Через десять минут он был на самой близкой к дому Кати точке набережной. Огляделся, спустился на граве к самой воде, заглушил двигатель и спихнул тяжелую машину в непроглядную темноту. Нева в этом месте глубокая, он знал это точно. Флаер найдут, но нескоро, и к тому времени никто уже не станет искать его самого в этом районе.

Одиннадцать километров, отделявших его от дома Годзальской, Коста преодолел бегом за полчаса. Дверь парадной открыл своим магнитным ключом, поднялся на лифте до нужного этажа, машинально готовясь к атаке в момент открытия створок, и осторожно надавил кнопку дверного замка.

Катя открыла через несколько секунд. Ее взгляд скользнул по окровавленной груди, девушка тихо вскрикнула, отшатываясь и закрывая рот ладонью. Коста шагнул в прихожую, стараясь не показывать возлюбленной спину.

– Закрой дверь, – прохрипел он. – Я скоро вернусь…

На то, чтобы добрести до ванной комнаты, сил еще хватило. Крылатый кое-как стянул с себя штаны, забрался в чашу простенькой джакузи, включил воду, а потом перед глазами все потемнело, и он успел только подумать – лишь бы очнуться до того, как Катя забеспокоится…

Пришел в себя он от резкого, неприятного запаха. Застонал, попытался отодвинуться – по всему телу тут же растеклась боль, разнообразная и въедливая, местами колючая, местами ноющая, местами острая, а там, где недавно было второе крыло – почти невыносимая.

– Никогда бы не подумала, что нашатырь на тебя подействует, как на обычного человека, – спокойно сказала Катя, убирая источник запаха. – Я промыла раны и перенесла тебя в комнату. Я помню, ты говорил, что если ты ранен и без сознания, тебя надо привести в чувство, чтобы ты мог начать восстанавливаться…

– Спасибо, – прошептал он. – А есть…

– Конечно, – ее голос дрогнул. – Вот, бульон и жареный фарш с гречкой – можно не жевать, а сразу проглатывать.

Он выпил две кружки бульона и съел полкастрюли гречи с фаршем за несколько минут. Все это время Катя сидела рядом, бледная, но внешне спокойная, смотрела на него огромными глазами, в которых не было слез, но Коста знал – она просто не хочет их ему показывать, чтобы не усугублять его чувство вины.

– Наелся?

– Да. Больше не влезет. – Он попытался улыбнуться. Кажется, вышло довольно скверно.

– Коста… это ведь восстановится? В смысле, крыло… оно вырастет заново?

Он хотел соврать, но почему-то не смог.

– Не знаю. Раньше такого не было. Через несколько часов станет ясно. Катя, я сейчас должен спать. Проспать я могу очень долго, вплоть до нескольких суток, но так нельзя – организм истощится.

– Через сколько часов тебя разбудить?

– Через шесть.

– Что приготовить?

– Без разницы. Главное, чтобы это было что-то мясное, мягкое и можно было съесть быстро. Можно то же самое, что сейчас – вкус я все равно не почувствую.

– Хорошо, я все сделаю. Тебе здесь удобно?

– Мне все равно, главное, чтобы на животе можно было лежать.

– Тогда спи… Все будет хорошо, обязательно…

– Если придет кто-то, кого ты не ждешь – немедленно буди меня, – пробормотал он уже сквозь сон.

Прошел час, затем другой – Катя, не отходя ни на минуту, сидела рядом с любимым, очень осторожно гладила перья уцелевшего крыла, перебирала спутанные волосы и раз в пару минут заставляла себя взглянуть на страшный обрубок на спине, покрытый коричневой коркой паленого мяса. Каждый раз она надеялась, что что-то изменится, но все оставалось прежним…

Спустя три часа девушка заставила себя встать и сходить в магазин – она знала, сколько ест Коста, когда восстанавливается после серьезных ран, и сильно сомневалась, что оставшихся в холодильнике продуктов хватит хотя бы на два раза.

