– Здравия желаю, товарищ капитан.
– Ну как, товарищ Липатов, что будем делать с врагом?
– Уничтожать, конечно.
– Много пленных? Я видел, целая толпа рванула к вам, подняв руки и бросив оружие.
– Человек сто, пока не пересчитывали, все там, – Липатов махнул рукой в направлении леса. – Шенгелии Клеткин приказал со своим взводом охранять их.
– Понятно, полезут из поезда, стреляйте, а нет, то молчите, понятно?
– Так точно, товарищ капитан.
– Липатов, не надо орать, мы не на плацу, я наведаюсь к пленным, посмотрим, кто это и чем они дышат.
На поляне сидят, лежат и стоят какие-то махновцы, одеты кто во что горазд. И в украинских вышиванках есть, и в цивильных костюмах, и в красноармейской форме, и даже в военной форме бывшей Польши.
– Здравия желаю, товарищ капитан, разрешите доложить?
– Докладывай, Шенгелия.
– Охраняем пленных.
– А это что за воинство?
– Олевский курень украинской повстанческой армии атамана (или генерала) Тараса Бульбы.
– Даже так? По Гоголю, Тараса Бульбу поляки еще триста лет назад убили.
– А это не тот, это петлюровец по фамилии Боровец, присвоил имя Тараса.
– Можно с каким-нибудь воином из этого воинства побалакаты? (это я немного украинского у Нечипоренок с Онищуками нахватался).
– Конечно, можно. Эй, пан полковник, а ну подь сюды, тут с вами товарищ капитан поговорить желает.
И к нам идет, хромая и держа руку на перевязи, немолодой человек лет пятидесяти в диковинной форме, с желто-голубой повязкой на руке. Усы у него как у настоящего Бульбы, да чубчик (он же оселедец, он же айдар) торчит на бритой макушке, тоже мне, запорожец.
– Это вы, что ли, полковник, а какой такой армии вы офицер?
– Полковник армии Украинской Народной Республики Игнат Кравченко-Другий.
– Это не та республика, которой Симон Петлюра пытался руководить?
– Да, но он предал идеалы украинской самостийности, кохался з ляхамы Пилсудского.
– Ну, а вы откуда взялись, куда ОГПУ смотрело?
– Служил в польской армии, а после разгрома немцами и москалями скрывался в Варшаве, потом отправлен украинским правительством в изгнании на помощь пану Бульбе.
– И как, сильно помогли?
Пан полковник морщится, однако про петлюровцев, басмачей, белых и других врагов Советской власти мы давно уже забыли, а они вот лезут из щелей.
– Слышь, полковник, жить хочешь?
– Не поступлюсь я идеалами соборной Украины, так что можете расстрелять.
– Полковник, кто тебе мешает? Борись, мало того, я отпущу тебя, обещаю, честное комсомольское.
– Пойти на сделку с совестью? И что я должен сделать в ответ, шановны пан?
– Сходить к бронепоезду с белым флагом и в своей красивой форме, ну и подсказать им, чтобы сдавались. Нам они не нужны, нам нужен бронепоезд. Понял, полковник? Тем более немцы для самостийности враги посильней нас. В СССР Украина – это полноправная и равная всем республика, и украинцы одна из лучших национальностей СССР. А как было в Польше, разве так же? Так вот под пятой гитлеров будет хуже, понятно, полковник?
– Да сам знаю, бачив и державу ляхив, и немцив.
– Тогда идешь, пан полковник, к бепо, говоришь с их командиром, и все, ты свободен, могу даже пистолет подарить. Еще пять человек на свой выбор заберешь, конечно, если они не против.
– А що це таке – бепо?
– Да бронепоезд. Ну как, договорились?
– А як же, давайте прапор, и я пиду до немцив.
– Липатов, найди мне белую тряпку, их благородие парламентером пойдет.
– Айн момент, товарищ капитан.
– Слышь, пан полковник, если немцы будут упрямиться, ты мне знак дай, почеши в затылке, хорошо?
– У потылице? Можно, зрозумив.
Тут Липатов притащил чью-то исподнюю рубаху, привязанную рукавами к ветке, я передал ее добродию, и он пошел к своим бывшим союзникам.
