— Мы преодолели все: бешеное сопротивление меченых, тупоумие приграничных владетелей, не понимавших своей выгоды, подозрительность Геронта и его окружения, не желавших видеть дальше собственного носа, и вот мы у цели. Мечта моего отца посвященного Ахая становится реальностью. Два мира сливаются воедино. Не без наших с тобой усилий, благородный Рекин. И ни я, ни Храм не забудем оказанной тобой услуги.

Чирс протянул руку к столу — огромный изумруд заиграл зелеными гранями в холеных пальцах посвященного. Лаудсвильский задохнулся от восхищения. Нечто подобное он видел как-то раз в руках Беса, но этот камень был раза в полтора больше. Посвященный Чирс вложил драгоценный кристалл в раскрытую ладонь благородного владетеля:

— Прими эту безделушку в знак моей личной признательности, дорогой Рекин. Благодарность Храма будет куда весомее.

Лаудсвильский с трудом проглотил застрявший в горле ком и рассыпался в благодарности. Храм покупал его, Рекина Лаудсвильского, но зачем? Конечно, владетель не последний человек в Лэнде, но и далеко не первый. К чему же тогда такая неслыханная щедрость — один этот изумруд стоит целого состояния. Правда, Чирс и раньше золота не жалел, но сегодня он, кажется, решил превзойти самого себя. Неужели Храм настолько заинтересован в союзе с Нордлэндом? Впрочем, Чирс всегда был сторонником этого сближения. Недаром же он так долго кружил вокруг Лэнда, пытаясь усилить там влияние Храма, и, надо сказать, не без успеха. Лаудсвильский сильно сомневался, что намерения Храма были столь чисты и бескорыстны, как это сейчас утверждает Чирс. Храм явно копил силы для более решительных действий, но что-то нарушилось в его отлаженном механизме, и посвященные вознамерились подправить свои позиции.

— Мы решили направить посольство в Нордлэнд. Кому, как не тебе его возглавить, благородный Рекин.

— Я сделаю все, что в моих силах, — скромно потупился Лаудсвильский. — Хотя не могу поручиться за полный успех.

— Посвященный Магасар будет сопровождать тебя, благородный Рекин.

— Я бы предпочел, чтобы со мной отправился достойный Кюрджи, — владетель вопросительно посмотрел на Чирса, — Он прекрасно знает обстановку в Лэнде.

На лицо наместника Великого набежала легкая тень: — Достойный Кюрджи умер. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Лаудсвильский не все понял, но почел за благо не уточнять. Жаль достойного Кюрджи, старого и надежного друга, но в тайные дела Храма лучше не соваться — во избежание очень крупных неприятностей.

Бес поднял голову, напряженно вслушиваясь в недружелюбный шепот Южного леса. Волк заворочался у него на руках и тихонько заскулил. Жар его маленького беспомощного тела меченый ощущал даже через полотно куртки. И Волк, и Тор уже двое суток не принимали пищи. Жареное мясо, которое без труда переваривали луженые желудки Беса и Крола, не пришлось им по вкусу. Трудности долгих переходов сказались даже на железном организме меченого, что уж тут говорить о детях, которым не исполнилось и четырех лет. Каждое утро Бес со страхом вглядывался в их исхудавшие лица и лихорадочно блестевшие глаза. В довершение ко всему дети простудились, и, слушая их кашель, Бес вздрагивал и сжимался в седле от собственного бессилия.

Крол подъехал к Бесу. Тор на его руках даже не шевелился, а только хрипел. В обычно равнодушных глазах червя меченый уловил ужас. Крол беспрестанно махал рукой, отгоняя кровососов от опухшего от укусов лица ребенка.

— Молоко, — произнес вдруг Крол, с трудом шевеля губами.

И это было едва ли не первое слово, которое Бес услышал за время их долгого, бесконечного пути. Меченый и сам знал, что без молока дети не выживут. Вопрос только в том, где взять это молоко посреди Южного леса, вдали от человеческого жилья, когда не знаешь, что подстерегает тебя за ближайшим деревом, и каждую секунду ждешь на падения вохров. С вохрами Бес уже имел дело два дня тому назад. Свежий шрам на лице и ноющая боль в боку не давали забыть об этом ни на минуту. Если бы не помощь Крола, то меченому, пожалуй, не удалось бы выйти победителем из схватки сразу с двумя чудовищами. Встреча с разъяренными вохрами сошла Кролу с рук, хотя Бес и опасался за его жизнь. Обладал ли красноглазый иммунитетом против вохров, или это была счастливая случайность, пока сказать было трудно.

— Молоко, — повторил Крол и даже чмокнул для убедительности губами.

— Знаю, — коротко бросил Бес, хотя раньше почти ни когда не разговаривал с Кролом вслух. Их общение сводилось только к мысленным приказам кукловода да повелительным жестам. Иногда Бесу казалось, что Крол — его продолжение, лишняя пара рук для изощренного мозга жреца Ахая. Но были случаи, вроде сегодняшнего, которые показывали, что собственный разум у Крола есть, и он вполне способен самостоятельно делать выводы из происходящего.

Шорох над головой заставил Беса насторожиться. В ту же секунду огромное тело мелькнуло в ветвях и всей своей массой обрушилось на круп коня. Бес среагировал мгновенно, даже не обернувшись, он всадил короткую очередь из автомата в чудовищно мускулистую грудь вожака.

— Молоко, — в третий раз произнес Крол.

Бес выругался и зло покосился на червя, но тот не отрываясь смотрел на поверженного вожака, и губы его мучительно шевелились, пытаясь сказать что-то очень важное.

— Проклятье, — Бес даже головой тряхнул, осуждая себя за недогадливость. Конечно Крол был прав. Вожаки не люди, но их самки выкармливают детенышей молоком. До сих пор меченый объезжал логова вожаков стороной, но, видимо, пришла пора нанести им дружеский визит.

Вожаки жили небольшими стаями. В каждой стае был матерый самец и десяток других помоложе, не считая многочисленных самок и детенышей. Стаи селились в больших гнездах из сухих веток, которые возводились над неглубокими, но вместительными ямами. Несколько раз Бес натыкался на подобные жилища, покинутые стадом, и даже провел в одном из них ненастную ночь. Вонь там стояла невыносимая, хотя по всему было видно, что вожаки покинули его довольно давно.

Бес передал Волка Кролу и, легко спрыгнув на землю, склонился над убитым вожаком. Заросшее рыжеватой густой шерстью мускулистое тело было разрублено очередью из арбалета едва ли не пополам. Меченый не знал, пользуются ли вожаки огнем, но то, что мылом они не пользуются, чувствовалось сразу. Вожак был из матерых — два пожелтевших клыка угрожающе торчали из широко разинутой смрадной пасти, хотя остальные зубы были вполне человеческими. Низкий покатый лоб придавал и без того не блещущему красотой лицу выражение тупой свирепости. Длинные когти на сведенных предсмертной судорогой пальцах внушали невольное уважение, так же как и чудовищные бицепсы. Насколько знал Бес, вожаки редко охотятся в одиночку, а следовательно, где-то неподалеку находятся молодые самцы, нападения которых можно ожидать в любую секунду.

Бес отправился на поиски гнезда один, оставив огненный арбалет Кролу. Меченый не сомневался, что красноглазый не оставит детей, если с ним случится несчастье. Другое дело, что шансов выжить у них практически не будет Жизнь Волка и Тора сейчас на лезвиях мечей Беса, и он не имеет права на ошибку.

Меченый умел ходить по лесу бесшумно — бесценный опыт, приобретенный в пору далекого детства. Ах, какая охота была в Ожском бору! И как он гордился своими победами. Первый олень, убитый стрелой прямо в глаз. Первый храмовик, выброшенный из седла ударом короткого меча. И радостный вопль победы, венчающей дело, — за Башню. Он одержит победу и в этот раз, но некому будет радоваться его успеху.

Молодой вожак издал короткий вопль и рухнул к ногам Беса, поверженный взмахом меча. Его собратья глухо заворчали, окружая пришельца. Из гнезда послышался визг детенышей и вой рассерженных самок. Этот вой подхлестнул Беса. Все пока складывалось удачно, наверняка среди есть и кормящие — спасение Волка и Тора. Не дать им только разбежаться по лесу. Бес рванулся к гнезду, по пути уложив двух самых агрессивных самцов. Однако их смерть не произвела на остальных особого впечатления, они не обратились в бегство, как рассчитывал меченый, а бросились на чужака, потрясая сучковатыми дубинками, Справиться с семью самцами оказалось не так-то просто, к тому же Бесу мешала рана в боку. Меченый метался на узком пятачке перед входом в гнездо, рассыпая удары на право и налево. Его хриплые крики не уступали воплям вожаков ни силой, ни свирепостью. Каждый отстаивал свое, и кровь, струившаяся из ран, только подхлестывала ярость противников. Бес уложил еще троих, но и сам получил несколько чувствительных ударов. Дубинка одного из вожаков скользнула по его голове и рассекла кожу на лбу. Кровь из раны заливала Бесу глаза, и он то и дело проводил по лицу рукавом. Несколько самок бросились было из гнезда в бега, но меченый без жалости зарубил одну из них мечом, а остальных загнал обратно увесистыми пинками. Молодые вожаки при виде убитой самки издали горестный вопль, поразивший Беса. Боль, звучащая в этом вопле, была почти человеческой. Но времени на переживания у него не осталось — четверо уцелевших вожаков навалились на него разом. Бес вышел из этой схватки не без урона: левая рука повисла как плеть, а оба меча так и остались в телах убитых вожаков. Последний уцелевший самец наседал на обезоруженного меченого, потрясая дубинкой, Бес кружил по поляне, уклоняясь от выпадов разъяренного вожака и выбирая время для удара. Вожак промахнулся в очередной раз и глухо зарычал. Бес коротко, без замаха, ткнул его носком сапога между ног. Вожак взвыл и присел. Бес прыгнул вперед и нанес ему удар ногой в висок. Вожак коротко хрюкнул и уткнулся носом в землю. Меченый склонился над поверженным, тот еще дышал. Бес достал из-за голенища сапога нож, но в последний момент передумал. Ему захотелось присмотреться к вожаку поближе. Раз уж придется жить в Южном лесу, то не худо бы узнать повадки его обитателей. Достав из сумки крепкую тонкую веревку, он стянул ею руки и ноги самца.