И тогда ордынцы побежали.

Все! Все до единого метнулись врассыпную – свои дрожащие душонки спасать!

Не взирая на строгую дисциплину и страх смерти, степняки мелькали пятками, обтекая Красный холм, на котором продолжал стоять ничего не понимающий беклярбек Золотой Орды Мамай. Он продолжал смотреть на полный разгром своей непобедимой силы и не мог поверить в происходящее. Мамай обернулся в поисках поддержки степного сурового бога, который всегда стоял за его спиной и направлял его к великой власти, но темного монгола там почему-то не оказалось. Долго думать Мамаю не пришлось – пора было и ему спасать свою теперь никчемную жизнь. Впоследствии он смог в сопровождении своей личной охраны пробиться в дикое поле, а затем бежать в Крымское ханство.

Улепетывающим в панике воинам Мамая повезло меньше. Русская конница целых сорок верст преследовала их и полностью их уничтожила вместе с позорной генуэзской пехотой, иноземными наемниками и прочими искателями приключений, жаждущими в далекой Руси грабежом сколотить состояние на страданиях, горестях и смерти русских людей.

Бородатые голубоглазые мужчины в профессиональных доспехах на своих страшных конях настигали и били, настигали и били проклятого ворога. Полное уничтожение войска Золотой Орды затянулось до самой ночи, и только ангелы остались на поле битвы, заваленном убитыми и залитом кровью, оплакивая погибших защитников Руси…

– А что я наделала? – переспросила Баба Яга у призрачного Чернобога.

– Ты низвергла меня в Навь как простого смертного! – прошелестел беспомощный дух. – Тебе удалось перехитрить меня, так оставайся же теперь на моем месте. Вон он, твой трон, и моя корона огня…

– Убив тебя, я сняла с себя заклятие вечной старости!

Призрак заколыхался и не ответил, его облачко истончилось, и за миг до его исчезновения до слуха древней ведьмы уже с изнанки донеслись всего четыре еле слышимых слова:

– Ты умрешь жалкой смертью…

Баба Яга криво усмехнулась и прошептала:

– Подумаешь, напугал. Я этого уже четыреста лет жду…

Улыбаясь от уха до уха, Баба Яга повернулась к Иванушке и осеклась.

Княжич стоял рядом и удивленно смотрел на засохшую и уже потрескавшуюся до глиняной корки бывшую лужу.

– Бабушка, – тихо сказал он. – Мне показалось, что кто-то прошептал, что ты умрешь жаркой смертью. Это значит в огне?

– Вон оно как, – ведьма собрала старческие губы в точку, прикрыла левый глаз и протянула: – Мне, внучек, и на костре смерть красна, лишь бы моя, а не чужая…

Баба Яга заглянула за спину Иванушке, принялась озираться.

– А куда Аука мой запропастился? Где же он, дружок мой сердешный?

Иванушка скорбно отвел взгляд и печально возвестил:

– Бабушка, он сгинул на погибель в схватке с огромной змеей.

– Да неужто сама Ламия к нам пожаловала? – нахмурилась ведьма. – Это очень злая и свирепая кромешница, и где же она?

– Тут недалече, в пыли дорожной… мертвая… Я ее с превеликого страха кувалдушкой приплюснул, а она за миг до этого лешего нашего разорвала – убила товарища моего. И Серый волк чуть ранее пал в битве с тремя волкодлаками, он просил прощения перед своей смертью за то, что подвел тебя…

Яга горестно вздохнула и тихо сказала:

– Волка не вернуть. Это горькая правда, но у него волчат в округе как паучков за печкой. Он остался жить в своем семени, а вот о лешем не кручинься, внучек. Его же нельзя убить, он лесной дух Молохова урочища. Пока будет жить лес, будет жить и леший. Сейчас я его верну.

Баба Яга нахмурилась и неожиданно прохрипела заклинание «Леший очнись»:

– Див лесной, очнись немедля! Дух, явись в коряге пущей! Оживись!

И леший откликнулся. Он тут же выломился из плотного сплетения кустов на самом краю капища.

– Хозяйка, – проскрипел он. – Я – Аука.

Баба Яга добросердечно улыбнулась старому другу, а затем доковыляла до огромного перевернутого дуба, заплетенного толстоствольной сосной – трона Чернобога.

