Гранд осторожно встал, не убирая руку, и опасливо покосился на Стека – но тот, похоже, удовлетворился одним ударом и продолжать избиение не планировал. Тем не менее, мальчишка решил не рисковать и сел подальше от главаря. Что тот немедленно и заметил.

– Я не кусаюсь, Гранд, – ухмыльнулся Стас. – Все, ты свое получил, значит, прощен. В следующий раз руки переломаю или морду порежу. Учти.

Шутил такими вещами Стек редко, поэтому Гранд и в самом деле учел.

Джонни тем временем распотрошил пакет, разложив на столе колбасу, две упаковки консервов, кофе и несколько пачек сухих хлебцев.

– Не, чая нету, – огорченно протянул он. – Стек, ты кофе будешь?

Главарь демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что нарушать свои принципы не будет даже с голоду. Отметив его реакцию, отодвинулись Сивый с Тайгером, и Админ, провожая еду голодными взглядами. Гранд и так не горел желанием есть, а Ниндзя вообще ушла куда-то в угол со своей книжкой.

– Ну, как хотите, – пожал плечами Джонни, и ловко вскрыл консервную банку. – Эй, харош ученую строить! Жратва готова! – окликнул он Ниндзю. Девушка отложила книгу, внимательно посмотрела сперва на Стека, потом на Джонни, и покачала головой.

– Спасибо, я не голодна.

Тот пожал плечами, и бормоча себе под нос что-то насмешливое про всяких там слишком чистеньких, принялся уминать ароматные консервы. Сивый и Тайгер изо всех сил старались не смотреть в его сторону, а вот Админу и Гранду было не до того. Внимательный взгляд главаря отметил и дрожащие руки, и неестественный блеск глаз, и общую неуверенность, какая бывает у людей, которым позарез надо что-то попросить, но они стесняются.

Первым не выдержал Админ.

– Стек, а у тебя есть?

Главарь хмыкнул.

– Есть. Держи, – и кинул несчастному пакетик с джампом.

Глаза Гранда вспыхнули, и он кинулся к товарищу. Через десять минут оба валялись на одеяле, на лицах застыли глупые улыбки – ребята унеслись далеко от мира, который так жестоко с ними обходился.

– Ниндзя, а ты? – спросил Стас. Та отрицательно покачала головой. – Что уже нашла где-то дозу?

– Да, нашла, – ухватилась девочка. Но по ее взгляду и общей нервозности было ясно, что ничего она не нашла. И это казалось подозрительным – почему она отказывается?

– Тебе не надо ничего за это платить, – тихо, чтобы его услышала только Нина, проговорил Стас. – Это уже куплено. Ты можешь взять бесплатно и никому ничего не будешь должна, понимаешь?

– Понимаю, но… я не хочу, Стек. Не надо, не предлагай, – она задрожала еще сильнее.

Парень пожал плечами.

– Не хочешь – не надо. Уж насильно тебя никто не заставит.

– Спасибо…

Ниндзя быстро дохлебала разводной суп из пластиковой миски и вернулась в свой угол – читать.

Холодные лучи октябрьского солнца, без помех проникая сквозь идеально чистое стекло зимнего сада, искристо преломлялись в тонких струях фонтана, рассыпаясь мириадами ярких брызг. Воздух наполняли ароматы роз – в этом саду всегда цвели розы, круглый год. Хотя бы десять-пятнадцать сортов из бесчисленного множества – казалось, здесь собраны все существующие и несуществующие разновидности этого цветка. Впрочем, скорее всего, так оно и было.

Возле фонтана стояло удобное кресло, рядом – прозрачный стеклянный столик. В кресле с комфортом устроился слегка полноватый мужчина лет сорока, с мягкими, располагающими чертами лица и глазами цвета чайной розы, настолько светло-карими, что такой оттенок выглядел почти неестественным. Мужчина пил белое вино из тонкого хрустального бокала, иногда улыбался собственным мыслям и симфонии Бетховена, негромко доносящейся из спрятанных в листве колонок. Читая что-то с висящего перед ним в воздухе голографического экрана, он порой делал пометки в электронном блокноте, потом откладывал его в сторону, вставал, подходил к одному из розовых кустов и несколько минут, с благоговением перед красотой цветов, упоенно взирал на нежные лепестки, сочно-зеленые листья и стебли, и острые шипы, напоминающие о том, как же бывает опасна красота, особенно – естественная.

