Своими действиями леший здорово облегчил задачу стрелку. Иван мгновенно выпустил стрелу и за ней сразу вторую. Оба заостренных жала воткнулись в бок и грудь извивающегося демонического волкодлака.

Это был Агра, старший сын Маргаста. Он еще боролся за жизнь, когда Аука с хрустом сжал его шею. И тогда Агра затих – отправился обратно в Навь, следом за своим младшим братцем.

Да и папенька не заставил себя долго ждать. Иванушка, размахивая огромным мечом, подбежал на помощь Серому, но все уже закончилось. Оказалось, что в круговерти сражения волк изловчился ухватить мертвой клыкастой хваткой горло самого могучего колдуна пекельного царства.

Верный слуга Чернобога, кудесник Маргаст захрипел и издох. Серый волк разорвал ему горло и сам откинулся навзничь в изнеможении, истекая своей и чужой кровью.

– Не серчай, Иванушка, не помощник я тебе более. Дальше пойдешь с Аукой.

Волк лежал на боку и тяжело дышал. Затем он начал отрывисто рычать, пытаясь выхаркнуть скопившуюся в горле кровь, и тогда Ивашка понял, что волк тяжело ранен и умирает. Все же битва с тремя волкодлаками не прошла для него даром.

Княжич стоял и молчал, а из глаз его текли слезы. Он стеснялся их, но ничего не мог с собой поделать.

– Скажи хозяйке, – продолжал хрипеть Серый. – Что волчишка подвел, не смог, и…

Волк дернулся и замер. И только легкий осенний ветерок шевелил длинную пушистую шерсть доброго, преданного зверя и боевого друга.

– Он ушел, – медленно проскрипел леший. – Он уже далеко от нас.

– Он умер? – немного отрешенно спросил Иван, но Аука молчал, и тогда юный княжич прошептал себе под нос: – Да. Он умер.

Аука поднял измазанную в крови Перумову кувалду и пошел дальше, больше не останавливаясь. Иванушка посмотрел по сторонам, пару раз рубанул мечом по разлапистой ели, накрыл свежесрубленными колючими ветвями тело волка и прошептал:

– Я вернусь и похороню тебя, мой друг. Если бог даст…

С унынием в сердце он поплелся за лешим, подволакивая за собой длинный и несуразный меч самого Атиллы.

Шли долго, даже рука затекла, но меч бросать нельзя было. Сражаться-то чем? «Кувалду Перуна даже леший с трудом несет, а мне и подавно не поднять будет», – размышлял Иван, поглядывая на живую человекоподобную корягу.

Больше явных врагов не попадалось, за исключением сотен толстых ворон, постоянно кружащих над урочищем и головой. Они собрались в плотную тучу и громко кричали в прозрачной вышине осеннего леса.

– За нами огляд установлен, – проскрипел леший. – Под присмотром мы.

Ивашка в другой раз даже рассмеялся бы, но сейчас, понюхав крови, княжич озабоченно зашептал:

– Откуда пригляд сей?

– Вороны, – просто скрипнул Аука. – Этих никудышных птиц владыка шибко жалует. Они смотрят.

Ивашка задрал голову и долго слушал гвалт пернатых соглядатаев, разинув рот.

– Какие-то они дурные, – сказал Иван, поправив съехавший на ухо шлем.

– Путь, вот он, – заявил Аука и первым ступил на древние камни.

Впереди забрезжил просвет в плотной растительности, и теперь каменная тропа хорошо просматривалась.

Чернобог возник внезапно.

Он стоял чуть в стороне от дороги за заросшей мхом сосенкой, внимательно рассматривая Иванушку с несуразным двуручным мечом. Что-то в облике этого парня рассмешило владыку мертвых, видимо, он посчитал, что этот изнеженный недоросль не представляет для него никакой угрозы.

Чернобог щелкнул пальцами, и мгновенно исчез, вернувшись на поле битвы. В лесу проявился нарастающий гул. Вороны продолжали крутить над лесом живое каркающее колесо, которое становилось все шире и темнее. Крики ворон нестройным хором неслись из тысяч орущих глоток. Они слились в постоянный гвалт, хоть уши затыкай, но приближающийся гул возник по другой причине.

– Беги, – прошипел Аука. Леший еще ускорился, почти побежал.

– Кто там? – закрутил головой Иван, пытаясь понять источник опасности.

