— Как тебе удается строить такие словесные конструкции? — не удержавшись, спросил я, в ответ Криббе только пожал плечами. — И с каких пор то, чем можно совершить непоправимое навсегда опорочив невинную девушку, стало называться руками? — Криббе в этот момент решил попить водички. А я специально выбрал момент, когда он глотнет. Пока подавившийся Гюнтер пытался прокашляться, я окончательно проснулся и теперь плескал себе на лицо водой из таза, раздраженно отмечая наличие щетины. Но бриться сейчас было некогда, надо Румянцева спасать. Петька, конечно, сам виноват, что в подобной ситуации оказался, но у меня не так уж и много друзей, чтобы терять хотя бы одного из них по такому смешному поводу.

— Я могу не отвечать на ваши вопросы, ваше высочество? — Криббе вытер рот рукой и мрачно посмотрел на меня. Я же лишь пожал плечами. — Полагаю, слуг можно не звать, — я лишь неопределенно хмыкнул, продолжая застегивать камзол. Моя одежда постепенно лишалась всего на мой взгляд лишнего, и ее вполне можно было уже надевать самостоятельно, не прибегая к помощи слуг.

— Кого там Петька слегка придушил, что тот даже орать прекратил? — я кивнул на стену, за которой располагалась комната Румянцева.

— Принц Людвиг Мекленбургский, — Криббе вздохнул и протянул мне перевязь со шпагой. — Что вы предлагаете делать, ваше высочество?

— Торговаться, что же еще, — я надел перевязь и поправил шпагу. Ну все, можно и в люди идти. Еще раз провел ладонью по волосам, таким нехитрым образом пытаясь их пригладить, но, плюнув на это гиблое дело, пошел в двери как есть. Все равно зеркала в комнате нет, и оценить результаты своих трудов я не смогу, так чего выеживаться? В конце концов, это принц меня с постели поднял своими визгами, так что пускай теперь на мою растрепанную голову смотрит. — Нам на самом деле очень сильно повезло, что за сестрой и ее коварным соблазнителем отправили младшего брата. Кстати, это дает надежду на то, что сам герцог сделал это намеренно, надеясь на то, что недалекого из-за молодости младшего сына удастся уболтать и как-то выкрутиться из ситуации при полнейшем одобрении принца. Таким образом всем удастся сохранить лицо и сделать вид, что так и было задумано. А раз так, то у меня появляется странная мысль на тему того, что герцог Мекленбургский совсем не будет против мезальянса.

— Какого мезальянса? — Криббе мотнул головой, пытаясь уследить за ходом моих мыслей, которые я спросонья, возможно, доносил не слишком внятно.

— Женитьба графа Румянцева на принцессе Мекленбургской не может быть ничем иным, как мезальянс, — я остановился перед дверью Румянцева и решительно постучал в нее ногой.

— Как вы вообще ее узнали? — буркнул Криббе становясь у меня за спиной.

— Я долго пытался понять, почему такую симпатичную девушку хотят упечь в монастырь, — признался я Гюнтеру. — Но так ничего и не понял про нее. Ведь из всех сведений у меня был всего лишь ее портрет и знание уготованной ей судьбы. В любом случае, девица, похоже, до конца так и не смирилась, иначе, как еще можно объяснить ее выходку?

Ответить мне Гюнтер не успел, потому что дверь в этот момент приоткрылась и в нее высунулась голова Петьки. Увидев, кто стоит перед ним, Румянцев охнул и посторонился, пропуская меня в комнату.

Людвиг Мекленбургский был на вид приблизительно моего возраста, как и большинство немцев он был блондином, и, как и многие блондины обладал довольно невыразительной внешностью. Когда я зашел в комнату, он стоял возле окна и судорожно пытался выдернуть из ножен шпагу.

— Кто вы? — спросил он громко, не оставляя попыток освободить клинок, который почему-то никак не хотел покидать ножен.