С душевным трепетом она взгромоздилась на неудобное сиденье и задумчиво покрутила в руках золотую корону черного владыки. Она долго колебалась, а затем зажмурилась и водрузила ее себе на голову.

Неожиданно корона соскользнула на шею ведьмы и, стиснув горло, вспыхнула ослепительным синим пламенем, и заполыхала ярко красным жаром.

– Прощайте навсегда! – успела выкрикнуть Баба Яга. Ее сгорбленная фигура, объятая огнем, затряслась и вдруг замерла на троне. К ней пришла самая настоящая смерть – страшная и жаркая…

Поздней весной 1525 года защебетали птички на разливах рек, а в глухой чаще старого леса зверье возрадовалось наступлению настоящего тепла – семейка из трех крупных кабанов и двух десятков полосатых поросят жизнерадостно проломила подлесок, хрюкая и размахивая скрюченными хвостиками. На болотах полетели на тягу бекасы и вальдшнепы, тут и селезни принялись без устали гонять уточку, завертелась жизнь, закипела.

Тут же в глуши и случилось неслыханное, невиданное и уже позабытое событие. В самой непроходимой чаще, в месте гиблом и нехорошем ожила заросшая, покосившаяся, давным-давно брошенная избушка.

Она зашевелилась, заскрипела половицей, а затем на вершок с ноготок привстала, всколыхнулась и медленно повернулась к лесу задом, а к Нави передом. Так она простояла совсем не много и уже к сумеркам вернулась, скрипя и вздрагивая, в прежнее положение. Застыла, как и прежде, без звука и шороха.

Лесные жители это событие пропустили, а человеческих гостей в этой части леса уже полвека как не бывало.

Вся в черном длинном одеянии, подобно строгой монашке, в избушку на курьих ножках с самой изнанки вошла сгорбленная дребезгунья-плакательница по имени Кручина. Она тянула длинные морщинистые руки к черному дубовому гробу, в котором под тонким саваном лежала усопшая Баба Яга.

Три дня Кручина заламывала длани и скорбно, опустив голову, причитала и вопрошала темноту:

– На кого же ты покинула Явь земную? Почто в Навь не пришла на успение? За что же ты, горемычная, Правь разгневала?

Мертвая Баба Яга спала мертвецким сном и, конечно, не слышала рыданий Кручины.

– Куда же ты подевалась, несчастная? – не унималась богиня печали. – Почему никто не знает, где ты? Какую вечность ждать тебя обратно?

И вдруг…

Тяжелый, протяжный вздох раздался под саваном.

Пыльное покрывало смерти резко откинулось в сторону, и протяжный вздох повторился.

Новая, оголенная, злая, сверкающая во тьме глазами, появилась она, снова молодая и бесконечно прекрасная Баба Яга!

– Это ты меня разбудила? – в горле чернявой девицы першило, и потому вопрос прозвучал сипло и грубо.

– Миновало годин сорок пять, – ответила Кручина. – Ты, баба, Ягодка опять.

– Я знаю, кто я, и знаю, кто ты. Ты – богиня скорби и уныния, ты пришла в мой дом, в мой склеп и кручинишься тут. Зачем пришла, отчего грусть-печаль принесла? Я должна была умереть и уже никогда не проснуться. Я уничтожила того, кто нарек на меня вечную старость, и теперь должна была просто лежать бездыханная, превращаясь в тлен, а мой прах в пыль.

Кручина покивала, как будто бы соглашаясь, но возразила:

– Тот, кто нарек на тебя вечное заклятие, низвергнут в самый нижний предел Тартара. Его больше нет. Ни в этом мире, ни в том, ни наяву, ни в Нави. Сгинул он, но ужасный бывший темный владыка повелел передать тебе его последние слова.

Юная Баба Яга уселась в своем любимом гробу, а затем выпорхнула нагишом на старинную, но гладкую дубовую лавку, свесила тонкие ножки и, грациозно потянувшись, зевнула.

– Говори уже, что он там велел…

– Черный владыка…

Очаг вспыхнул, и раздраженная Яга грубо перебила Кручину:

– Ну!

– Он сказал, что пускай теперь ты царицей будешь. Мол, пусть сама посидит сиднем на его месте, повертится ужиком на сковороде…

Яга яростно сузила тлеющие, как головешки затухающего кострища, глазки и зашипела на непрошеную гостью: