– Кто таков? – прорычал Ниян.

Голос обрушился, как шипастый кастет, воину почудился хруст костей черепа, внутри мерзко задрожало.

– Лют, витязь, – ответил он пересохшими губами.

– Как сюда попал?

Голос смял грудную клетку, отвратительно хрустнуло, в глазах потемнело, горло едва не разорвал тошнотворный ком. Лют осторожно пошевелился: пот со лба тек ручьем, брови насквозь мокрые, глаза щипало.

– Послал меня с поручением Кащей.

Ниян разразился утробным смехом, гулким, будто звук гулял в железном жбане, челядь услужливо захрюкала, заржала, зашипела. От смеха у Люта задрожала каждая клеточка, внутри рвалось, плескало, тело стонало от муки.

– Никак не угомонится костлявый, – прогудел Ниян злорадно. Свинцовый обруч на лбу ярко вспыхнул, зубцы раскалились добела. Довольный великан махнул скипетром, в воздухе загорелась полоса огня. – Совсем из ума выжил, прислал обычного смертного.

Голос вскрыл грудину, как мясницкий тесак, внутренности вывалились вразвалку, чудовищная боль погасила сознание. Лют очнулся, опасливо ощупал грудь, посмотрел под ноги: железному великану лучше молчать, а то помрет от звуков голоса!

– Я не простой, – сказал Лют с мрачным достоинством.

Темные вилы злобно шипели, копыта высекали искры. Лют согнулся под тяжестью взглядов собравшихся чудищ. Ниян глянул остро, махнул рукой великодушно, челядь успокоилась.

– Ага, вижу метку Перуна, – рыкнул Ниян с глумливым смешком. – Думаешь, попадешь в небесную дружину? Шиш! – рявкнул железный великан, пламя светильников вздыбилось до потолка, палата ярко осветилась. Лют зажал уши, меж пальцев потекли красные струйки. – Из моего царства никуда не денешься, будешь мне прислуживать!

Палата взорвалась хохотом. Лют закачался, в голове лопались кровавые пузыри, горячие струйки текли из ушей, носа. Ниян прекратил смеяться, расплавленный металл зениц вперил чуточку удивленный взгляд на воина: смертный разогнул спину, задрал подбородок, открывая мягкое горло, под ноги полетел плевок.

– Не бывать тому! – прохрипел Лют со смертельной яростью.

Ниян прогрохотал:

– Да, вижу, крепких людей берет Перун. Думает, помогут при конце света. Глупец! Когда наступят последние дни, из Нави выйдет неисчислимая рать из умерших за время существования мира! Ты представляешь, сколько это? Как бы ни были могучи Перуновы воины, но их закидают шапками.

Повелитель мучений гнусно захохотал, свита послушно вторила. Лют стал спокоен, страшной силы голос бога угнетать перестал.

– Значит, – сказал он негромко, но Ниян услышал, – конца света не будет.

Полчища чудищ поперхнулись смехом. Ниян припечатал человека строгим взглядом, огненный меч налился ярким светом, с лезвий сорвались язычки пламени.

– Даже не знаю, – протянул он задумчиво, – храбрец ты или дурак?

Лют криво усмехнулся, страх перед мощью подземного бога приходилось преодолевать каждый миг, давалось это с трудом, но ужас отступал под яростным натиском праведного гнева.

– Лучше отдай, что Кащей хочет, потом поговорим.

Ниян всхрапнул от такой наглости, из глаз ударили тонкие лучи, кольчуга на груди Люта задымилась, металл испуганно зашипел. Жар куснул кожу, Лют стиснул зубы, пронзил железную гору ненавидящим взором. Ниян поднялся, воин невольно отступил, устрашенный ростом судьи мертвых.

Лучи из глаз исчезли.

– Ну что ж, – прогудел бог. – Принесите ларчик.

Темная вила посмотрела удивленно. Испугавшись полыхнувшего гневом взгляда Нияна, нечисть захлопала кожистыми крыльями и взвилась к потолку, скрываясь в широком проеме. Лют настороженно посмотрел на железного великана. Ниян ответил холодной улыбкой, мускулы рук красиво бугрились, поигрывая огненными скипетром и мечом.

Темная вила скоро вернулась, в когтистых руках нежно посверкивал адамантовый ларчик, пламя светильников отражалось на бесчисленных гранях яркими точками, светящимися крестами, аж глаза кололо. Запертый на маленький стальной замочек, скрытый предмет виднелся смутно – нечто округлое, не больше кулака.

