Бес поднялся и в раздумье прошелся по комнате. Главные смутьяны в его войске — Рахша и Адабай, это они зовут к походу в Лэнд. Пайдар осторожничает, не желая рвать с Черным колдуном слишком резко и рано. Хитрый Дуда, родной брат погибшего в Хянджу хана Азарга, держит сторону Беса. Но это пока. Дуде не нужны соперники в Суранской степи, ему не нужны ни Бес Ожский, ни бес покойный хан Адабай. Варваров он не боится. И правильно делает: рано или поздно осканцы, урканцы и югеры уйдут в родные леса. Опасны лишь Рахша с его городским сбродом да вечный соперник Адабай.

Осторожный хан как всегда пришел не один. Три немых телохранителя застыли истуканами у дверей. Интересно неужели Дуда думает, что Бес Ожский не справится с четырьмя степняками, если дело дойдет до драки? Или это просто въевшаяся в душу осторожность человека, прошедшего через предательство, плен, рабство, вновь обретшего свободу и не желающего ее терять за здорово живешь?

— Рад тебя видеть, хан Дуда.

— Почтенный Ахай всегда в моем сердце, — Узкие глаза хана блеснули из-под черной бараньей шапки, смуглая рука словно бы невзначай опустилась на рукоять кинжала.

— Я слышал, что хан Адабай готовит орду к походу в Северную страну?

— Адабай не единственный хан в степи.

— Много ханов — много раздоров, — согласился Бес — Твой брат был моим другом, достойный Дуда, и я этого не забыл.

Дуда никак не отреагировал на слова Беса. Они были братьями с Азаргом, но не были союзниками. Смерть Азарга пришлась на руку Дуде, но он никогда не признался бы в этом вслух.

— Адабай недоволен тобой, почтенный Ахай, он считает, что ты потерял победу, отпустив северных варваров невредимыми и с оружием в руках.

— А что думает об этом достойный Дуда?

— Мне Лэнд ни к чему. Хану Дуде хватает Суранской степи.

Судя по всему, он не лжет. Дуда осторожен и, пока не укрепит свою власть в степи, ни в какую авантюру не полезет. Но для решения столь сложной задачи Дуде потребуются годы.

Губы Беса растянулись в ухмылке, белые волчьи зубы сверкнули на смуглом, иссеченном шрамами лице:

— У хана Адабая большой аппетит, но слишком маленький живот, чтобы переварить проглоченное.

Дуда коротко хохотнул, всем видом демонстрируя веселье, но настороженность в его глазах не исчезла.

— Почтенный Ахай нашел свою дорогу в Лэнд. — Это был не вопрос, а скорее утверждение.

— Да, и по этой дороге нам с Адабаем не по пути.

— Я это понял, — кивнул Дуда. — Адабай не поймет никогда.

— Именно поэтому передо мной сидит сейчас достойный Дуда, а не его ничтожный соперник.

— Адабая поддерживают Рудак и Кинкар, не говоря уже о Ракше, который пьет воду из рук хана.

— Жалею, что не повесил Рахиту еще в Хянджу.

— Никогда не поздно исправить допущенную ошибку, почтенный Ахай, — улыбнулся Дуда.

— Я последую твоему совету, достойный, — пошутил Бес — Что же касается Пайдара, то ему хватает забот на собственной земле. С Храмом покончено, и наступает момент, когда даже желанные гости становятся в тягость хозяевам. Я думаю, Пайдар нас поддержит.

— А Кинкар?

Бес прищурил один глаз и косо глянул на Дуду:

— А зачем достойному Пайдару свой хан Адабай в Восточных лесах?

Дуда рассыпался мелким трескучим смехом, лицо его сморщилось как печеное яблоко, но даже в этот момент взаимного доверия глаза его ни на миг не выпускали рук Беса из поля зрения.

— В крепости есть твои люди?

Хан разом оборвал смех:

— Мои люди предпочитают запах трав затхлому воздуху каменных колодцев.

— Тем лучше, — криво усмехнулся Бес — Каменные стены рано или поздно рушатся, и горе тому, кто не успевает отскочить в сторону.

Эхо взрыва, достигшее ушей Рекина Лаудсвильского, заставило его вздрогнуть и остановить коня. Владетель вопросительно посмотрел на горданца Хармида, тот тоже пристально всматривался в зарево, разгоравшееся на горизонте.

— У нас был порох, — отозвался наконец горданец на немой вопрос Рекина. — Ярл Хаарский готов был взорвать крепость, если ее не удастся удержать.

