– Улыбайся, что ты сидишь столбом, – не разжимая губ посоветовала мне Елизавета. – А то еще кто подумает, что я насильно подле себя тебя удерживаю. – Я старательно оскалился, с трудом сдержавшись, чтобы не помахать рукой, как это делали современные мне монаршие особы. – Я рассмотрела твою просьбу. Довольно необычно, надо сказать. Вообще, я хотела сделать тебя подполковником Преображенского полка, как деда твоего Петра Великого, но твоя просьба… Я решила ее удовлетворить. Посмотрим, что из этого может получиться, все-таки Тайная канцелярия – это очень серьезно, – а то я не знаю, я продолжал улыбаться, проезжая мимо выстроившихся вдоль улицы толп людей. Елизавета на время поездки успела переодеться и ехала на белоснежной кобыле, красивая и величественная. Почему она решила изменить протокол, никто не знает, но вот решила и все тут. – Естественно, звание статского советника я тебе не дам, это будет слишком. Я назначила тебя куратором, шефом Тайной канцелярии. И еще полковником кирасирской лейб-гвардии. Это практически новый полк, который будет базироваться там же, где будешь проживать ты, племянник. Я пока не решила, какой именно дворец больше подойдет для малого двора. По возвращению в Петербург определимся.

– Я очень рад, тетушка, – говоря это я на нее не смотрел, но мы ехали достаточно близко друг от друга, чтобы не орать, а говорить достаточно тихо, прекрасно слыша друг друга. – Почему мы сейчас едем по Москве? Этой конной прогулки не было в протоколе коронационных торжеств.

– Сама не знаю. Просто почему-то вспомнилось, как мы с императором Петром Алексеевичем неслись по этим улицам галопом, торопясь к загнанному зверю. А ведь мы с тобой так и не съездили на охоту.

– Еще съездим, тетушка, – вот сейчас я повернулся и посмотрел на нее. – Похоже, этот император был вам очень дорог. Вы часто вспоминаете его с грустью.

– Да, наверное, дорог, – она смотрела на дорогу. – Вот только понимать такие вещи мы начинаем только тогда, когда кого-то теряем. Но все, довольно, едем в Кремль. Сегодня нам с тобой предстоит открыть бал, какого еще ни разу в Российской империи не было.

Елизавета снова переоделась, уже в третий раз за сегодняшний день. Мне же снова сделать это не удалось, потому что меня перехватил Румянцев, который был сегодня, невзирая на праздник, поразительно трезв.

– Ваше высочество, я слышал, что ее величество решила пересмотреть состав вашего малого двора. Не знаю, какое решение она примет в отношении ко мне, но могу я просить вас не отсылать меня от себя? – я даже завис, не зная, что сказать. Про пересмотр я слышал, но там речь шла о расширении двора. Никого вроде бы выгонять никуда не планировалось. – Я все осознал и клянусь, больше не буду пить крепкое, без вашего на то изволения. Я ведь виноват в том, что вас так избили, – и он бросил взгляд на мои весьма впечатляющие синяки. – Если бы я поехал с вами, то, вполне мог бы помочь, и не допустить подобного.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – я бросил взгляд на распахнувшиеся двери и застонал про себя. Елизавета уже успела переодеться, а я все еще стоял с Румянцевым, который непонятно что от меня хотел услышать. – Хорошо, я упрошу тетушку, чтобы она не выгоняла тебя, а теперь я должен бежать, чтобы быть в зале до того, как она туда войдет.

Румянцев побледнел и посмотрел на идущую к входу в зал Елизавету. В общем, мы с ним бросились к дверям наперегонки и едва успели заскочить и занять свои места в первом ряду. Недалеко от установленных тронов, для царственной семьи.

– Ее Величество Государыня Императрица Самодержица Всероссийская Елизавета Петровна! – двери распахнулись, и в зал вошла тетушка. Все находящиеся в зале склонились в поклонах, пока она шла к своему трону. Дойдя до него, Елизавета развернулась лицом к залу и махнула рукой музыкантам. Зазвучали первые аккорды ненавидимого мною менуэта. Я шагнул к подножию трона и в который раз за сегодняшний день склонился в поклоне, протянув руку, приглашая императрицу на танец.

