А потом отец ее однажды ночью умер, и мачеха, ставшая опекуншей не достигшей полного совершеннолетия девицы, дабы не делить наследство предложила выбор девице между монастырем и опять же борделем, в обоих случаях обещая содействовать — лишь бы та убралась с глаз долой.

Вот на этом месте обычно ее рассказ обрывался, и всякие попытки разговорить пиратку заканчивались ничем.

Но известно было лишь, что появилась она тут три с небольшим года назад, как раз во время очередной свары между Фальби и Арбонном, придя в Стормтон сразу на двух кораблях — трофейном фрегате «Акула» и шлюпе «Отважный», ныне ходящем под флагом Эохайда Счастливчика — ее приятеля и воздыхателя.

Как эгерийка стала врагом своего короля и как завладела аж двумя кораблями — тут разговоры ходили самые разные.

Была и попытка отбить у нее корабль затеянная Робертом Приксом, хозяином «Фалмора», закончившаяся для оного Прикса досрочным путешествием к Барону Сабади, и поручительство Эохайда, кстати, спасенного Игерной из плена, перед сообществом капитанов вольных добытчиков, и покровительство Миледи, а еще больше было слухов. Но вот правды не знал никто, кроме самой Отважной.

Пока изящная коляска с гербами дома ок Л'лири катилась по единственной мощеной улице Стормтона к рабскому рынку, Домналл под суровым взглядом дуэньи слушал веселый щебет Бригитт. Ему, честно сказать, было все равно, о чем она говорила, достаточно было того, что она говорит с ним. А говорила дочь адмирала о столице королевства Хойделл — славном граде Фальби, откуда когда-то отплыл Руперт Яростный, чтобы основать поселение, где они ныне обитают.

Она просто не находила слов от восторга, хотя покинула стольный град метрополии уже скоро как четыре года. По ее словам, лучше места в мире было и не найти. Этот чудо-город-сад на каналах, в представлении Бригитт ок Л'лири, был средоточием всего самого лучшего на земле.

В столице Четырех Островов собрались предприимчивые и способные люди со всего света — от эгерийских ортодоксов до танисцев. Они без помех открывали тут магазины восточных товаров, ювелирные мастерские, книжные издательства. В гавани бросали якоря корабли, доставлявшие в Хойделл заморские фрукты, пряности, шоссо, слоновую кость, драгоценную древесину.

Городские власти собирали огромные пошлины и обустраивали город. Здесь выходили газеты на шести языках и печаталась четверть книг всего материка. Улицы и набережные были добротно вымощены и украшены вечнозелеными растениями. В городе были публичные библиотеки и ботанический сад.

Здесь жили лучшие умы — астроном Ян Свармер, обнаруживший, что за Хахти есть еще одна планета, держащая путь вокруг светила — так пока и не договорились как ее назвать; профессор физики и магии Фредерик Торс, открывший и изучивший силу молний; изобретатель Анто Ург, создавший прибор для увеличения мельчайших частиц и обнаруживший крошечную живность, не видимую глазу. И другие светила, чьи имена мало что говорили Домналлу. Тут работала лучшая в мире, по мнению Бригитт, школа магии.

А великолепный королевский дворец, первые камни которого заложены еще ата-аланцами? А рынки, где можно купить товары со всего света? А чистенькие кабачки с чудесной кухней? А великолепные дамские салоны, где слабый пол может выкушать легкого вина с мороженым — лучшим мороженым в мире, из фруктов, молока и ванили, ибо алхимики поднаторели в искусстве замораживания, добавляя в лед разные снадобья.

Командор поддакивал восторженной деве, время от времени в экстазе взмахивавшей руками, и лишь грустно ухмылялся про себя.

Как же по-разному им знакома столица!

