В поднявшейся суматохе настоящая ведьма исчезла.

Она неслась в своей любимой ступе по хмурому небу домой и ругалась на чем свет стоит. Она сердито размахивала пестиком и ворчала, ворчала.

Облака собрались в тяжелые тучи, и теперь с каждым нервным взмахом раздражение Бабы Яги сопровождалось ударом близкой молнии.

– Вы слышите меня, боги? Я, великая мученица, по вашей жалкой прихоти страсти Чернобоговы терплю, а вы заставляете меня искать ничтожное! Немедля явитесь передо мною! Принесите мне бумагу нескончаемую, иначе я отменю сделку, и тогда сами будете с черным владыкой сто лет воевать, а он вам наподдает, всем сразу!

Следующие три часа летела в молчании, только ворчала малость, и вздыхала. Тучи продолжали струиться и клубиться за летящей в вышине ступой, несколько сверкающих шаровых молний долгое время сопровождали полет вечной ведьмы, а после рассеялись и взорвались.

Небесная колесница, запряженная златокрылой четверкой белых коней с огненными гривами, вывернула из большого яркого облака. Рыжебородый возница, сверкнув надменным взглядом, поравнялся с летящей в ступе Бабой Ягой и неожиданно спокойным тоном завел с ней беседу.

– Здравствуй, Ягая! Зачем зовешь по пустякам, богов тревожишь своей докукой?

– И тебе не хворать, Даждьбог! – закричала ведьма, пытаясь перекричать набегающий поток воздуха. Затем догадалась сбавить скорость, и разговаривать сразу стало легче. – Снизошел, значит, до моих нужд? Сначала бумагу давай, только потом разговоры будем разговаривать.

– Зачем тебе бумага? Ты же неграмотная! Женщинам не нужна бумага.

Бабу Ягу эта беседа рассмешила.

– Даждьбог, ты же Сварожич! Ты великий и непостижимый, но почему-то я не хочу с тобой разговаривать. Уходи немедля! Не буду я с тобой толковать. И сообщи богородице Ладе, чтоб кого-нибудь почтительней прислала.

– А почему? – удивился Даждьбог.

Баба Яга в ответ только фыркнула.

– Не серчай, ворожея! Вижу, что умная, да грамотная шибко стала, – Даждьбог подвинулся на невероятной красоты скамье в своей двухколесной бричке и улыбнулся одними уголками губ. – Садись в мою повозку. Вмиг подброшу до избушки твоей.

Яга представила себе, сколько ей еще махать помелом до дому, поэтому кивнула, соглашаясь.

Совершив сложный маневр, Баба яга пристроила ступу на дно божественной кареты, но из ступы вылезти наотрез отказалась.

– Ты сейчас возьмешь и исчезнешь, а мне тогда лететь вниз, как птице бескрылой, без ступы моей. Курлы-курлы, полный рот земли!

– А ты к тому же осторожничать научилась! – Даждьбог ухмыльнулся, но получилось это у него божественно прекрасно. – Бери, что просила, а после о делах поговорим.

Он вынул прямо из воздуха золотистый лист бумаги и подал его ведьме.

Баба Яга с подозрением приняла из рук бога удивительно плоский, тонкий и ровный лист, к тому же благоухающий ароматом степных цветов, но возражать и ворчать не стала, не дослушав пояснений.

– Перелистнешь его, а там второй возникнет. Возжелаешь перевернуть два листа – и тут же на прежнем месте два новых появятся, а самый первый обложкой обернется…

– Мудрено как-то…

– А ежели выберешь лист и выдернешь его из общей стопки, то сможешь новую книгу начать. Только вот зачем тебе это надо?

– Книгу свою вторую захотела на бумаге божественной написать. И название уже надумала, «Рачение»!

Даждьбог снисходительно улыбнулся и заметил:

– Страсть свою необузданную в письмена вложить хочешь? Пером описать? Гляди, не возгордись!

– Да как же вы все меня не поймете-то? Я одного хочу! Всего лишь смерть свою вернуть! Это главное.

Баба Яга насупилась и с враждебным прищуром посмотрела на бога плодородия и светлого дневного великолепия.

– Непременно вернешь! Охолонись! Только подождать надобно.

– Снова ждать?! – опешила Баба Яга. – А теперь сколько годков?

– Ты зря юродствуешь, – с серьезным лицом промолвил Даждьбог. – Девам Рожаницам удалось всех прадедов будущего героя свести воедино, нонче дедов его зачинать вознамерились. А до рождения княжича Ивана осталось всего лишь пятьдесят девять годин.

