Ринн удивился: генеральный инспектор министерства колоний отплыл с Ледесмы не далее как месяц назад, с чего бы одолевать их проверками?

— Об этом потом, — махнул Оскар ладонью, опережая вопрос подчиненного. — Теперь второе, собственно, из-за чего я вас и вызвал. Среди этих бумаг, — непочтительно ткнул адмирал пальцем в высочайшие рескрипты, — его нет, это секретный приказ Адмиралтейства. О нем, правда, уже завтра начнут трепаться в кабаках Стормтона, а через неделю — по всему Изумрудному морю. Но пока не начали, вы, любезный командор, должны будете составить план привлечения на службу его величеству, на случай военных действий, обретающихся в наших водах корсаров. Сиречь морских разбойников. Которых у нас, как вы знаете, нет. — Адмирал хитро сощурился. — Точнее — выбрать из них тех, кто на самом деле на что-то пригоден в настоящем бою, и назначить старшего. По-видимому, самого опасного и наглого. Кстати, кто, по вашему мнению, среди наших вольных капитанов самый наглый и опасный?

— Игерна Бесст… Альери, — запнулся Домналл.

— Ну, — развел руками губернатор, — то, что она эгерийка, это полбеды. Но назначить леди командиром эскадры невозможно — разве что обеспокоить его величество, чтобы он сделал исключение в Корабельном уставе ради прекрасных глаз сеньориты Бесстыжей.

— Тогда Толино? Или Эохайд Счастливчик?

— Нет, не то…

— Ну не Морриганха же от арбоннцев переманивать, — пожал плечами командор.

— А что, было бы неплохо: уж этот к эгерийцам никак не перебежит. — Оскар усмехнулся, обнажив обломки пожелтевших зубов.

С годами, как говорили недоброжелатели, он становился все более похожим на отставного боцмана, а не на лорда в одиннадцатом поколении, каким он являлся.

— Хорошо, подумайте, Домналл, и решите. И мой совет — подбирайте не по капитанам, а по командам и кораблям. Я вас больше не задерживаю.

Ринн поклонился и вышел, прихватив злополучные бумаги.

Уже в передней вспомнил, что так и не выяснил — что это за неприятная персона к ним пожаловала? Но не возвращаться же…

— Командор, я так рада вас видеть…

И вмиг все вопросы улетучились вон из головы бравого моряка.

Она вошла легкой семенящей походкой, в домашнем платье, скупо отороченном кружевами, и волосы не рассыпались ворохом модных локонов, а были собраны в простой узел на затылке. Но Бригитт ок Л'лири казалась Домналлу краше любой расфуфыренной придворной дамы.

— Счастлив засвидетельствовать свое почтение, леди… леди Бригитт.

И не выдержал — отвел глаза. Грудь в глубоком кружевном вырезе корсажа буквально зажгла все его чувства, в том числе и самые нескромные…

Девушка была высока и стройна. Кожа ее лица отличалась необыкновенной нежностью и тем розоватым оттенком, который так свойствен девушкам северных стран. У нее были длинные волосы светло-русого цвета, отливавшие скорей серебром, чем золотом. Они были заплетены в толстую косу, завязанную голубой лентой с жемчугом. Ее красивые глаза, цвет которых нелегко было определить, временами поблескивали вороненой сталью, а тонкие брови были темными.

Бригитт была одета согласно последней моде, вернее, моде годичной давности, только сейчас дошедшей до Дальних Земель. Платье из голубого шелка с кружевным воротом — очень элегантное и в то же время строгое, ничего похожего на арбоннские с их почти голыми грудями и спинами, обнаженными до самых… м-м-м, округлостей. На нем не было ни золотых, ни серебряных украшений, хотя у ворота висело несколько нитей черного и розового жемчуга, наверняка стоившего не одну тысячу риэлей, а в ушах сверкали серьги с двумя крупными изумрудами. Ее сопровождали две камеристки — красивые мулатки.

— Батюшка освободился? — Лучатся лукавством очи прелестницы, в которых можно утонуть.

— Э-э-э…

Отчего ж он так неловок? Право, ему легче управиться с сотней отъявленных головорезов, чем поговорить с одной девицей!