— Я, Великий князь Петр Федорович Романов, герцог Гольштейн-Готторпский, — вежливо представился я Людвигу. — Ваше высочество, могу я дать вам небольшой совет? Отстегните ремешок, который удерживает эфес, — Людвиг бросил взгляд на ножны и густо покраснел. После чего и вовсе убрал руку от оружия, уже не пытаясь его достать. — Полагаю, немедленная расправа над мерзавцем Румянцевым ненадолго откладывается? — Людвиг напряженно кивнул, не сводя с меня пристального взгляда. — Отлично. Тогда я спрошу прямо. Что вы хотите за то, чтобы двое влюбленных обвенчались как можно быстрее? Такого, что позволит вашему благороднейшему семейству забыть о всего лишь графском титуле коварного соблазнителя?

— Отказ от прав на монастырь без предъявления компенсации, с получением пятой части стоимости в виде приданного, — выпалил принц Людвиг. По мере того, как он говорил, я чувствовал, как медленно падает на пол моя челюсть. С трудом вернув ее на место, я с изумлением произнес.

— И все?

— Рюнский монастырь очень много значит для нашего герцогства. Поверьте, отец всеми силами старался найти лазейку, которая позволила бы вернуть его в состав герцогства, которое этим безумным поступком бабушки было буквально разорвано, — серьезно провозгласил принц. — Ульрика все равно была для нас потеряна, с тех пор, как ей исполнилось пять лет, так что семья хоть и не с одобрением, но достаточно спокойно примет зятя — графа. Тем более, что граф русский и он увезет Ульрику достаточно далеко, чтобы о ее безрассудном поступке скоро перестали вспоминать.

— Речь не мальчика, но мужа, — я поднял вверх указательный палец. — Гюнтер, найди священника. Граф, пойдите уже разбудите невесту, приступим к исправлению ваших ошибок, а то мы из-за вас итак задержались в этой дыре больше, чем это было необходимо.

Вахмистр Розничий привстал в стременах и внимательно посмотрел вдаль на дорогу, по которой вот уже час не спеша ехал их небольшой отряд. Он был назначен командиром дальнего разведывательного отряда, куда помимо казаков входили еще и башкиры. Они находились в трех днях езды от Дрездена, и в их задачу входило вовремя засечь появление армии Фридриха или дозорных отрядов и немедля сообщить о них вышестоящему начальству. Вступать в схватку, если противник был изначально сильнее, разведывательным отрядам категорически запрещалось. Щипать противника во время марша или даже во время отдыха, когда он разбивал лагерь, было дозволено летучим отрядам тех же башкир, совместно с казаками.

Сначала, услышав такой приказ еще до того, как была пересечена граница Речи Посполитой, ребята зароптали, но их быстро привели к дисциплине. Сделал это сам цесаревич, который тогда приезжал, чтобы провести инспекцию войска. Он велел их всех собрать и построить, а затем выдал на-гора, что они сейчас не за зипунами намылились, что это регулярная армия, и хотят они, или не хотят, а обязаны выполнять приказы, особенно вот такие. Что они, в конце концов, не дети малые, которых только от сиськи оторвали, и за каждым бегать с платочком он не намерен. И что, если он узнает, что по вине кого-то, кто не выполнил приказ, касающийся распределения обязанностей, образовались лишние жертвы в армии Российской империи, то разбираться кто прав, а кто не очень, он не будет, просто повесит всех на ближайшей осине, аки Иуд. И плевать ему будет в этот момент, кто именно перед ним: казак ли, али башкир, да хоть китаец как-то в войсках окажется. Говорил он это все спокойно, ни разу не сорвавшись на крик, да так, что до самого последнего казака дошло, а ведь действительно повесит, чтоб другим неповадно было.

Ну а после, Петр сказал все положенные в таких случаях слова и пожелания, после чего уехал. А чего приезжал, никто так и не понял. Потому что почти бегом пробежался по расположениям частей, по обозам, выслушал доклад Ласси, покивал и уехал. Правда, как говорил потом урядник Поддубный, которому выпало коней для его высочества готовить, шибко хмурился чему-то цесаревич, да размашисто что-то в книгу свою писал, в которой задачи для себя ставил.

Но, как бы то ни было, а душа иной раз требовала размаха. Только приходилось терпеть, с дороги съезжать, лишь кого подозрительного углядишь, да прятаться, так, что не каждый тать сумеет.

Всего было развернуто три линии разведывательных отрядов: в трех днях пути, в двух днях и на расстоянии дневного перехода. И если им, дальним, хоть какое-то разнообразие попадалось, то те, что за ними были, вообще от скуки уже начали с ума сходить.