— Не знаю, возможно, и похожа эта фигурка на короля Франции, — осторожно проговорил он.

— И вот, представляешь, чтобы добраться вот до этой одинокой почти всеми покинутой фигурки, надо убрать именно нашего Луи. — проговорил я задумчиво. — Здесь, конечно так всё навалено, но попытаться можно. Нужно только грамотно завести вот эту петлю. Оп, — и фигурка, которую я обозвал Людовиком, заняла своё место рядом с остальными. — Ну вот, теперь эту фигурку взять легко. Вот эти, что вокруг навалены, их весьма легко можно обойти. — Я протянул руку и аккуратно вытащил фигурку без помощи петли. — Вот так.

— Это всё что-то значит, ваше величество? — спросил Груздев, переводя взгляд с бирюлек на меня.

— Да, скорее всего, что-то значит. Главное, петлю использовать правильно, а это очень тонкая работа, очень.

Я бросил петлю на стол, и принялся разглядывать майора. Почему-то я его себе тоже другим представлял: этакой смесью Дениса Давыдова и поручика Ржевского. С обязательными усами. Олег Груздев же был не слишком высок, стан его был гибок, а лицо, хоть и скверно, но выбрито. Особенно выделялись на лице темные глаза, с такими ресницами, что любая девка многое отдала бы за такие.

Майор заерзал под моим пристальным взглядом. Ему было неудобно сидеть на краешке, но тут сам виноват, никто его не заставлял. Сел бы нормально, сейчас не пытался бы поудобнее седалище устроить на тех пяти сантиметрах, которые сам себе выделил. Кстати, о сантиметрах, интересно, как скоро я буду их не только про себя упоминать?

— Ваше величество, могу я узнать, зачем вы меня в Петербург звали? Неужто чтобы просто посмотреть на меня? — он не выдержал и прервал молчание первым.

— И это тоже, — я кинул. — Но больше, чтобы поговорить. Как ты относишься к идее тез листков, которые раздавал людям?

— Они очень… хм… противоречивы, ваше величество. Но, не могу не признать, что подобный ход работает. Особенно, после, — он замялся, а затем выпалил. — После смерти Елизаветы Петровны, картинки те новый смысл приобрели. Фридриху-то негде было новых наделать, а измываться над погибшей от страшной болезни женщиной, ну, это не многие приветствуют. Так что сработал обратный эффект, люди стали отворачиваться от солдат и офицеров Фридриха, из тех, которых он посылал по деревням.

— А откуда у солдат Фридриха те срамные картинки про тетушку нашу Елизавету Петровну, если ты сам сказал, что негде ему было запас пополнить? — я продолжал пристально смотреть. Ну же, ответь. Позволь мне убедиться, что я в тебе не ошибся.

— Так, я их отбирал по первости, а потом мы их сами и раскидывали, чтобы этот обратный эффект произвести. Я потом ещё одну сделал, и пока ненадолго в Берлин заезжал велел напечатать. Я за свой счёт печатал, — добавил он быстро, я же протянул руку и взял протянутую мне уже помятую бумажку. На ней, на хорошем немецком было написано, что императрица преставилась, и как можно хулить почти святую женщину, не укладывается в головах всех святых, и самой Девы Марии. Я отложил бумажку в сторону и теперь смотрел на Груздева с любопытством.

— А чего не продавал те срамные картинки? — от внезапности вопроса, бедный майор едва не свалился с кресла.

— Что? — он уставился на меня, я же только усмехнулся.

— Сядь нормально, мне на тебя смотреть больно. Разговор долгий предстоит, нехорошо получится, если ты половину пропустишь, потому что из-под стола вылезать в это время будешь.

Груздев послушно устроился в кресле, всё равно стараясь держать спину прямо.

— О чем вы хотите поговорить со мной, ваше величество?

— Вот об этом, — я снова взял в руки петлю и дотронулся заостренным концом до бумажки. — Это был очень мудрый ход, очень. И я приказал явиться, когда о нём узнал. Мне и нашей многострадальной империи очень нужен человек, который будет всякий срам против меня, моей семьи и всего, чем богата Россия, пресекать, и не давать распространяться в империи. Также этот человек должен всячески обливать самыми отборными помоями остальных европейский и не только европейских правителей, как у нас, так и у них. Работы много предстоит. Жалованьем не обижу. Да и в Тайной канцелярии целый отдел под это дело нелегкое создадим, с личной типографией. А ты начальником пойдешь, на должность полковничью. Разумеется, в звании полковника.