Яга вновь скрипнула зубами, но промолчала.

Даждьбог, ожидавший от нее упреков, оживился.

– Пролетят лета, и не успеешь заметить. Книжки свои напишешь, поганок заваришь, покойников подразнишь, монголов пощиплешь, словом, весело и с толком проведешь время.

– Но я старая и больная! – возбужденно возразила ведьма. – Мне будет трудно ждать. А если я к тому времени ум да разум потеряю от старости и пропущу всю закваску, не придет герой, не выполнит предначертанное? Так и буду тогда дурой безмозглой, по лесам тенью шататься вечную вечность.

– Ты не утратишь искру смысла. Боги не позволят унизить тебя бессмыслием.

На этом разговор закончился.

Даждьбог высадил ведьму на хмурую лужайку рядом с избушкой на курьих ножках и тотчас исчез, а Баба Яга уставшая и опустошенная поплелась в хату, не глядя бросив на прошлогоднюю траву и помело, и пест.

Перед тем как захлопнуть дверь, она прищурившись, вскинула взор на большую темно-серую тучу на небе и, свесив нос до земли, закрыла за собой дверцу – медленно и неожиданно аккуратно.

– Чудо-пергамент! – донеслось восторженное восклицание колдуньи и все стихло.

Плотная моросящая хмарь накрыла дремучий лес и ведьмину избушку на курьих ножках, давящая ватная тишина сменилась нарастающим шорохом дождя.

Куда подевалась Баба Яга? Никто не знает. Что случилось в самом центре Молохова урочища? Неизвестно.

С тех пор миновали пятьдесят лет, а за ними еще пять, а затем два годика прошли, и еще один год гадюкой прополз, а потом еще один закрякал селезнем. Все эти годы вечную ведьму никто не видел – ни враги, ни друзья.

Заросла чащоба. Свились толстыми пучками одеревеневшие травы, опоясали тын колючками. Древний лес одряхлел, завалил округу непроходимым буреломом.

Той весной, на самый утиный перелет 1361 года в дверь избушки на курьих ножках постучали. Баба Яга считала, что простой люд ее ни за какие коврижки не найдет. Тропки лесные заросли кустами, болотные плесины от века к веку меняли место, придавая урочищу новый облик. Мнимый замкнутый круг кружил разум, туманил ум, отводил охотников от избушки.

Ан, нет! Пришел же кто-то, объявился! Как проник? Да и что ему, непрошенному гостю, надобно? Видать, гость-то непростой.

– Отворяй, Ягая Баба! Я новость принес.

Долго никто не открывал, а затем в черной, давно окаменевшей избушке что-то заскрипело, заохало, засморкалось, зашипело, заворчало. Древняя старуха в копоти и лохмотьях, опоясанная пуховой шалью, и почти слепая, толкнула дверь и принюхалась.

– Кто будит нас? Что за гонец нетерпеливый в дом поскребся в неурочный час?

– Мне говаривали, что ты великая и вечная ведьма, а ты грязная старуха, да к тому же слепая и глухая.

Баба Яга недовольно зацокала языком.

– Нонче жительницу лесную, простую, одинокую да одичалую каждый охальник похабный норовит обидеть, – проворчала колдунья. – Ты бы бабушке сперва крыночку коровьего молочка принес, да мягонького хлебушка полушку, луковку огородную с грядочки не позабыл, а потом, назвав имя свое, новость ненужную сообщил, да повежливее, а то, как обижусь, да как отправлю за кромку глашатая этакого – будешь там три века грустные песни упокойникам выть. А потом еще три, чтобы старших не забывал уважать и чествовать. Нам, старикам многого не надо – бывает и стакан водицы дороже всех сокровищ на свете.

Дородный румяный мужчина с окладистой, заплетенной мелкими косичками бородкой ошеломленно вскинул бровь. На поясе пришельца красовался цветастый кушак, а на ногах – настоящие летучие сапоги с длинными, тонкими крылышками, которые вздрагивали и пытались сделать взмах, но без повеления хозяина не решались взмыть в небо.

– Меня зовут Доброгост, я вестник богов. Несу к тебе добрую новость. Богородица Лада передает тебе приветствие и сообщает, что судьбы прадедов, дедов и отцов сплетены воедино, и сегодня на утренней ясной зорьке Иван, сын княжеский, не то умник, не то дурак родился в тиши и спокойствии. Уже недолго тебе осталось на печи в безделии валяться. Скоро долгожданный милок постучится в эту дверь. Вот увидишь, заявится помощи просить.