Он вспомнил годы, проведенные там, не где-нибудь, а в рыцарской академии. Годы несытой юности сироты, обучавшегося за присылаемые опекуном деньги, с постоянными жалобами в письмах на скудость урожая и леность арендаторов. Годы, когда приходилось снимать угол в сущих трущобах, когда от старости и ветхости рухнул жилой корпус, и ему поневоле открывался мир изнанки столичной жизни. За каждым углом здесь мог подстерегать преступник. Одним из наиболее популярных приемов ограбления было сбросить из окна камень на голову своей жертвы и затем обыскать ее, валяющуюся с разбитым черепом. А одним из любимых праздничных развлечений — сжечь живьем десяток-другой кошек во славу древних божков.

Люди в открытую говорили, что, видать, монарх не знает, что творится на улицах столицы его королевства, где среди белого дня человека могут обокрасть на глазах прохожих и его не защитит ни один представитель закона. И еще шутили, что в Фальби ночью людей режут, а днем грабят — вот и вся разница между днем и ночью!

Что до дамских салонов, то на собственном опыте Домналл узнал, что частенько дамы просто встречаются там со своими любовниками. А отличное мороженое оплачивается руками кондитеров, изъеденными в кровавые язвы солью и поташом из ледяной смеси, и их ранней чахоткой, которой они награждают иногда охочих до этого лакомства…

Вечерами улицы заполнялись пьяной толпой — ибо пьянство столичных жителей выделялось даже на фоне признанного в Старых Землях пьянства прочих хойделльцев. И трудно сказать, кто был большим пьяницей — светский джентльмен или сельский батрак, который отличались друг от друга лишь предпочитаемыми ими напитками. Не зря давно было установлено, что суд, выносивший смертные приговоры, имел право заседать только до обеда, ибо после обеда трезвыми хойделльские судьи не бывали.

О том, насколько страшен и жуток ночной город, и думать не хотелось. Копилась в переулках соленая влажная мгла, гнилой запах сочился из щелей в заборах, лавочники запирали засовы — берегись! Цокали по опустевшим мостовым каблуки красных сутенерских башмаков, из-под полей мятых шляп взблескивали недобрые глаза…

Ночами город вымирал. Нищие в замусоренных подворотнях грелись у костров — грязные лохмотья, рваные в сотне мест и латаные ветром, и такой злой взгляд, что можно поверить в страшные сказки про то, как бродяги воруют и едят детей, предпочитая упитанных господских карапузов.

А в колодцах подворотен и арок, под заплесневелыми сводами, нередко мелькал черный человек в низко надвинутой шляпе, с виду обычный прохожий, только неспроста одна его рука лелеяла что-то за спиной, подрагивала в локте — явно «кинжальщик», верный добытчик тугих кошельков.

И несмотря на то, что стража перегораживала на ночь улицы и мосты рогатками, а в самых богатых кварталах у них дежурили наемные воины, готовые без раздумий пустить в дело арбалет и алебарду, все равно почти каждый день какой-нибудь богатый дом грабили подчистую, нередко перерезав глотки его несчастным обитателям.

Он был рад радешенек, когда в пятнадцать лет, окончив курс кое-как, отправился в море… Да, откуда знать балованному дитю адмирала и лорда, как трудно приходится рыцарю Хойделла в его столице, если он живет только на свое жалованье, которое чуть больше того, что платят простому матросу, и куда меньше стоимости подарка, какой получает какая-нибудь юная фрейлина после ночи любви с камер-юнкером или гвардейским лейтенантом! А уж что говорить о простых людях…

Нет, их пиратская вольница в этом смысле лучше — тут, по крайней мере, всё на виду и всё честнее. И если что — никакие мудрилы-адвокаты в засаленных париках не спасут нарушителя законов и обычаев от петли или фута доброй стали в кишки!

Домналл вздохнул.

Уловив его вздох, Бригитт улыбнулась. Надо же, как страдает бедненький влюбленный. Пожалеть его, что ли? Она бы и пожалела, да батюшка не велит. Подыскал, видите ли, для нее более выгодную партию.

Их путь пролегал через широкую торговую площадь, где около открытого павильона собралась толпа зевак.