— Уходите к болотам, — крикнул Чуб.

Стая накатила стремительно, едва не задев левым крылом поредевшую дружину Отранского. В первых лучах восходящего солнца мелькнул перед растерянными зрителями черный всадник на вороном коне во главе пятидесяти призраков, а следом повалил такой ужас, что мало у кого из присутствующих достало мужества на это смотреть, Расвальгский брод в мгновение ока покрылся серой массой, Отранскому даже показалось, что вскипела вечно прохладная вода Мги. Взвыли было трубы в лагере гуяров и тут же утонули в диком реве разъяренных вохров.

— Уходим, — негромко произнес Мьесенский. — Вохры не будут разбирать, где свои, а где чужие.

Гаук кивнул и содрогнулся, представив, что сейчас происходит в захваченном врасплох лагере гуяров.

— Даже стая не способна уничтожить гуяров, их слишком много, — вздохнул Мьесенский. — И Бес Ожский вряд ли уцелеет в этом аду. Он все-таки человек, а не дьявол.

— Не знаю, — честно признался Отранский. — Если меченый не дьявол, то вряд ли человек.

Но Бес уцелел. Сигрид нашла его на берегу реки, среди развеянного в прах лагеря гуяров. Он сидел на остывшем трупе вороного коня и смотрел на запад, где умирал в кровавых муках еще одни день. Он поднял на нее горящие сухим огнем глаза и произнес хрипло:

— Я опоздал, Сигрид. Но ничего не кончено, пока мы живы.

Что-то дрогнуло в его лице, когда он взял ее протянутую руку:

— Пока мы живы, Сигрид...

Замок Ож принимал гостей. Более сорока владетелей со всех концов Лэнда собрались под его кровом в это холодное зимнее утро. Воины толпились во дворе, изредка перебрасываясь ничего не значащими словами. Говорить, в общем-то, было не о чем. Какие уж тут разговоры, когда судьба забросила их на край Лэнда, за сотни верст от родного дома. Да и родного дома у большинства уже не было. А была только бессильная ненависть к врагам, разорившим край, да отчаяние в разбитых сердцах. И еще растерянность: как же такое могло случиться? Сотни лет стоял Лэнд как крепость, недоступный своим врагам, и вдруг все рухнуло в одночасье. Никогда лэндцы не терпели поражений от чужих, тем более таких сокрушительных поражений. Старики вспоминали, правда, о нашествии желтых шапок почти полторы сотни лет назад, но ведь тогда устояли и отбросили врага. А сейчас – беда. От всего Лэнда осталось только Приграничье, но – надолго ли? По слухам, гуяры вновь скапливаются у Расвальгского брода, а значит, опять война без всяких шансов на успех. Зимой даже Черный колдун не поможет – стая спит в Южном лесу. Эх, дожили – стаи ждем как спасения.

– Стая-то как раз неплохо поработала, – заметил молодой Тейт, дружинник вестлэндского владетеля Свена Холстейна.

– Стая – не спасение, – покачал головой пожилой воин. – Вохру ведь все равно, что гуяр, что наш брат нордлэндец. Еще один такой прорыв стаи и от Нордлэнда ничего не останется. Смерды вымрут, а с ними погибнут все.

– А по мне, уж лучше вохры, чем гуяры, – упрямо тряхнул светлыми кудрями Тейт, – ни им, ни нам.

– Это ты хватил. Свою землю в любом случае возвращать надо – прадеды там лежат.

– Вернешь, – огрызнулся Тейт. – Гуяры соберутся с силами да двинут через Мгу. Куда побежишь? Сил-то кот наплакал.

– Гуярам тоже солоно пришлось.

– Из Вестлэнда идут слухи: уже несколько десятков кораблей причалили к берегу. Гуяры призвали своих на помощь.

– Не устоять нам, – согласился с Тейтом пожилой. – Разве что степняки нам помогут?

– Степняку не совладать с гуяром, их панцири даже наши мечи не берут.

– Зато под клинками меченых эти панцири разлетаются как стеклянные, – вздохнул пожилой воин. – Клинки у меченых не чета нашим. Видел я как они у Расвальгского брода рубились. Да только мало было тех меченых.

– Погорячился, выходит, ярл Гоонский в свое время, разрушив Башню. Меченые не раз били гуяров прежде.