– Беги, дуралей! – повторил леший. – Убьют!

И тогда княжич послушался. Зловещий гул приближался, да и вороны все громче и громче кричали над головой, пролетая все ниже и ниже. По спине парня пробежал холодок плохого предчувствия, а камни проносились под ногами, приближая их к мерзкому капищу.

Аука скрипел и разваливался на глазах, но пока еще держался. Он терял ветви и куски коры, но заветную кувалду старательно нес туда, куда повелела хозяйка. Княжич не отставал, но, несмотря на молодость, Иванушка бежать уже подустал, раскраснелся, боевой шлем варяжского царя упал с головы и укатился в траву. Возвращаться за ним княжич не стал, опасаясь потерять из виду лешего.

Спина лесного обитателя и так скрылась за очередным поворотом дороги.

Иван невольно оглянулся и прибавил ходу – там, позади что-то его догоняло – что-то большое, склизкое и омерзительное.

Иванушка не стал дожидаться этого нового врага, побежал за лешим, отводя в сторону плотные космы каких-то противных кустов – затхлый запах тины выдавал близость болота. Вот-вот откроются прибрежные линзы темной воды, и тогда проявится в Яви вечный перевернутый трон, жестокий заклан-камень, темное капище, к которому уже целую вечность ведет и ведет своих жертв в одну сторону древняя дорога Чернобога.

Оно уже близко – это страшное, пропитанное кровью место, вплотную примыкающее к черной трясине.

Иванушка налетел на остановившегося лешего.

– Дальше к трону Лютобога ты пойдешь один, – промолвил Аука. – Возьми молот Перуна, теперь он твой. А я попробую задержать царицу гадюк Ламию. Она нас уже догнала.

Леший аккуратно опустил на землю божественную кувалду, пристально посмотрел на Иванушку и сказал:

– Иди. До капища девять шагов, а я взадпятки пойду – змею встречу.

Аука повернулся и пошел навстречу усиливающемуся противному гулу.

Огромная, опасная, отливающая ночной мглой и смертью чешуйчатая царица северных змей приблизилась к перегородившему путь лешему.

– Я – Ламия! – громогласно зашипела свернувшаяся напряженными кольцами змея. Готовая рвануться вперед, готовая убить и растерзать по воле Чернобога, она смотрела непроницаемыми глазами на Ауку и почему-то медлила с атакой. Не этого противника искала она, не его должна была остановить.

– Уйди с дороги, лесной житель, – вновь оглушительно прошипела Ламия. – Ты мне не нужен.

– Это лес хозяйки, – проскрипел Аука. – Она скоро вернется, и тогда ты пожалеешь!

– О чем мне жалеть, – змея поднялась в рост человека и неожиданно рванулась в атаку. Ее голова размером с голову взрослого быка ударила в грудь лешего, после чего толстые змеиные кольца обвили тело Ауки. Пасть распахнулась. – Царица змей попыталась схватить и оторвать лешему голову, но преданный слуга Бабы Яги и верный защитник Иванушки сам ухватился бугристыми руками за извивающееся тело Ламии и изо всех сил принялся душить змею.

Оба противника давили и давили друг друга. Змея хрипела, но продолжала сжимать кольца вокруг туловища несдающегося лешего.

Противостояние затягивалось. Этот неподвижный, но напряженный бой не мог продолжаться вечно… Тело лешего громко хрустнуло и переломилось пополам, руки замерли двумя корягами. Ламия ухватила пастью голову лесного существа, вмиг оторвала ее и выплюнула, с удивлением обнаружив, что сражается с обыкновенным, старым, при этом еще и засохшим пнем.

Неведомо откуда появившийся Иванушка с диким криком подбежал к чудищу и со всего маху ударил Ламию… кувалдой Перуна!

Царица всех северных гадов дернулась. Она попыталась уклониться от страшного оружия, но рука поверженного лешего так некстати уткнулась в корень и змея не успела. Не успела увернуться.

Удар пришелся чуть ниже основания черепа, голова подломилась – и огромная змея забилась в конвульсиях. Она хаотично хлестала огромным хвостом, а княжич Иванушка с удивлением взирал на зажатую в руках удивительную рукоять пятипудовой кувалды Перуна. Инкрустация молота искрилась и переливалась. В расширенных зрачках парня отражались божественной красоты бегущие огненные дорожки.