Негодование Ее Величества казалось столь искренним, что Бент невольно оглянулся. Нет, за его спиной никого не было, и вся эта напыщенная речь предназначалась именно для его ушей. Благородная Ингрид входила в образ спасительницы отечества, и первым ее зрителем далеко не случайно оказался Хаслумский. Бенту оставалось только горестно констатировать, что предела человеческой, а уж тем более женской подлости нет.

Появление владетеля Нидрасского прервало столь бурно начавшийся спектакль, и Бент был почти благодарен судьбе за это. Тор выглядел усталым и мрачным, похоже, его не слишком радовала одержанная победа. Хаслумский позлорадствовал над ним в душе, но тут же взял себя в руки. Не хватало еще, чтобы этот на редкость проницательный мальчишка угадал его мысли. Колдун он, что ли? А может, те слухи, которые распространяют о меченых, не такая уж полная ерунда? Недаром вокруг них с упорством увивается пришелец Чирс.

Тор Нидрасский не спешил с началом разговора, и его вольная поза указывала на то, что он отлично осознает, кто здесь хозяин положения. Однако настроен он был как будто миролюбиво и даже ответил небрежным кивком на поклон Хаслумского. Королева Ингрид, напротив, была настроена весьма решительно, в чем Бент уже имел возможность убедиться, и готовилась многое высказать в лицо хаму, который, не испросив разрешения, уселся в кресло в присутствии стоящей королевы.

— Если бы заговор, подготовленный Хаслумским и еще кое-кем, удался, то мне бы пришлось не стоять, а висеть перед тобой, Ингрид.

Сердце Бента дрогнуло и забилось часто. Благородный Тор и не думал скрывать, что участие королевы в заговоре не было для него тайной. Однако в его зеленых глазах не было и тени гнева, скорее там на век поселились грусть и тоска.

Королева не совсем логично обвинила владетеля Нидрасского в измене нордлэндской короне и лично ей. Последнее обвинение не было лишено оснований, и Тор рассмеялся, правда, не слишком весело. Смех ветреного любовника окончательно вывел из себя и без того рассерженную женщину. Из алых уст вырвалось несколько крепких выражений, уже привычных для Бента, но сильно удививших благородного Тора, тем более что эти выражения были по его адресу. На какое-то время меченый владетель утратил неприступно-высокомерный вид, и глаза его по-мальчишески блеснули.

— Я бы тебя выпорол, Ингрид, и за твои дела, и за твои слова, если бы не присутствие владетеля Хаслумского и твоя беременность.

Королева очень вовремя побледнела и покачнулась. Тор взлетел с кресла и подхватил ее на руки. Рыжие волосы женщины упали на его плечо. Бент вздохнул и деликатно отвернулся к окну. По двору лениво бродили куры, а он-то думал, что их съели во время осады. Надо будет отвесить пару оплеух повару за необоснованные утверждения о скудости запасов в замке Хольм.

Ее Величество, похоже, надумала очнуться. Нидрасский усадил ее в кресло. Ингрид бросила на Хаслумского уничтожающий взгляд. Бент и сам понимал, что он здесь лишний, но уйти именно сейчас, когда решался вопрос о жизни и смерти, было выше его сил.

— Я должен был бы повесить тебя, Бент, — Тор посмотрел на Хаслумского разом посуровевшими глазами, — но, думаю, что ты еще пригодишься королеве Ингрид в этой неспокойной стране.

Затаивший дыхание Бент облегченно всхлипнул.

— Разве Тор Нидрасский покидает Нордлэнд? — удивленно спросила королева.

— Мы уходим, — сказал Тор твердо, — место меченых на границе нашего мира, а не в сердце его.

— А как же я?

Нидрасский опустился на одно колено перед женщиной и взглянул ей прямо в глаза.

— Это только из-за ребенка, Тор, — прошептала она побелевшими губами.

— Я знаю, — сказал он, — знаю. Ты справишься, Ингрид, да и Бент тебе поможет.

— Клянусь! — задохнулся от полноты чувств Хаслумский.

— Но ведь ты же победил, — Ингрид положила руку на плечо Тора, — никто не посмеет перечить тебе. Ты можешь стать правителем Нордлэнда до совершеннолетия наследника. Неужели тебя не волнует судьба собственного ребенка — ты ведь отец.