— Так точно, — ответил Ринн невпопад и тут же поправился: — Да, губернатор сейчас один.

— Кстати, милорд Домналл, вы бы не могли составить мне компанию сегодня после обеда? — И добавила: — Моя старшая служанка, Нирта, выходит замуж, я даю ей вольную… Хотя это и не принято, но я намерена посетить сегодня рынок и выбрать себе новую. Так что вы скажете?

— Да, конечно, я приду… — кивнул Домналл.

— Я надеюсь на вас…

Девушка прошествовала мимо и скрылась за дверью отцовского кабинета. А Домналл еще некоторое время стоял столбом, пока не расслышал ехидные смешки мулаток. Грозно нахмурившись в сторону нахалок, командор удалился.

Казни, как известно, бывают разными.

За все время, пока род людской топчет лик мира, немало измыслил их людской ум.

В землях далекого Востока — Донг-Чен, Сейганд, Икон — осужденных перепиливают пополам тупой пилой, сажают на бамбук, на худой конец — скармливают тиграм.

В державе Сянь преступников-простолюдинов забивают палками, но палками не слишком тяжелыми, дабы злодеи умерли не сразу, а почувствовали, что умирают. Более важных злодеев умерщвляют с помощью долгих изощренных пыток. Палач может поплатиться своей головой, если жертва погибнет раньше назначенного срока, который был, случалось, весьма долгим — например, великого мудреца Му приговорили к двум годам медленной смерти, чтобы не слишком мудрствовал.

В Тарунии и Вардарии осужденного зажимают между двух досок и пускают поверху слона. В Хелмии бедолагу бросают в загон с разъяренными быками, и те пронзают его рогами или затаптывают насмерть.

В Сурии, стране еще достаточно диковатой, преступников просто и без затей запарывают семихвостым кнутом. Во владении этим нехитрым инструментом сурийцам равных нет — могут убивать жертву и пять минут, и два часа, а могут высечь так что человек уйдет своими ногами с помоста после сотни ударов. Не зря сурианских палачей-кнутобойцев выписывают себе все окрестные государства!

В северных землях, от Свеарланда до Ютарка, злодеев обычно приговаривают к «каменной смерти» — попросту заваливают тяжелыми валунами — или бросают в яму с волками. Правда, самым доблестным и заслуженным преступникам позволяется умереть с честью, с оружием в руках — сражаясь коротким тупым мечом и в одной набедренной повязке против двух-трех одоспешенных копейщиков.

Уточенные патриции Амальфии выдумали всякие изысканные приемы, вроде бассейна с акулами и крокодилами или постоянно заливаемого водой каземата, откуда узник сам должен ее откачивать, а как упадет он без сил, то и всё…

В Эгерии предпочитают плаху и топор или деревянную винтовую гарроту — хотя и костер сгодится. Арбоннцы предпочитают разрывание четырьмя лошадьми — называя это с присущим им юмором: «Отпустить на все четыре стороны».

Хойделльский закон весьма милостив и снисходителен — там мало кого наказывают смертью. Ну разве для самых закоренелых предусмотрено потрошение живьем.

Ограничиваются тем, что осужденным отрезают носы, выкалывают глаза и вырывают «части тела, являющиеся признаками пола». А если злодей не переживет подобного — на то воля благого Элла.

В Омасской державе за изнасилование или прелюбодеяние мужчина также «подлежит лишению своего естества под ножом палача». А ведь в Книге Провозвестника сказано: «У кого раздавлены ядра или отрезан детородный член, тот не может войти в Царство Всемогущего».

Но самый изобретательный в мире народ по части пыток и казней — танисцы. Великий законовед Ар-ад-Берми как-то вздумал, собрав уложения и законы разных государств — больших и малых, где живет это племя, — пересчитать все способы, какими танисцы лишают жизни виноватых. Но, дойдя до триста двадцать второго, бросил это дело в великой скорби. И было отчего — тут тебе и растирание жертвы между жерновами, и толчение в гигантской ступе, и сдирание кожи с живого человека с посыпанием солью, и повешение семью способами, и четвертование в разной последовательности, и утопление…