солидарная страна, однозначно. И мне это очень не нравится. Надо проверить, что там, в этом самом Разломе. Но это рискованно.

— Жить вообще рискованно, дорогой мой зять, — криво усмехнулся бывший великий князь. — Мы и так уже неизвестно где. И Разлом — единственный наш шанс отсюда выбраться. Почему-то я в этом уверен.

— Даже так? — приподнял бровь дварх-полковник, интуиции его царственного тестя следовало доверять. — Но сначала разведка. Пошлем несколько истребителей.

— Причем тех, кто побывал в мини-вселенной «сверхов», — уточнил Раван. — Они на крейсере. Опять же не могу сказать, почему нужно поступить именно так, но нужно. Чувствую, что нужно, словно кто-то невидимый подсказывает.

— Ну, раз нужно, значит так и сделаем, — кивнул Дерек.

Подташнивало, ныла голова, зато спина и ягодицы, которые после вчерашней порки вымоченными в соленой воде розгами, должны были нестерпимо болеть, не болели, как ни удивительно. Нори опять наказали за непокорность, ведь она отказалась ублажать воспитателей, как им хотелось, особенно тем самым, отвратительным способом. Уж лучше порка, чем потом чувствовать себя оплеванной и опущенной. А потом, пока девушка приходила в себя, постанывая от боли и пытаясь сползти с лавки, на которой ее пороли, воспитатели между собой заговорили о том, что непокорную дрянь стоит отдать раньше срока, толку с нее все равно не будет. Кому отдать? Она не знала, но помнила, что по достижении двадцати лет воспитанники через месяц-другой куда-то исчезают. Куда? Никто не знал, а спрашивать было нельзя — задавать вопросы их отучили еще в раннем детстве, очень жестоко отучили, за один вопрос весь вечер приходилось стоять на коленях в ванночке с мелкими железными шариками, плюс, конечно, порка. И ограничение пайка вдвое на декаду, как минимум. После пары попыток даже самый глупый ребенок усваивал, что задать вопрос — это страшное преступление, за которым следует немедленное и очень болезненное наказание.

Видимо, Нори отдали, поскольку она уснула, а проснулась только сейчас, не понимая, где оказалась. Главное теперь молчать и кланяться новым воспитателям, стараясь выполнять любые их пожелания и надеясь, что ее не заставят снова делать гадкие вещи. Девушка попыталась было открыть глаза, но не смогла — они не открывались! А через пару мгновений до Нори дошло, что она не дышит. Девушка в ужасе задергалась, резко села и… у нее это получилось. Она резко вдохнула приятно пахнущий воздух, никогда не ощущала настолько приятных запахов, и закашлялась. А откашлявшись, продрала глаза и отчаянно завизжала от страха — Нори сидела в яме со слизью, находящейся в желудке какой-то огромной твари. Неподалеку она заметила еще ямы, в которых виднелись очертания человеческих тел. Одно из этих тел девушка даже узнала — это был Лени, шапочно знакомый воспитанник из другой группы, очень ершистый и не раз за это наказанный воспитателями.

— Тише, милая, все порядке, — заставил Нори вздрогнуть чей-то ласковый женский голос. — Ты в госпитале, ты была больна, тебя вылечили.

Рядом с ямой стояла улыбающаяся молодая женщина с заплетенными в косу длинными черными волосами. Девушка тут же подхватилась на ноги и поклонилась госпоже воспитательницы, поприветствовав ее привычным образом — униженной просьбой о милости к ничтожной воспитаннице.

— Вот же сволочи… — непонятно кому тихо сказала женщина. — Не беспокойся, милая, я не воспитательница, я Целительница. Меня зовут Ксения. А тебя?

— Нори… — несколько растерялась девушка, никто и никогда еще не спрашивал, как ее зовут, да она и сама узнала, что это ее имя только лет в десять, когда воспитатели переписывали детей, до того росших как дурная трава в поле, в толстый гросбух.

— Мы не ваши воспитатели, — грустно повторила Ксения, явно что-то понявшая, но что именно было неясно. — Мы нашли вас в космосе.

Нори очень хотелось спросить, что такое космос, но она помнила, что спрашивать ни в коем случае нельзя. Очень не хотелось снова вставать коленями на железные шарики, это больно настолько, что при одном воспоминании слезу вышибает.

Целительница укоризненно покачала головой, после чего повела рукой, и Нори увидела какую-то жуткую, пугающую до онемения конструкцию, похожую на клубок полусгнивших золотистых нитей, они одним своим видом вызывали тошноту. Одна из них вдруг резко приблизилась, стала огромной, и Нори увидела, что по ее поверхности тут и там разбросаны ямы, в которых виднелись очертания человеческих тел. Они одно за другим проплывали мимо, и Нори многих узнавала — это были воспитанники из разных групп. А в одной яме она вдруг увидела саму себя!