Вот с плохо развитой промышленностью можно сейчас уже начать работать, она в зачаточном состоянии, а ее, как ни крути надо развивать едва ли не с нуля. На контроль моей самой первой реформы, которая пойдет, если все звезды правильно сойдутся, именно с промышленности, будет поставлен один из отделов, практически завершившей собственную реформу и реконструкцию, Тайной канцелярии. Еще, конечно, многое предстоит сделать, потому что мы стоим на самой первой ступени этой лестницы, но на эту самую первую, самую сложную ступень мы уже вскарабкались – создано пока что на бумаге принципиально новое правозащитное образование, состоящее из множества отделов и подотделов, пока их было всего пять, но, скоро командиры этих подразделений сами поймут, что не смогут вывезти. И все эти подразделения в конечном счете будут находиться в подчинении у одного центра, во главе которого стоит пока Ушаков.

Чтобы пропихнуть эти изменения мне пришлось очень сильно подыграть тетушке. Она хоть и старательно изображала при мне умирающую, дела страны из своих цепких рук не выпускала. Просто она не знала, как сможет заставить меня постоянно находиться при своей особе. Убить – не вариант, я еще не женился и наследника на свет не произвел. Остается ломать комедию.

На днях Ушаков обещал представить мне предполагаемых командиров отделов. Елизавета же, скрипнув зубами, пошла мне на значительные уступки и разрешила не просто курировать Тайную канцелярию, но и принимать по ней все решения, кроме тех, которые никак не могли без одобрения императрицы обойтись. Но, чего в ней было не отнять, указы она, не глядя, никогда не подписывала. Иногда приходилось досконально все разжевывать, чтобы она поняла задумку. В такие моменты Елизавета даже тяжелобольную прекращала изображать, а была полностью сосредоточена на процессе. Но до того, как дело доходило до подписи, я проделывал просто чудовищную подготовительную работу. Все-таки дела здесь делались неспешно, я же привык совсем к другому ритму и ломать себя не собирался, даже в угоду Елизавете. Другое дело, что наше с ней видение ситуации могло кардинально отличаться, но пока, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, особых проблем не возникало. Да и не так уж и часто я ей проекты на подпись притаскивал, чаще всего посылая того же Ушакова, который умел с ней разговаривать так, чтобы она пошла нам навстречу.

– Ваше высочество, – в комнату заглянул Румянцев.

– Чего тебе? – вроде бы ничего сегодня больше запланировано не было, поэтому появление Петьки Румянцева в спальне было для меня весьма удивительно. Но, с другой стороны, а кого я мог видеть, кроме него? Мой двор, который официально уже начал называться «Молодым» в который раз был переформирован. Собственно, от того двора мне оставили лишь Криббе, Румянцева, Вяземского да Ваньку Лопухина. Ну, и Штелин как наставник. Федотова я не считаю, потому что он пока числится за гвардейским полком, добрая половина которого осталась в Гольштинии за порядком следить. И все. Остальных же, кого куда забрали. Да Саша Суворов ушел, но в этом случае причина ухода была вполне уважительная.

– Ее величество Елизавета Петровна велела передать на словах, что подумала, и поняла, что правы вы, настаивая на том, чтобы свой Молодой двор полностью формировать самостоятельно. Единственное, вы должны будете, ваше высочество, лично ей на подпись передавать указы о назначении на должности. Но с сего дня ее величество более не будет влиять на назначения. Если только замечен кто из Молодого двора будет в крамоле, она оставляет за собой право распоряжаться его судьбой, – высокопарно проговорил Румянцев, я же на секунду прикрыл глаза. Это была моя первая полноценная победа. Даже дела с Тайной канцелярией долго обсасывались и пересматривались с советниками и доверенными приближенными, и лишь потом, весьма неохотно тетушка шла мне на уступки. Фраза: «Ну зачем, Петрушенька, всегда же так делали, зачем что-то менять?» – набила мне такую оскомину, что я готов был иной раз переходить в конфронтацию. Спасибо Штелину, незаменимый человек, который научил меня прежде всего принимать такие выпады с улыбками, вбив в мою бедовую голову, что просто так принято, что это что-то типа китайских церемоний, поэтому надо терпеть и улыбаться. Сейчас же только я сам буду решать, кто будет находится возле меня, а не пытаться подстроиться под постоянно меняющийся хоровод теткиных назначенцев.