– О времена, о нравы! – воскликнул мужчина, вновь вернувшись к экрану и пригубив вино. – Современная молодежь, что вы можете знать о настоящей красоте? О стремительном и грозном великолепии атакующего тигра, о нежном и капризном очаровании экзотического цветка, не теряющимся в момент растворения попавшего в липкую ловушку насекомого, о величии и грозной бесподобности органа? Нет, вы падки на блестящее и громкое, и за шелухой не видите сути! Вы ничуть не изменились за последние полсотни лет… и как же вы мне за эти полсотни лет надоели!

Он грустно улыбнулся – но все благодушие как ветром сдуло, когда тихонько тенькнула японская "музыка ветра", изготовленная и расписанная вручную в Киото, и предупреждающая теперь о том, что кто-то открыл дверь помещения, в котором располагался зимний сад.

– Господин Дориан, к вам посетитель, – осторожно проговорил вошедший, худощавый молодой человек с внешностью коренного грека.

– Аполлон, я размышлял о красоте, – с горечью отозвался Дориан после секундного молчания. Молодой человек вздрогнул: когда господин находился в таком патетическом настроении и рассуждал сам с собой о падении нравов и истинной красоте, которую никак не могут понять жалкие смертные, отвлекать его было чревато. В такие моменты Дориан, казалось, забывал, что он сам не менее смертен, чем те, о ком он столь пренебрежительно отзывался.

– Простите меня, господин, но…

– Какого дьявола принесло? – зарычал тот, его светлые глаза мгновенно налились яростью. Аполлон отшатнулся, но громадным усилием воли заставил себя не броситься бежать как можно дальше от этого места.

Он не знал в точности, кто этот жуткий человек, способный на многое, на что не способны обычные люди. Дориана можно было бы назвать магом, но и на мага он не походил. Вся его магия заключалась в умении нагнать ужас на любого и в возможности каким-то образом влиять на окружающее пространство так, что оно подчинялось ему, создавая наиболее благоприятные обстоятельства – например, он сколотил состояние, играя на бирже, и Аполлон был на сто процентов уверен, что даже каждая неудача в результате пошла на пользу делам его хозяина. При этом грек, знавший толк в биржевых играх, не мог не заметить, что Дориан гораздо меньше его разбирается в финансах. Ему просто очень, очень, очень сильно везло. Неестественно везло.

– Он назвался Константином и сказал, что вы с удовольствием примете его. Я предупредил его, что вы очень заняты и что вас нельзя беспокоить, но он заявил, что его вы примете. И… он очень странно одет. На дворе октябрь, а на нем нет даже рубашки…

– Если это тот, о ком я думаю – то ты правильно сделал, что предупредил меня, – немного успокоившись, бросил Дориан. – Но если это кто-то другой – ему никто не позавидует! Пригласи его!

– Секунду, господин! – грек скрылся за дверью. Хозяин оранжереи вздохнул, и вытащил из скрытого за переплетенной занавесью лиан мини-бара еще один бокал – просто так, на всякий случай.

Вновь тенькнула музыка ветра, но шагов слышно не было… впрочем, это только подтверждало его предположение о том, что же пожаловало к нему в гости.

Тихо лязгнул металл.

– Рад видеть вас, Коста, – не оборачиваясь, проговорил Дориан. – Не желаете вина?

– Нет. Нет, – глухо ответил посетитель.

– Что?

– Нет, ты не рад меня видеть. Нет, не желаю, – пояснил он, приближаясь.

Высокий, крепко сложенный человек лет тридцати… на вид. Длинные темные волосы спадают каскадом по спине (и как только они ему не мешают?), выше пояса обнажен – еще бы, с его… гм, особенностями ни рубашку, ни куртку не оденешь. Легкие сапоги, синие джинсы. Умные, холодные глаза цвета морской воды.