— Ничего, государь, все образуется, — негромко произнес владетель.

— Я рассчитываю на тебя, благородный Гаук, — так же тяжело отозвался Рагнвальд.

Гвардейцы уже сидели в седлах, благородные владетели спешили занять место поближе к королю, тесня конями друг друга. К сожалению, благородная Сигрид не вышла проводить сына и государя. Рагнвальд и раньше не мог похвастаться сердечностью в отношениях с матерью, а сейчас разделявшая их борозда стала еще глубже.

— Все будет хорошо, — повторил Отранский.

— Дай бог, — вздохнул Рагнвальд.

Капитан был недоволен. Волк, проживший с ним рядом всю жизнь, научился разбираться в перепадах его настроений. Но сейчас за этим недовольством скрывалось нечто большее. Бес пристально смотрел на сына, словно пытался прочитать что-то в глубине его души. От этого взгляда Волку стало не по себе.

— Я сделал тебя лейтенантом вовсе не потому, что ты мой сын.

— Я это знаю. — Волк помрачнел, разговор не предвещал ничего хорошего.

— Ты нарушил мой приказ.

— Я воин, а не палач. — Глаза Волка сверкнули из-под длинных ресниц.

— Ты станешь палачом, если я прикажу. — Нет.

— Нет? — В голосе Беса была скорее угроза, чем вопрос.

— Не все средства хороши для достижения цели.

Бес засмеялся, но в его смехе злобы было гораздо больше, чем веселья.

— Путь к цели буду выбирать я, а твоя задача — не споткнуться на этом пути.

Волк физически ощущал силу этих парализующих глаз. В эту минуту он ненавидел отца. И тот чувствовал эту ненависть, не мог не чувствовать.

— Голова Заадамского за тобой. Благородный Ингольф слишком зажился на этом свете.

— Пошли ему яд в бокале. — В словах Волка были вызов и осуждение бессмысленной жестокости.

— Я уже сказал, что это твоя забота. И учти, я не потерплю непослушания.

Тор появился как раз вовремя и оборвал ссору, грозившую зайти слишком далеко.

— Прибыли люди Пайдара.

— Зови, — коротко распорядился Бес.

Волк с любопытством разглядывал варваров. Их страна находилась в излучине реки Оски, сразу же за Восточными лесами. Варвары-осканцы довольно сильно отличались от лесных варваров: их лица напоминали скорее лица степняков, но волосы были неожиданно светлыми.

— Достойный Пайдар шлет привет почтенному Ахаю, Черному колдуну из Южного леса.

— Я рад, что мой достойный друг находится в добром здравии, — Бес жестом пригласил посланцев садиться.

Варвары, а их было трое, без церемоний расположились у накрытого стола. Однако мечей они не отстегнули, и это был знак почтенному Ахаю, что полного доверия у прибывших к нему нет. Мечи были суранской выделки и не лучшего качества. Волка это обстоятельство огорчило.

— Твой человек понравился Пайдару, но сладкая речь, это еще не сытный пирог.

От лица варваров говорил все время пожилой осканец с умными глазами на морщинистом лице, его спутники пока помалкивали, угрюмо озираясь по сторонам.

— Храмовики кормят вас лучше?

Насмешка, прозвучавшая в словах Беса, не понравилась осканцам. Рука одного их них опустилась на рукоять кинжала.

— Не так скоро, достойный Пайдар, — с добродушной улыбкой на устах остерег его Бес и, заметив удивление гостей, добавил: — Не так уж трудно опознать волка, даже когда он маскируется под овечьей шкурой.

Теперь пришла очередь улыбаться Пайдару:

— Я много слышал о тебе, Черный колдун, и рад, что эти слухи оказались правдивыми.

Однако настороженность в глазах варваров не прошла, а скорее усилилась. Бес разлил вино по серебряным кубкам и первым пригубил его. Гости тоже пригубили, но менее уверенно. Волка их осторожность позабавила.

— Хорошее вино, — одобрил старик и покосился на Пайдара. Вождь осканцев был, видимо, того же мнения, но вслух высказываться не спешил, не желая ронять своего — достоинства перед людьми, которые еще не стали ни друзьями, ни союзниками.

— Хмельное вино и красивые девушки, — Бес широко и гостеприимно улыбнулся, — этого добра в избытке в суранских городах, но чтобы получить все это, нужно быть настоящим воином, а не болтливой бабой.

