– Похоронить похороним, – согласился Кеннет, – а расчеты следует оставить до лучших времен. Никуда этот Элдад от нас не уйдет, достанем его в Азрубале.

– Мои люди вам помогут, – прошептал хозяин. – Как только стемнеет.

Ночь выдалась безлунной и беззвездной. Накрапывал нудный и надоедливый мелкий дождик. Город, казалось, вымер этой ночью, лишь кое-где светились в окнах дрожащие огоньки лучин. Освещенным оставался только дворец Элдада из Киммарков. Когда-то в этом мрачном каменном доме Кеннет провел несколько тревожных дней и ночей накануне мятежа, унесшего жизни едва ли не всех верных долгу и королю владетелей. Уцелел только Гаук Отранский, чтобы через шесть лет пасть жертвой очередного предательства. Еще вопрос, нужны ли лэндцам враги, если они сами относятся друг к другу хуже собак. Твой народ, король Лэнда. Кеннет мрачно усмехнулся и тихим свистом подал сигнал спутникам.

Труп Гаука никто не охранял, да в этом не было особой необходимости. Он висел в десятке шагов от распахнутых настежь ворот, за которыми горело несколько костров, освещавших не только суетящихся во дворе людей, но и едва ли не всю площадь. Судя по шуму, доносящемуся из усадьбы, у киммарков пир шел горой. Пировали и вожди, собравшиеся в эту ночь во дворце лучшего из киммарков, и простые гуяры, которые, как известно, ничем не хуже своих вождей, разве что беднее. Ну а тем, кто победнее, и условия похуже. Впрочем, когда это дождь был помехой веселой пирушке.

– Я отвлеку их внимание, – сказал Тах, – а вы действуйте и побыстрее.

Меченый пронзительно свистнул и хлестнул коня плетью. Вряд ли пирующие во дворе гуяры разобрались что к чему, а потом, когда прогремели два взрыва, в их головах все смешалось. Тах еще немного покрасовался на виду у ошалевших гуяров, а потом повернул коня и скрылся в ближайшем переулке. Как ни странно, погони не было. Захмелевшие гуяры не сразу осознали реальность происходящего, а когда немного пришли в себя, то обнаружили, что исчез не только черный всадник, но куда-то пропало и тело владетеля, еще минуту назад висевшее на виду у всей честной компании.

– Что это было? – спросил выскочивший на шум из дворца Леир.

– Дьявол забрал владетеля, – произнес один из гуяров заплетающимся языком, и эта версия устроила всех, включая Леира. Правда, дьявол был не слишком аккуратен, поскольку прихватил невзначай и трех киммарков, которым так и не суждено было протрезветь в этой жизни.

Благородного Гаука Отранского похоронили у входа в пещеру, где он провел последние и самые тревожные дни своей жизни. Присутствовали на похоронах только самые верные и надежные его сподвижники. Не было ни слов, ни вздохов. В землю уходил последний владетель Приграничья, а с ним вместе ушла целая эпоха побед и поражений, тяжких трудов и веселых праздников, любви и ненависти, радости и отчаяния. Открывалась новая страница истории Лэнда, но писать ее придется уже совсем другим людям.

– Не отчаивайтесь, – твердо сказал Кеннет. – Готовьтесь сами, готовьте своих сыновей и ждите.

– А кого ждать-то? – спросил Магнус сын Ивара, глядя на короля Лэнда грустными глазами.

– Они придут оттуда, – Кеннет махнул рукой на юго-восток, – в их жилах будет кровь лэндских королей и владетелей – кровь Отранских, Мьесенских, Ульвинских, Хаарских, Брандомских, Саарских… У них будет знак меченых на груди и наша ненависть в сердце. Готовьтесь встать с ними рядом.

– Когда это будет?

– Не пройдет и двух десятков лет, как Лэнд станет свободным. Это говорю вам я, король Кеннет.

Сигрид беспокоило долгое отсутствие Кеннета и Таха, как волновало оно и всех других женщин, но вслух об этом предпочитали не говорить. Мужчины уезжали часто, но рассказывали о своих поездках скупо, не желая попусту беспокоить женщин. Поначалу Сигрид это раздражало, но с годами она смирилась с умолчанием, как смирилась со многими странностями лесной жизни. Шесть лет – достаточный срок, чтобы привыкнуть ко многому, даже к тому, что твой мужчина не всегда твой. Впрочем, Эвелина пока не давала Сигрид поводов для ревности, да и Бес к этой тихой женщине был равнодушен.