– Ты обязательно должен принять православие, племянник, – тихо проговорила Елизавета. – Я очень волнуюсь за тебя.

– Я уже, тетушка, – протянув руку в неположенном жесте, вытащил нательный крест, продемонстрировал его и быстро убрал за ворот, делая поворот. – Я выбрал имя Петр Федорович. Понимаю, что вы хотели устроить праздник, но я подчинился душевному порыву.

Елизавета резко остановилась и музыка, повинуясь ее знаку так же резко прервалась. Она смотрела на меня с минуту, мы были практически одного роста и никому из нас не приходилось задирать голову, чтобы посмотреть друг другу в глаза. Наконец, она отмерла, схватила меня за руку и потащила к трону. Хорошо еще, что не разревелась, уж это она любит, особенно при большом скоплении народа.

– Господа, приветствуйте наследника престола Российской империи Великого князя Петра Федоровича, – в полной тишине, воцарившейся в зале, ее голос прозвучал особенно громко. Я открыл было рот, чтобы возразить, уж слишком неожиданно все произошло, впрочем, как и все, что Елизавета делала самостоятельно, но тут застывшие люди начали кланяться, а дамы приседать в реверансах. Ну что же, я почти привык быть потенциальным наследником, пришло видимо время привыкать быть наследником официальным, потому что в некоторых вопросах Елизавета была подобно танку – перла напролом, и раз она назвала тебя Великим князем Петром Федоровичем принародно, то так оно и есть.

– М-да, красотища-то какая, глаз просто не оторвать, – я натянул поводья, и конь остановился прямо перед крыльцом Большого Меншиковского дворца, ведущего прямо к тяжелым входным дверям. Само здание, состоящие из трех корпусов: центральный был трехэтажный, два других, стоящие по бокам – одноэтажные, пребывало в запущенности, словно в нем не госпиталь был совсем недавно организован, а скотный двор. Зато земли вокруг дворца впечатляли. Как и остатки начатого когда-то разбиваться парка каскадного типа, но, по какой-то причине так и недостроенного, а потом и вовсе заброшенного.

Наверное, когда-то еще при Петре I этот парк производил впечатление, вот только теперь все вокруг заросло, в основном сорняками. Каменные лестницы кое-где покрылись выщерблинами, а в некоторых местах вообще начали разваливаться, и я бы не рискнул по ним пройтись, чтобы не переломать ноги, потому что падение с этих ступеней – это было всего лишь вопросом времени. Но имение все равно впечатляло, прежде всего своими размерами, хотя, чтобы заставить эту землю приносить хоть какой-то доход, необходимо было вложить в нее немало сил и средств, которых у меня пока было довольно ограниченное количество.

Елизавета себе не изменяла и одаривала близких людей ценными подарками по любому поводу, а то и вовсе без оного. Хотя мне доставалось гораздо меньше, чем тому же Разумовскому, но, скорее всего, действовала тетушка так, потому что понимала – мне в один прекрасный день может достаться все – вся Российская империя, а вот ее тайный муж может и в нищету впасть, если сумеет ее пережить. Подарок в виде целой империи, конечно, тот еще, я бы, например, подольше Великим князем пожил в свое удовольствие, но все же эта причина была очень даже понятна в плане некоторого ограничения моих хотелок, кои могли бы возникнуть в ближайшее время, потому что я вроде бы уже совсем здесь освоился. Как воспитательную меру я вполне понимал ограничение доступных мне ресурсов, чтобы в будущем уметь распорядиться тем, что имеется, не слишком рассчитывая на большее. Пока, правда, дополнительного содержания не требовалось, просто не на что было. Единственный раз, когда я попросил конкретные деньги, был еще до поездки в Москву на коронацию, и предназначались они на оборудование стекольной мастерской. Как я позже выяснил, переданные мне деньги Елизавета все же выделила не из моего содержания, а велела оплатить это начинание отдельно, ведь я не только на себя в тот момент тратиться хотел, а на общую перспективу.