Лицо Пайдара вспыхнуло от гнева:

— О том, какие мы воины, пусть тебе расскажет презренный Кечи, люди которого пасут наши стада на осканских лугах.

— Кечи мертв, мир его праху, а в Хянджу посвященный Чирс смеется над глупыми варварами, и лесовиками, и осканцами. Разве не твои осканцы, Пайдар, гниют в оковах на рудниках Храма, и разве не ваши женщины служат подстилками его жрецов.

Варвары вскочили на ноги, угрожающе потрясая кулаками. Бес остался невозмутим, и только на его изуродованных губах играла презрительная усмешка.

— Твои воины, Пайдар, бегут при виде мечей наемников ярла Хаарского, а треск огненных арбалетов Храма заставляет их души в страхе улетать на небеса.

Лицо вождя осканцев побагровело от бешенства:

— Ты пригласил нас, чтобы оскорбить, Черный колдун. Бес равнодушно пожал плечами:

— Не вы мне нужны, достойные вожди, а я вам. Вы проделали долгий путь, чтобы увидеться со мной. Без моей помощи вам не справиться с Храмом.

— Так чего же ты от нас хочешь, почтенный Ахай? — Старик первым овладел собой.

— Прежде всего я хочу, чтобы вы прекратили распри между собой, Ты, Пайдар, разбил Кечи, а плодами твоей победы воспользовались посвященные. Хаарский прошел как нож сквозь масло через земли осканцев, урканцев и югенов, не встретив ни малейшего сопротивления. Цена на рабов в Хянджу упала втрое, а женщин и детей отдавали даром. Это цена твоей победы, достойный Пайдар. Но и это еще не все. После того как храмовики открыли дорогу в страну Хун, твой народ ждет участь степняков Сурана, которые на свою беду оказались на пути торговых караванов в Лэнд. Тебе известна судьба степного хана Барака, у которого храмовики вырвали сердце, и судьба Сабудая, посеченного огненными стрелами храмовиков. Сколько их было таких, гордых силой и властью, и где они сейчас?

— Храм слишком силен. Он раздавит нас железной пятой, как только мы осмелимся поднять голову.

— Порой мне кажется, что в ваших сердцах не осталось мужества. Храм высасывает из вас все и силу, и отвагу, и чувство собственного достоинства.

Варвары молчали, не находя слов для возражений Черному колдуну. Возмущаться и обижаться было глупо, поскольку пустые слова опали бы шелухою к ногам почтенного Ахая вместе с уважением к суетливым гостям.

— Сила Храма в вашей разобщенности, Пайдар. Пока ты воюешь с Кинкаром и Рудаком, ярл Хаарский строит крепости на ваших землях, оттесняя осканцев с плодородных земель. Решайся, Пайдар, — либо союз против Храма, либо рабство.

— Нам не хватит сил, чтобы овладеть Хянджу, и все понесенные жертвы окажутся напрасными.

— Хянджу я беру на себя, а ваша забота — заварушка на границах Храма. Отвлеки на себя внимание наемников Хаарского, и я ручаюсь за успех.

Пайдар задумался надолго. Бес не торопил варвара, и только черные, лихорадочно блестевшие глаза выдавали его нетерпение.

— Согласен, — выдохнул наконец осканец и обреченно махнул рукой.

Варвары уехали утром следующего дня. Волк долго смотрел им вслед с крепостной стены, поеживаясь от пронизывающего ветра. События развивались стремительно, не оставляя времени на размышления. Смерть Гарольда отозвалась болью в душе лейтенанта, и это было тем более странно, что он никогда не питал симпатий к нордлэндскому королю. Слишком много пролитой крови, которая ни на шаг не приближает к цели. Да и была ли она, эта цель? Прежде он шел за капитаном, ни о чем не спрашивая и ни о чем не сожалея. Все было предельно просто: здесь «мы», там «они», а возникавшие проблемы разрешались ударом меча. Легко убить чужака, глаза которого мелькнут перед тобой в долю мгновения, чтобы закрыться навсегда. А как быть с человеком, который считал тебя если не другом, то во всяком случае не врагом, с которым ты сидел за одним столом и сражался плечом к плечу и которого зарезали на твоих глазах с поразительной простотой, не дав поднять меча в свою защиту? Вопросов больше, чем ответов, но отвечать самому себе все равно придется.