Любила ли Сигрид Беса Ожского, этого странного, часто совершенно непонятного человека? Наверное. Во всяком случае, ей ни разу не пришло в голову огорчить его отказом. Поначалу она искала для себя оправдания, а потом необходимость в этих поисках отпала. Она родила ему дочь и не испытала по этому поводу ничего кроме радости. Та, прежняя, жизнь ушла куда-то далеко-далеко, а в этой была крепость, Бес, семь молодых и часто непокладистых женщин, которых надо было держать в кулаке, призывать к порядку и взаимной терпимости. А потом косяком пошли дети, и тут уж вовсе стало не до душевных терзаний. Хозяйство разрасталось и требовало все больших и больших усилий с ее стороны. Если бы Сигрид спросили, счастлива ли она в этой новой жизни, столь непохожей на старую, она, пожалуй, ответила бы отрицательно, но и несчастливой она себя не считала. Просто все ее нынешние заботы находились вне прежних понятий счастья и несчастья и были направлены только на одно: выжить, удержаться в этом мире самой и сохранить детей и близких. И сейчас прохаживаясь по коровнику, она прикидывала в уме, хватит ли молока на грядущую зиму, сколько телочек можно будет забить, а сколько оставить, потому что население крепости росло год от года, и охотников до молока становилось все больше и больше. Сеном, слава Богу, в этом году запаслись с избытком. Откуда Бес приводил косарей, ее не касалось, но каждый год они привозили в крепость вороха душистого сена и поспешно исчезали, не желая задерживаться в этих страшных местах ни секунды свыше оговоренного срока. Южный лес пугал этих простых суранских крестьян, и, надо полагать, меченому стоило немалых усилий и денег, чтобы заманить их сюда даже на короткое время. Черного колдуна они боялись, и этот страх распространялся на всех обитателей крепости. Во всяком случае, так низко благородной Сигрид не кланялись даже крестьяне ее собственных владений. У Сигрид сложилось впечатление о суранцах, как о существах забитых и раболепных. Недаром же проклятые гуяры взяли их страну без боя. Во всяком случае, она обошлась им гораздо дешевле, чем Лэнд.

Эвелина была на седьмом месяце беременности, а Астрид на пятом, следовало подумать об именах будущих владетелей, если, конечно, родятся мальчики. Сына Эвелины, пожалуй, можно будет назвать Грольфом и отдать ему Агмундский замок вместе с землями. Ульвинские были в родстве с Агмундскими, хотя и дальнем, но ближе сейчас все равно никого не найти. С Астрид все было сложнее, хотя она тоже Ульвинская, но отцом ее ребенка был Кеннет, а значит владетель должен носить нордлэндское имя. Сигрид вспомнила Бьерна Фондемского: благородный человек, преданный и Сигрид лично, и всему нордлэндскому королевскому дому. К сожалению, из Фондемских не уцелел никто, и будет справедливо, если сын Кеннета и Астрид получит своего имя в честь этого прекрасного человека, ну и его земли в придачу.

В последние годы главной причиной споров и ссор между женщинами стали земли и замки, которые они со страстью распределяли между своими отпрысками. К удивлению, Сигрид, молодые женщины очень хорошо разбирались в достоинствах тех или иных владетельских ленов и норовили отхватить для сыновей кусок побольше. В эти интриги они попытались вовлечь и мужей, но Тах проявил к этому вопросу равнодушие, а Кеннет передоверил все матери, заявив, что лучше благородной Сигрид никто не знает, кому, что и сколько.

В последние дни к Сигрид стала ластиться Марта Саарская, верный признак беременности. Тихоня обошла всех, это у нее уже четвертый ребенок от Таха за шесть лет. Если так пойдет и дальше, то на эту крольчиху замков не напасешься.

Поначалу Сигрид опасалась, что Бес Ожский начнет высмеивать дележ земель и замков, но отнюдь нет – меченый активно участвовал во всех церемониях, связанных с возведением очередного родившегося кандидата во владетельское достоинство. Правда за своего сына Фрэя не хлопотал, хотя тому и без хлопот достался замок деда, благородного владетеля Ульвинского. Никто не сможет обвинить Сигрид в несправедливости: ее собственные дети, Рагнвальд Брандомский и Оттар Хаарский, получили земли худшие, чем сын Эвелины. А замок Брандом к тому же сильно поврежден. Следует, пожалуй, намекнуть меченому, что не худо бы выплатить денежную компенсацию владетелю Брандомскому.