Вернувшись, она намеренно не стала заходить в комнату – тут же отправилась готовить суп и кашу с мясом. Провозилась около часа – быть может, изменения и правда происходят, просто медленно, и потому они незаметны при постоянном наблюдении?

За полчаса до того, как Косту нужно было будить, Катя все же не сдержалась – зашла в комнату, старательно отводя взгляд от его спины, прислушалась к дыханию, очень тихому, но все же различимому и ровному, и только потом взглянула на обрубок.

Левая половина спины была покрыта запекшейся кровью, кровью сочилась рана – страшная корка отвалилась, и теперь можно было видеть живое мясо, из которого торчал обломок кости. Борясь с тошнотой, Катя быстро отвернулась.

Через полчаса она разбудила крылатого. Почти не осознавая реальность, он машинально съел все предложенное и тут же рухнул обратно на кровать.

Впереди были еще шесть часов жуткого ожидания.

Потом еще шесть часов.

И еще шесть часов.

Все это время Катя старалась не смотреть на рану – она отмечала, что кровь продолжает сочиться, но очень медленно, так что смерть от кровопотери Косте не грозила, а рассматривать детальнее почему-то не хотелось.

Крылатый вынырнул из глубокого сна – медленно, неохотно. Просыпаться не хотелось, но организм настойчиво требовал энергии.

Первое, что он увидел, открыв глаза, – темноволосую голову, опущенную на сложенные руки. Катя так и уснула, сторожа его сон.

Первое, что он ощутил, пробившись сквозь густую полосу навязчивой боли – щекотку в основании крыла.

– Катя, – тихо позвал крылатый.

Вздрогнув, девушка подняла голову.

– Ой… я что, уснула?

– Похоже на то. – Коста улыбнулся. – Сколько времени прошло?

Она взглянула на часы.

– Почти двое суток. Как ты… чувствуешь себя?

– Сложно сказать. С одной стороны, препаршивейше. С другой стороны – регенерация никогда не сопровождается приятными ощущениями.

– А твое крыло? – все же решилась она задать пугающий вопрос.

– Щекотно – значит, отрастет. Только я представления не имею, сколько времени это займет.

– Слава богу, – выдохнула она. И Коста захлебнулся в счастье, которым осветились глаза возлюбленной.

По набережной шла девушка. В этом районе даже днем найти полицейский патруль оказывалось сложной задачей, ночью же копы обходили набережную и остров десятой дорогой. Здесь легко было встретить как крутых мафиози, рассекающих на флаерах стоимостью миллион евро, так и банды отморозков, способных запросто зарезать человека ради его бумажника и собственного удовольствия – безотказная Нева принимала очередной труп в объятия темных вод, а новостные сводки сухо и вскользь упоминали, что неподалеку от Елагина острова снова пропал человек. Одиноким женщинам не рекомендовалось даже выходить на улицу в темное время суток, не то что прогуливаться в час ночи по набережной, но твердо шагавшую к своей цели девушку это не останавливало. Наверное, именно ее решимость, отрешенный взгляд словно бы сквозь человека и абсолютное отсутствие какого-либо страха заставляли очередного бандитского принца проглатывать привычное: «Эй, цыпка, пошла сюда быстро!» – и переходить на другую сторону улицы. Может, конечно, так действовал камуфляжный костюм и твердая походка человека, имеющего право, вот только местных отморозков сложно было напугать.

Девушка шла быстро, решительно, не оглядываясь по сторонам – так, как идет тот, кто точно знает свою цель. Ее ближайшей целью был мост, ведущий на остров, и она двигалась к нему с упорством боевого робота.

Когда до моста оставалось от силы метров сто пятьдесят, от узорчатой ограды набережной отделилась тень. Среднего роста человек в плаще старинного покроя сделал пару шагов навстречу девушке и остановился. Остановилась и она.

– Снова вы, – не вопрос – утверждение.

– Да, снова я.

– Вы приходили ко мне во сне. Говорили о дружбе, наркотиках, о том, что можно и что нельзя простить.

– Да, это был я.

– И вы же были в оружейном магазине. Посоветовали мне кинжал с кленовыми листьями.