— Смотри, почтенный Ахай.

Бес увидел площадь, заполненную народом, и лесного варвара Таха на высоком помосте. Бедный Тах, он так не хотел умирать на пыльной площади чужого города, где нет ни одного сочувствующего лица. Только ужас и любопытство. А вот и главный пастух этих жвачных животных — посещенный Чирс, будь он трижды проклят. Это он послал на смерть Таха, измученного адской болью. Неужели все кончено? Бесу казалось, что он умер, во всяком случае, он услышал, как сыплется земля на крышку его гроба, но, открыв глаза, понял, что это не так. Не было гроба — его вкапывали в землю живым. И делал это Крол, сопя от усердия — несчастный червь, лишенный разума. А командовал погребением достойный Хармид, тот самый, что всегда смотрел в рот почтенному Ахаю. Теперь он смотрит мимо, а его пешки орудуют лопатами. Какая жалость, что смерть запоздала на несколько минут — от удушья умирать трудно.

Но он не умер и от удушья, а вновь открыл глаза и подивился тому, что не все еще кончено. Правда, на миг ему показалось, что он ослеп, и впервые за время, проведенное в застенках Халукара, меченому стало страшно. Он задрал голову вверх и увидел звезды. Но тогда он не только жив, но и на свободе! Бес попытался пошевелиться и едва не задохнулся — земля давила ему на грудь тяжело и безнадежно. Халукар остался верен себе — не просто смерть, а мучительное умирание.

Бес услышал шорох за спиной и попытался обернуться. Кто-то дышал ему в затылок, а в полусотне шагов впереди с горящими факелами в руках ежились на ветру часовые-гвардейцы. Меченый хотел их окликнуть, но потом передумал. Эти подонки только посмеются в ответ, а смерть от собачьих зубов ничем не хуже любой другой смерти.

Кто-то начал быстро разгребать землю вокруг его шеи, и это были не собачьи лапы, а человеческие руки. Он узнал Крола по сопению раньше, чем увидел его лицо, а вторым был Хой. Тах не выдал своего соратника. Прошел все муки ада, но не выдал, плюнув тем самым в рожу посвященным. Вечная тебе память, веселый варвар из зеленого леса.

Через несколько минут Бес уже мог вздохнуть свободнее. Только бы часовые не заметили. Бес вцепился пальцами в протянутые руки Крола и Хоя, которые медленно потянули его вверх. Боль стала нестерпимой, но он не закричал и не застонал, а просто потерял сознание. Однако даже это обстоятельство его не огорчило, потому что где-то там, в глубине мозга продолжала биться ликующая мысль — свободен. Свободен, а значит, готов к мести.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как Айяла попала в этот сруб. О колдуне и его странном подручном не было ни слуху, ни духу. Но не привиделись же они ей в то первое солнечное утро? Волк и Тор, похоже, не испытывали беспокойства по поводу их долгого отсутствия, но молодая женщина была встревожена не на шутку. Запасы пищи таяли с каждым днем и непонятно было, как их можно пополнить. Охотой Айяла никогда не занималась, лес путал ее мрачной тишиной и угрюмой величавостью. Она просто потеряется в нем, стоит ей только отойти на сотню другую шагов от сруба. В доме были хлеб и овощи, но откуда они здесь взялись, она не имела понятия. Айяла обошла всю округу, но ничего похожего на огород не обнаружила. Дети в ответ на ее вопросы только плечами пожимали.

— Приносят, — сказал ей Волк, но кто приносит и откуда, он либо не знал, либо не смог объяснить.

С детьми сладу не было, они причиняли ей массу хлопот, но — это скорее радовало, чем огорчало. У нее просто не оставалось времени на бесплодные и горькие размышления. Неужели этот человек действительно был их отцом? Тогда он странный отец, чтобы не сказать больше.

Дети наотрез отказались одевать сшитую Айялой одежду.

— Лето, — благодушно пояснил Тор.

Но это было не единственной причиной. Скорее всего, в одежде их не пустили бы в гнездо, а они стремились туда всей душой к большому неудовольствию женщины. Но, к сожалению, удержать детей от общения с вожаками не было никакой возможности. Да и какое она имела право их удерживать. Мальчики привыкли жить именно так, гнездо стало Для них родным домом, и вожак Ух был для них лучшим отцом, чем тот страшный и непонятный человек.