Лицо владетеля Нидрасского исказила странная гримаса:

— Это хорошо, когда у ребенка есть отец, но плохо, если этот отец меченый.

— Но ведь ты не меченый, — выкрикнула Ингрид, — ты владетель!

— Я человек, Ингрид. Я не могу предать своих, когда им трудно. Если тебе будет плохо, Ингрид, я обязательно приду к тебе на помощь.

Ингрид со стоном откинулась на спинку кресла: этот мужчина, быть может, единственный настоящий мужчина в ее жизни, так и остался непонятен ей и в победах, и в поражениях, и в любви, и в ненависти.

— Все проходит и все забывается. — Тор на секунду припал к животу женщины лицом и резко выпрямился. — Прощай, Ингрид.

И эти слова отозвались гулким эхом во всех бесчисленных покоях замка Хольм, последнего убежища нордлэндских королей.

Меченые покинули Бург через день. Шестьдесят гордых всадников в последний раз проехали по грязным узким улочкам города, топча его мостовые копытами своих холеных коней. И немногочисленные робкие горожане, рискнувшие выглянуть на улицу из каменных нор в промозглое серое утро, так и не смогли понять в ту минуту, кого они провожают — победителей или побежденных. И не было радости в глазах, и не было в душе ликования, а был один на всех немой вопрос — что же дальше?

Тяжелое летнее оранжево-жаркое солнце медленно уходило за горизонт, бросая последние лучи на утомленный мир. С востока подул легкий ветерок, чуть потревоживший ошалевшую от зноя степь. Пожелтевшая трава качнулась, было, и тут же замерла, испуганная лишней тратой сил, которые еще могли ей пригодиться в борьбе с испепеляющим солнечным жаром.

Тор привстал на стременах: бескрайняя степь раскинулась до самого горизонта — ни деревца, ни возвышенности, за которые мог бы уцепиться взгляд, и только за его спиной, в отдалении, зеленел березовый колок, казавшийся неестественным, словно бы нарисованным чьей-то капризной рукой на пожелтевшем от времени полотне. Три дня и три ночи он поджидал здесь большой хлебный обоз, который Ара должен был привести из Приграничья. Десять меченых и десять суранцев, утомленные летней жарой, подремывали неподалеку. Оружие, накалившееся под безжалостным солнцем, жгло спины опухших от безделья людей. А обоз все не появлялся, и эта необъяснимая задержка тревожила капитана Башни. Выехать навстречу своему лейтенанту он не мог — в степи нет наезженных дорог. Единственным местом их встречи мог быть этот березовый колок на берегу безымянной речушки, которая и в эту пору, обмелев на две трети, оставалась тем пристанищем, где можно было напоить утомленный долгим переходом по степи скот.

— Может, сделаем пару верст, — предложил сержант суранцев Сулл, вытирая рукавом со лба капли пота.

Суранцы были более привычны к жаре, но и для них бесконечное ожидание становилось невыносимым. Сержант меченых Резвый только вздохнул тяжело, с надеждой поглядывая на капитана.

— Ладно, — махнул рукой Тор, — но не более двух верст. Два десятка всадников рванулась с места. Тор придержал заволновавшегося коня и потрепал его по горячей шее. Степь по-прежнему была пустынной и безмолвной, утих даже вселивший надежду ветерок, и в наступающих сумерках мир казался еще более унылым и чужим, чем днем. Если Ара не появится сегодня ночью или завтра утром, значит, случилось что-то серьезное. Неужели «глухари» проникли так глубоко? До сих пор они в этих местах не появлялись, и участок пути от Новой Башни до Приграничья оставался почти безопасным. Десять меченых, включая самого лейтенанта, — сила немалая, во всяком случае средних размеров кочевая орда им вполне по зубам. Иное дело «глухари» — эти пугали Тора своей непредсказуемостью и не ясностью целей. «Глухарями» их прозвал Рыжий, первым из меченых повстречавший неизвестных всадников в дальнем разъезде. Десять одетых в желтые халаты незнакомцев внезапно появились тогда перед сторожевым постом меченых. Попытки установить с ними контакт ни к чему не привели: молча проехали они мимо удивленных меченых и растворились в темноте.