— Варвары умеют обращаться с порохом?

— Почтенный Ахай умеет. Одно непонятно: зачем ему понадобилось взрывать крепость?

Зато Рекин, кажется, понял, и дай бог, чтобы его догадка оказалась верной. Лаудсвильский перехватил горящий ненавистью взгляд Ивара Хаарского и поморщился. Этому молодцу объяснили, что смерть его отца — это всего лишь трагическая случайность, но он не поверил. В роду Хаарскад дураки не водились. Рекин ждал от этого Ивара не меньших неприятностей, чем от его лжетезки минувшей зимой.

— Меченые, — негромко предупредил владетель Ульвинский.

Рекин обернулся так резко, что едва не свернул себе шею — не хватало ему одного сумасшедшего, так вот вам, появился второй, легок на помине, ничего не скажешь, Лже-Ивар отнюдь не выглядел смущенным, а белоголовый Оттар и вовсе улыбался беспечно и нагло. Не будь этот мальчишка принцем, да еще и меченым вдобавок, Лаудсвильский с большим удовольствием вытянул бы его плетью вдоль хребта.

— Мы проводим вас в Приграничье, — сказал лже-Ивар, которого, впрочем, звали Тором, — а то вдруг вы заблудитесь или испугаетесь стаи.

Рекин отнюдь не возражал. Такая невероятная любезность Черного колдуна его приятно удивила.

— Мне будет любопытно взглянуть на свой замок, — Тор обнажил в улыбке белые зубы, — говорят, что ты, благородный Рекин, приложил уйму сил, восстанавливая его.

Меченые дружно заржали. Лаудсвильский хотел было сплюнуть от огорчения, но передумал. А чего еще можно ждать от этих выросших в лесу рядом с вохрами сопляков?!

Лаудсвильский был вне себя от гнева. Вся его с таким трудом возведенная постройка грозила рухнуть, похоронив под обломками и Лэнд, и самого первого министра. И все из-за глупого упрямства женщины, которую владетель до сих пор считал разумной. Сигрид наотрез отказалась встречаться с Бесом Ожским, а тем более отсылать к нему Кеннета. Более того, она до сих пор не отправила в Ожский замок детей Черного колдуна, что было совсем уж глупо. Король Рагнвальд тоже довольно косо посматривал на первого министра. Лаудсвильский приписывал это влиянию ярла Ивара Хаарского, который на удивление быстро освоился в Бурге и был обласкан не только Рагнвальдом, но и Сигрид. Ярл Ивар был силой, с которой приходилось считаться. Пять тысяч наемников, выведенных с таким трудом Лаудсвильским из Суранских степей, признали Ивара законным командиром и горели желанием отомстить за смерть ярла Ульфа. И надо сказать, король Рагнвальд вполне разделял устремления своего родственника. В Бурге уже поговаривали о походе в Приграничье как о деле решенном, а положение Лаудсвильского, отдавшего четыре замка Черному колдуну, становилось все более шатким. Кое-кто уже в открытую называл его предателем. Врагов у Рекина хватало всегда, и, похоже, именно сейчас они решили рассчитаться со старым лисом за все прошлые истинные и воображаемые грехи. Горячие головы могла бы охладить Сигрид, но в эту женщину словно бес вселился.

Белобрысый Оттар, столь не ко времени сбежавший к Черному колдуну, окончательно испортил все дело. Сигрид требовала обратно своего сына, и никакие доводы на нее не действовали. Рекин отважился даже намекнуть, что, возможно, не Черный колдун чарами удерживает Оттара, а просто слишком горячая любовь матери показалась отвыкшему от нее сыну обременительной. Эти некстати вырвавшиеся слова вызвали такую бурю, что Рекин счел за благо ретироваться как можно быстрее. Несколько нелестных замечаний догнали его уже в коридоре. Насмешливые взгляды придворных яснее ясного показывали, что звезда Лаудсвильского закатилась навсегда. И все же при всех день ото дня увеличивавшихся сложностях Рекин ни на секунду не усомнился в правильности избранного пути. Вассалы нордлэндской короны отнюдь не торопились клясться в верности королю Рагнвальду, и даже наемники Хаарского не сделали их более покладистыми. Из Вестлэнда шли тревожные слухи — король Скат, похоже, окончательно сошел с ума. Многочисленные отряды гуяров высаживались на побережье и уже прибрали к рукам десяток прибрежных замков. Прискакавший в Бург владетель Свен Холстейн рассказывал страшные вещи, но его никто не хотел слушать.