Почему он жил здесь такой странной лесной жизнью? Что связывало его со стаей? Но ведь что-то связывало. Даже в его отсутствие к срубу никогда не осмеливались подходить ни вожаки, ни вохры, ни чужие псы. Тейта убила стая, которую вел колдун, — в этом она почти не сомневалась. Черный колдун. Когда-то Айяла знала человека, которого все называли именно так. Холодный и надменный он проходил по веселому саду посвященного Вара, не поворачивая головы в сторону млевших от ужаса девушек. Мрачные слухи ходили об этом жреце — говорили, что он невероятно жесток, и приводили такие примеры, от которых кровь стыла в жилах. Но тот был молод и поразительно красив даже для горданца, а этот стар, грязен и уродлив. Нет, не может жрец Храма, горданец, уподобиться животному и жить в лесу.

То, что вожаки животные, Айяла убедилась довольно быстро, хотя поначалу у нее и были некоторые сомнения на этот счет. Но откуда они взялись, эти человекоподобные существа — вот чего она не могла понять. А вохры? В древних книгах о них не говорилось ни слова. Айяла с удивлением и испугом узнала от детей, что лохматые существа, которых она принимала за медвежат, на самом деле были детенышами страшных монстров, а принес их в сруб Черный колдун.

— Маленькие, — Тор сжал кулаки, показывая какими вохрята были когда-то. — Большие, — широко развел он руки, показывая, какими они станут, когда вырастут.

В подтверждение своих слов и жестов он тут же взревел вохром к большому удовольствию Пуха и Духа. Волк с готовностью подхватил его крик. И оба они с упоением довольно долго орали на разные лады, пока Айяла, заткнув уши, не велела им замолчать.

Зачем он притащил вохрят? Айяла не раз слышала, что вохры разрушают человеческий мозг. Тейт рассказывал ей о людях, которые умирали в страшных мучениях от одного их взгляда. И еще Тейт рассказывал ей о меченых, которые в давние времена жили в Приграничье и сражались с вохрами — странное племя, пришедшее ниоткуда и ушедшее в никуда.

День сменялся ночью, а ночь новым днем, и Айяла с удивлением отмечала, что все больше втягивается в эту странную, так непохожую на прежнюю жизнь. Она уже не боялась вожаков и подходила к гнезду почти вплотную, правда, никакими силами ее не удалось бы заманить внутрь этого странного, ни на что не похожего сооружения. Ее уже не путали крики ночных птиц, и она спала почти безмятежно, прижав к себе покрепче маленькие тела Волка и Хора. Их присутствие успокаивало ее. Эти два ребенка были частью Южного леса, в котором для них не было тайн. К удивлению Айялы, именно Волк и Тор верховодили в стаде, и даже Ух, большой и грозный самец, повиновался им беспрекословно. Дети разговаривали мало, в основном ограничивались криками и жестами, но очень хорошо понимали друг друга. Казалось, что между ними и окружающим миром существует таинственная связь, недоступная другим смертным. Она учила их петь. Оба охотно подхватывали мелодию, но категорически отказывались учить слова. Айяла промучилась с ними несколько дней и пришла к неутешительному выводу, что слова песен ни о чем не говорят ни Волку, ни Тору. Дети были поразительно невежественны во всем, что касалось жизни людей. Айяла с трудом растолковывала им самые обычные вещи, но через день они все забывали. Новые слова не нужны были им в обиходе и с поразительной легкостью улетучивались из лохматых голов. И все-таки кое-чего она добилась: дети стали говорить больше и чище, правда только с нею, а между собой они по-прежнему общались жестами и короткими междометиями. Иногда ей казалось, что они могут обходится и без этого, читая небогатые мысли друг друга. Весь день дети находились возле гнезда, но к вечеру возвращались в сруб, чтобы подвергнуться не очень желанной процедуре омовения, иначе Айяла ни под каким видом не пускала их на лежанку. Волк и Тор смирились с неизбежным, и она считала это самой большой своей победой.