– Все мы горячились, – обреченно махнул рукой пожилой воин. – Кровь по Лэнду лилась рекой и без гуярских мечей. Враги уже на берег высадились, а мы все разбирались, кто из нас виноватее. Каждый владетель сражался только за свой кусок.

– В Лэнде всегда так было, чего уж там.

– Не успел Гарольд в свое время головы владетелям снести, вот и расхлебываем теперь.

– Но вы, болтуны, – владетель Арвид Гоголандский приподнялся на стременах и окинул грозным взглядом притихших воинов, – это чей паскудный язык просится под нож?

Одетый в цвета нордлэндского королевского дома слуга помог благородному владетелю спешиться. Гоголандский погрозил плетью говорунам и направился вслед за проводником к господскому дому.

– Грозится еще, гнида, – бросил кто-то ему в спину. – Прогуляли страну…

Арвид сделал вид, что не расслышал последних слов. Не то сейчас время, чтобы затевать ссоры. А дальше наверняка будет еще хуже. И уж конечно начнут искать виноватых. Это как водится. Вот только вряд ли гуяры дадут разгореться внутренней усобице.

Владетели собрались в парадном зале Ожского замка. Некогда блиставший неземными красками чудо-пол был затоптан и поцарапан сотнями сапог. Зря, выходит, старался Бьерн Брандомский, украшая свое логово, не ко двору пришлись чужие диковины суровому краю.

Столы были завалены вином и закусками, но оживления среди пирующих не наблюдалось. Да и какой живости можно ждать от древних старцев, чьи сыновья и внуки пали на поле брани. Способных твердо держать в руке меч и кубок можно было по пальцам пересчитать. Дорого обошлась Лэнду эта война, ох дорого.

Гоголандский поздоровался с присутствующими и низко склонил голову перед королевой Сигрид, сидевшей во главе стола. Сигрид была бледнее обычного, но держалась твердо. Владетеля она приняла дружески, почти ласково. Справилась о здоровье сына благородного Арвида, раненного у Расвальгского брода.

Гольфдан Хилурдский подвинулся, освобождая Гоголандскому место рядом с собой.

– Не густо, – тихо заметил Арвид, имея в виду собравшихся за столом старцев.

– Чем богаты, – вздохнул Гольфдан.

По левую руку от Сигрид сидел старый Рекин Лаудсвильский, насупленный как сыч во время линьки, а по правую – Кеннет Нордлэндский, король Приграничья, желторотый птенец, последняя ветвь когда-то развесистого нордлэндского королевского древа. Сомнительная, прямо скажем, ветвь. И главный виновник этих сомнений, Бес Ожский, расположился сейчас неподалеку от Гоголандского, рядом с владетелем Гауком Отранским. Та еще парочка. Несколько месяцев назад эти люди глотки бы перегрызли друг другу при встрече, а сейчас сидят за одним столом – коршун да ястреб.

– Я предлагаю, провозгласить Кеннета королем всего Лэнда, – продолжил свою речь Свен Холстейн, – и объединить под его знаменем наши силы.

– А Бьерн? – крикнул Хилурдский. – Наследником нордлэндской короны является Бьерн, сын короля Рагнвальда.

– Если мне не изменяет память, – покосился в его сторону Холстейн, – ты, благородный Гольфдан, так и не принес присяги королю Рагнвальду.

– Я просто не успел, – огрызнулся Хилурдский, – как и многие другие. Не гоже обходить малолетнего принца, ни к чему хорошему это не приведет.

Владетели зашумели. Нордлэндцы поддержали Хилурдского. Приграничные владетели – Холстейна. Остлэндцы пока помалкивали.

– Какой смысл делить шкуру неубитого медведя? – подал голос Отранский. – Приграничье за Кеннета, а когда вырвем из рук гуяров остальные наши земли, тогда и подумаем на чьи головы водрузить короны.

– Решать нужно сейчас, – возразил ему Рекин Лаудсвильский. – Не будет единого для всех знамени – мы еще до победы погрязнем в раздорах.

Большинство владетелей поддержало Рекина. У всех еще свежи были в памяти прежние усобицы, и, похоже, лэндовскую кровь даже поражение не остудило.