Немцы дали очередь поверх головы пана полковника, и он обнял крепко землю, потом помахал лежа исподней рубахой и, встав, продолжил путь.
– Липатов, звони в ДОТ, мне нужен Юсупянц.
– Так точно. Маслов, дай мне «пещеру».
– «Пещера», «пещера», вызывает «липат», «пещера», ответьте «липату».
– Товарищ капитан, на проводе «пещера». – И связист Маслов передает мне трубку немецкого полевого телефона.
– «Пещера», Юсупянца к телефону, бегом.
– Так точно, товарищ «липат».
– Лейтенант, Юсупянц слушает.
– Слушай, ты можешь по моему сигналу оэфку[611] уложить в последний броневагон?
– Запросто, товарищ капит…
– Без званий, тогда приготовь своих.
И с трубкой у уха смотрю за переговорами полковника УНР с немцами, тот поднимает руку и «лезе у потылицю», значит, надо припугнуть.
– Давай, Юсупянц, можешь даже два снаряда, но только в последний вагон.
– Так точно.
Бабах, бабах, первый снаряд пролетел на полметра выше, зато второй ударил точно в броневагон. Бедный полковник опять с размаху обнял землю, наступила тишина, и из бепо начали громко орать. Затем дверцы раскрылись, и из броневагонов повалили немцы, сразу бросая оружие.
Тут же по ним стреляют из пулеметов второго броневагона, сдавшиеся немцы врассыпную бегут в мертвые для пулеметов зоны. Значит, кто-то решил драться до последнего или ждет помощи от своих.
– Товарищи, за мной, алга-а-а-а[612]! – кричу я и бегу вперед, ко второму броневагону, все три взвода, сидевшие в окопах, бегут за мной.
Пятьдесят метров – это не очень далеко, и вот мы у броневагона, безоружные немцы лежат вповалку, не хотят умирать парни. Рядом подползает полковник:
– Добродию, пан капитан, я сделав як було в уговоре, могу ли я идти?
– Конечно, и как договоривались, можете забрать пятерых своих, и вот вам пистолет, – передаю ему «Парабеллум» и две запасные обоймы. – Так что до побачення, в следующий раз поймаю – повешу!
Полковник, подозвав своих наиболее антисоветских подельников, уходит, бороться за «Вильну Украину», по деревням и селам Полесья.
– Липатов, занять третий броневагон, Клеткин – в первый, а этих упорных сейчас выкурим.
Достаю из кармана «лимонку» и подползаю ко второму вагону, стучу гранатой по броне:
– Гитлер капут, гивми е ган, энималз[613].
В ответ мне из вагона несется немецкий мат, ну я не знаю их язык, возможно, это и не мат, но по эмоциям все-таки мат. Пришлось лезть на крышу и вкатить фашистам гранату в вентиляционное отверстие, после взрыва молчат.
Первым, открыв двери в вагон, вбегает командир отделения младший сержант Сочнев, там раздается выстрел и ответная очередь из немецкого автомата, вроде ответил Сочнев, бойцы бесстрашного сержанта вбегают за ним в броневагон, но там уже тишина. Бепо наш.
Только надо его как-то вытащить, передняя пара колес бронепаровоза на земле, он сошел с рельсов. И рельсы погнуты, значит, Юсупянц отработал хорошо, ничего, откатив бепо назад, поменяем рельс и можно докладывать командованию. Вот только как его оттащить назад?
– Товарищ капитан, а может, танками его тащить, и бойцы помогут, нам же буквально отодвинуть на двадцать метров, и поезд сам встанет на рельсы? – в унисон мне думает командир трофейной «трешки», старший сержант Авдеев.
– Ты прав, давайте выкатывайте танки из капониров и к хвосту поезда, разматывайте тросы, сейчас еще и броневики пригоним. Гаджиев, что смотришь жолдос, бепо не видел, а ну гоните все броневики сюда, надо поезд спасать.
Ох и помучались мы, пока эту сийыр[614] с жигиттар[615] на рельсы ставили, но поставили, а потом сменили рельс, за это время мы отпустили немцев, обобрав до ниточки. Документы и обмундирование оставили, но сапоги сняли. Им идти недалеко, пусть перейдут пока не взорванный автомобильный мост и катятся к шайтану.