Вила поставила ларчик на пустой трон, застыла у подлокотника. Ниян обронил ехидно:

– Что стоишь столбом? Бери, за этим шел.

Лют повел плечами. В глазах прислужников бога не скрывалось злорадство. Трон приблизился. Лют замер под насмешливым взглядом великана, шагнул еще, пальцы застыли над ребристой крышкой.

Воздух сверху открылся огненной раной – Ниян без замаха опустил меч на русую голову.

Белава, сглатывая слезы, обрабатывала синяки на запястьях княгини. Умила, бледная, с отрешенным лицом, молча терпела: глаза сухи, безжизненны.

– Чтоб его Ящер на том свете полосовал, аспид поганый! – всхлипнула Жилена, готовя целебный взвар.

Умила по-прежнему сидела молча, смотрела в никуда – и так уже два дня с той страшной ночи. Тело покрылось синяками, боль накатывала волнами, разрывала на части, но терпела молча, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком.

Белава закончила втирать аккуратными движениями целебную мазь, заботливо прикрыла ужасные пятна широкими рукавами платья.

– Аспид проклятущий! – прошипела она с ненавистью, смотря с тревогой в бескровное лицо Умилы. – Госпожа, не молчи, мы рядом.

Княгиня оставалась безучастна. Жилена, всхлипывая, утирая красные глаза, подала парующую чашу, насильно вложила в безвольную руку. Служанки переглянулись, заплакали, обнявшись.

Полог отодвинулся. Девки поспешно вытерли слезы. Вошедший степняк хмуро отметил затаенную ненависть. Воин подошел к Умиле: походка шаркающая, лицо бледное, словно поправился не до конца от тяжкой болезни. Темные глаза участливо посмотрели на княжну, чью гордость не смог растоптать отвратительный поступок Повелителя: спина прямая, наклон головы величествен, как и надлежит сильной правительнице.

Служанки недоуменно посмотрели в спину степняку. Полог отодвинулся, проглянула освещенная ярким солнцем степь, ткань закрыла проем.

– И чего надо? – удивилась Жилена.

– Ходят, твари! – согласилась Белава.

Шергай вошел в шатер Сомчея, цепко осмотрел бледное лицо, кивнул довольно. Полководец жестом пригласил сесть. Маг подгреб войлочные подушки, нарочито кряхтя, сел.

– Доблестный Сомчей, как я рад улучшению твоего самочувствия!

Военачальник растянул бледные губы:

– Спасибо, Шергай. Знаю, именно тебе обязан жизнью.

– Доблестный Сомчей чересчур великодушен, – замахал руками Шергай. – Это Повелитель вынес тебя с поля боя. Я малость подлатал. Кстати, он ждет своего лучшего полководца, ты не мог бы зайти?

– Я подумаю над этим, – сказал Сомчей мрачно.

Маг запнулся, вгляделся в бледное лицо, сдержал упрек, загривка коснулся неприятный холодок.

– Но Повелитель нуждается в твоем совете, доблестный Сомчей, – сказал он с мягкой настойчивостью. – Нужно решить, что делать дальше. Войско изнылось от безделья, того и гляди затеют усобицы.

Сомчей вяло пожал плечами, взгляд ушел поверх плешивой головы, уткнулся в серую стенку шатра.

– Выбор небогат: продолжить поход либо вернуться в степь, – сказал он равнодушно. – Не думаю, что нельзя решить без меня.

На этот раз мага покорежило сильнее. Шергай вгляделся в полководца с подозрением, но копаться в мозгах побратима Повелителя не стал. Молча встал. У полога мага догнал вялый голос:

– Можешь исполнить мою просьбу, Шергай?

– Конечно, доблестный Сомчей, – заинтересовался старик.

– Пленница Повелителя выглядит неважно, – сказал полководец буднично. – Подлечи ее.

Шергай всмотрелся в спокойное лицо долгим изучающим взглядом, после паузы коротко склонился, молвил:

– Хорошо, доблестный Сомчей. Ты прав: выглядит она неважно, но Повелитель почему-то не говорил о лечении, он вообще избегает разговоров о ней.

– Шергай, вылечи ее, не думаю, что Повелитель будет против, – проговорил Сомчей устало.

Маг поклонился, вышел из шатра.