– Тащи бумагу, буду первый указ писать, – открыв глаза, приказал я Румянцеву.

– Какой указ? – вместо того, чтобы выполнить распоряжение, Петька принялся выведывать подробности. Вот что должно произойти, чтобы он стал уже серьезнее?

– О твоем переводе в Сибирь! – не выдержав, рявкнул я, но быстро поправился, а то еще действительно решит, что я его в Сибирь отправляю. – Хочу Федотова из денщиков в адъютанты перевести. Слуг у меня, дай бог, хватает, а вот помощников толковых маловато будет. Слышишь, Петька, мало у меня настоящих помощников, – но этот паразит уже скрылся, побежал за бумагой значит, но это ничего, этого-то как раз подождать можно было, в отличие от возможности самому решения принимать. Ну, раз дело с мертвой точки сдвинулось, может, мне позволят самому себе невесту выбрать?

Я склонился над картой, разглядывая западный берег Африки. Чертовы голландцы опередили меня буквально ненамного и основали свой Капстад, который я знал, как Кейптаун. Хочу южную Африку, вот хочу. У каждого человека должна быть своя идефикс, и у меня вот эта. Там еще ни черта не нашли, да и не пытаются этого делать, такое вот проявление превосходства белого бваны над черными, населяющими этот непростой, но охренительно богатый континент. Капстад нужен голландцам в качестве базы для своих кораблей, мне, как отправная точка вглубь на северо-восток к несметным богатствам. И дело тут даже не в золоте и алмазах, хотя и в них тоже, но проще и безопаснее Сибирь разрабатывать, тем более, что я знаю совершенно точно, где и что находится, не зря же на нефтянке столько лет протрубил. Дело в других металлов, с которыми у России почти полный облом, а вот там его хоть жо… хм, хоть ложкой ешь. Ну и база для кораблей, конечно. И теперь передо мной стоит вопрос, как отжать Капстад у голландцев? Мне просто нечем их шантажировать. Просить, чтобы продали? Не продадут. И это дело принципа, а не какого-то сверхинтересного положения городишки, в который и денег-то особо не вкладывают. Так, стоянка, чтобы воды морякам в бочки налить, жратвой загрузить, да по бабам пустить, пока они друг на дружку полностью не переключились. Так даже нет верфей, и корабли, если и чинят, то силами команды. И принадлежит поселение даже не Голландии, а непосредственно Ост-Индийской компании.

– Чуть не забыл передать, – я оторвал взгляд от карты и посмотрел на сидящего напротив Румянцева.

– Который из них?

– Петр Иванович. Сказал, что почти разработал правовой проект, как лучше продовольственные склады на случай неурожая возвести и заставить людишек их заполнить. И теперь ему не терпится обсудить с вашим высочеством проект, прежде, чем показывать его ее величеству Елизавете Петровне.

– Это действительно очень важно, – я потер переносицу. – Как увидишь его, передай, что я сегодня буду.

– Хорошо, передам. «Гордость океана» вовремя не вернулась из поездки в Индию, – очень резко сменив тему разговора, сообщил Румянцев, откладывая в сторону листок голландской газеты, которую я заставил его изучать. Оказалось, что Петька знал голландский язык. И вообще он был очень эрудирован, еще бы дурака перестал включать по поводу и без, вообще бы цены ему не было. А еще, я узнал, что он помогает Саше Суворову разбираться в некоторых аспектах военной тактики, которая пока последнему не давалась, а вот Румянцев в ней разбирался. Просто ему было лень переключиться с увеселений и женщин на настоящие дела, вот и весь ответ на вопрос о его раздолбайстве, по причине которого этого недоросля выперли, по-моему, из каждого еще пока уважающего больше себя и свое честное имя, а не деньги, учебного заведения Европы. – Теперь у Оста-Индийской компании появился приличный долг перед акционерами, на деньги которых был оснащен корабль.