— Что? — Повторил Груздев. Я же только рукой махнул.

— Вот что, пока ещё майор, с тобой сейчас точно каши не сваришь. Иди-ка ты отсыпайся. Да подумай, пока отмываться будешь да ко сну готовиться. Может что и путное в голову придёт. Завтра в это же время жду тебя здесь, с ясной головой, которая будет именно той самой головой, которая эту схему придумала. — Я схватил колокольчик и позвонил. В кабинет тут же зашел Бехтеев. — А вот Фёдор Дмитриевич проследит, чтобы ты ничего не забыл и не перепутал.

И я вкратце рассказал секретарю, про завтрашнюю встречу с Груздевым. Он кивнул и указал майору, который до сих пор в каком-то ступоре сидел, на дверь. Груздев встал, и они уже пошли прочь из кабинета, когда за дверь раздался громкий вопль.

— Мы дома, господи, радость-то какая. Гюнтер! Мы дома! — дверь распахнулась и в кабинет ворвался Петька Румянцев, а за ним зашёл Криббе. Как же давно я их не видел.

Резко встал из-за стола, краем глаза заметил любопытный взгляд, который бросил на меня мой будущий министр пропаганды, как бы гнусно это не звучало, но подобные методы работают во все времена, и почему я должен от них отказываться, мне не очень понятно.

Петька не добежал да стола каких-то пару шагов и нерешительно замер. Он заметно похудел, стал гораздо стройнее, но и одновременно крепче физически. А лицо приобрело строгость и чуть заострилось, утратив все следы разгульной жизни. Только глаза блестели так знакомо. А Криббе — это был Криббе, который нисколько не изменился, но тоже, словно заробев, остановился неподалеку.

— Петька, суки ты сын, — я выскочил из-за стола и крепко обнял его. Румянцев отмер и так крепко сжал меня, что я почувствовал, как ребра затрещали. — Пусти, боров такой, раздавишь.

А потом так же крепко обнял Криббе. В это время Бехтеев пытался утащить из кабинета Груздева, который, похоже, как истинный художник что-то разглядел в моей встрече со старыми друзьями. Наконец, Бехтееву удалось выпихнуть Груздева за дверь, но он тут же вернулся. Закрыв её за собой, секретарь негромко произнёс.

— Герцог Кент изволил явиться.

— Гони его в шею. — я махнул рукой.

— Да, но…

— Эта сволочь в следующий раз бегом прибежит. А сейчас нечего было клювом щелкать. Так и скажи, Криббе из Голландии вернулся, и теперь вовсю императора обрабатывает. Вместе со злокозненным Румянцевым. Ему было назначено время, он решил показать собственную… в общем, собственную. — Я не стал озвучивать матерное слово. — И кто ему виноват? У императора каждая минута на счету. Не будет же он время разбазаривать, какого-то там английского герцога ожидаючи? Так что пущай ступает пока с Богом. А то, Румянцев тут охоту на медведя предложить хочет. Соскучился говорит шибко на чужбине по забаве русской. Большой выезд, говорит, хочу устроить, да послов всех пригласить, включая герцога Кента.

Бехтеев хмыкнул, кивнул и направился исполнять указание, я же махнул на кресла рукой.

— Садитесь и рассказывайте. Мне тоже есть чем вас порадовать, — добавил я мрачно, да так, что даже Петька стал предельно серьезным, садясь на своё место. А обсудить нам предстояло действительно много. Надо наверное, приказать, чтобы ужин прямо сюда подали, подумал я, и стал внимательно слушать Криббе, который первым взял слово.

Ласси вышел из кареты, и с трудом подавил желание потянуться, чтобы размять затекшие мышцы.

— Ты не знаешь, к чему такая спешка? — спросил он у сопровождавшего его Михаила Волконского.

— Нет, — князь покачал головой. — Знаю только, что многие назначения сняты и некоторые прожекты заморожены, но не все, нет, не все. В Петербург отозвано много народу, но поручения Пётр Фёдорович даёт каждому отдельно, и беседует с каждым почти наедине. Я знаю лишь, что к Азову выдвинулись дополнительные войска. Туда же казаков стягивают и калмыков. Калмыкам послабления дали, как и башкирам. Примерно те же условия, что и казачеству. Но, Пётр Фёдорович говорит, что указы наспех готовились, и будут потом, когда всё закончится, пересматриваться и уже в полном соответствие составляться.