– А что, больше некому? Круминьш, по ходу, самый умный да талантливый?

– Нет, на местах уже работают люди, готовят подполье, а мы будем ударной группой, все-таки обученные красноармейцы, с опытом боев и с опытом партизанской войны.

– Ну и почему ты до сих пор молчал?

– Так я по прибытии доложился Елисееву, а вы сперва заняты были, потом этот Польский поход, как бы не до этого было. Но могу (да и должен) показать вам копию приказа. – И протягивает латыш мне бумагу. Действительно, парень назначается для отбора прибалтов самим Берией, ну что скажешь… Мне приказано содействовать ему в отборе ребят прибалтийского происхождения, хорошо, что не подчинили этому адреналиноману.

– И много уже отобрал?

– Да нет, товарищ капитан, не много. Пока приглядываюсь, есть хорошие ребята: Межелайтис, Мажулис, Полявичюс, Холниньш, Ваганас, Зигелис, Поцюс, Кажмерис, Мялксо, Вярмис и другие, так что пока приглядываюсь.

– Ну, понятно, если что, обращайся, конечно, дело нужное, надо прибалтов поднимать против немцев. Ладно, иди отдыхай, ну, или дела свои делай.

К тому времени работы окончены, только немецкие (и не очень немецкие) ремонтники доделывают тюнинг и ремонт танков (тюнинг БТ и ремонт Т-II и Т-IV) с велосипедами, ну и ребята отдыхают, часа через три выйдем в дорогу, чтобы затемно шандарахнуть противника. Я уже наспался и потому иду в цеха, посмотреть, как там идут дела. Там шипит автоген, ослепляет электросварка и вдаряет по ушам грохот кувалды. И тут вижу какую-то хрень: выезжает Т-34, и сзади у него на жесткой сцепке что-то типа кузова от ЗИЛа-зерновоза.

– А что это за бронезерновоз? – спрашиваю у пробегавшего мимо механика Сидорцева. – Вы что, решили помочь в уборке зерновых и это «мирный советский трактор»?

– Да нет, товарищ капитан, это для пехоты. Танк идет в прорыв, сзади в бронекузове едут стрелки. Ну, чтобы гранатометчиков фрицевских отстреливать. В нем бойницы есть, еще планируем по бокам турели сделать для немецкого пулемета. Фрицам мало не покажется.

Стою, разинув рот, вот ганомаг всем ганомагам ганомаг.

– Сидорцев, а из чего вы это сделали?

– Как из чего? Из ЗИС-12[554], на нем в РККА возили прожектора на аэродроме, фашисты захватили, прожектор отодрали-выкинули и возили свое поганое добро. А мы этому делу кабину отрезали да приделали обрубок к «тридцатьчетверке». Потом по бокам и сзади пришпандорили бронелисты. Правда, броня всего 20 мм, но больше-то и не надо, спереди «тридцатьчетверка» прикроет. Да в кузов снаряды могут попасть лишь под острейшим углом или осколки и пули. Вот от них и защитит борт.

– А если танк подобьют, в бою бойцы будут через борт переваливаться? Это же верная смерть.

– Так и об этом подумали: задний борт откидывается, причем засовы расположены внутри. Когда бойцам надо, борт откинут и попрыгают на землю.

Немного ошарашенный придавившей меня креатив-информацией, иду дальше по цехам.

Часть ремонтников наваривают электросваркой заплату на Т-III (отметка от нечипоренковцев, автограф фашистам), остальные доваривают автогеном экранировку на последний БТ. Прибылова нет, наверно спит, бедняга, работой руководят Ержан и помощник Прибылова младший воентехник Хлебников. Выгоняю Абдиева, пусть спит бронеказах, все-таки под утро от него требуется свежая голова, чтобы командовать. Болтаем с Хлебниковым, с рассудительным волжанином из Сталинграда, ему на вид лет двадцать пять, невысокий, средней комплекции, овальное лицо с особой приметой, брови светло-соломенного цвета.

– Как величать вас, товарищ младший воентехник?

– Василий Парфенович, товарищ комдив.

– Давай на «ты», Василий, как думаешь, долго еще тут работать?

– Нет, товарищ капитан, основная работа уже сделана, немецкие подбитые танки починили, в одном сменили мотор, у остальных разрушения послабее. Наши били с боков, и в основном поражены экипажи, побиты и танки, конечно, но не так капитально. В полевых условиях нам бы эти танки чинить неделю, если не больше. А тут завод, все необходимое под рукой, плюс большое количество квалифицированных специалистов. Наши пленные и немцы, вдобавок ко всему Прибылов привлек поляков, денег-то у побитых немцев, да и здесь на заводе взяли много, вот и платим им. Еще четыре бронеприцепа для пехоты сделали, будет чем прикрыть танки от фашистской пехоты в бою.

– Да, Прибылов голова, – говорю я тоном ильфопетровских «Пикейных жилетов»[555].

– Да и вообще эти пробоины сбоку танков не очень мешают ему воевать, но может залететь шальная пуля или осколок, потому и завариваем.

– Ну что ж, молодцы, благодарю за службу, товарищ младший воентехник.

За это время, заварив пробоину от снаряда пушки 20к (то ли с БТ, то ли Т-26 угостили), ремонтники выгнали во двор «трешку», и на ее место Т-34 (тот, что бронеприцеп вытаскивал) притащил Т-IV. «Четверку» тоже угостили сбоку, еще и два катка вместе с гусеницей перебиты, это наш танкшрапфугас постарался. Вроде огромная страшная боевая машина, а сделанный из отходов девайс прибыловского изобретения остановил танк, потом еще кто-то вбок добавил снаряд «сорокапятки» (то ли ПТО, то ли 20К), и экипаж (кто выжил) предпринял большие шаги в противоположном от танка направлении (или мирно валялись рядом). Может, пулеметы и там им покоя не дали? Но это уже их проблема, война есть война, и не мы первыми начали.

Сижу, никого не трогаю, вдруг подходит Семенов:

– Ну что, капитан, тяжела шапка Мономаха?

Видимо, меня сморило, и я спросонья отвечаю невпопад:

– Да так себе папаха… Что, кто, где? Игорь Романович, что случилось?

– Да ничего не случилось. Ты чего какой-то притормаживающий, сморило, что ли? – говорит мне этот экстрасенс-убивец из эНКаГэБэ.

– Я хотел с тобой поговорить об атаке на станцию, накроем ее, немцам на нашем направлении хана настанет. Последняя нитка снабжения прервется, придется Федьке (который теле-фон Бок) со своими архаровцами перейти на подножный корм, изображать из себя коней монгольских. Потому надо к этому делу серьезно подойти, небитых немцев не осталось, все, амба, немцы теперь битые и ученые стали. Мне кажется, мы сегодня выбили последних лопухов из гитлеровской армии, впредь так легко, как сегодня, уже не будет. Мы, конечно, всесторонне подготовились, но сразу скажу: командовали с той стороны очень плохо.

– Почему? Вроде это ты, Романыч, всякого непотребства понарасставлял у них на дороге, а немцы как немцы были.

– А чего тогда Красная Армия катится колбаской по Малой Спасской? Ты, Виталя, переоцениваешь нас и недооцениваешь фрицев, а это вояки еще те. Сегодня они наступали без огонька, и у меня три объяснения этому. Первое: они не знали наше количество, то есть знали, но прохлопали пехоту, ну и опсищуков. Они же ночью пришли и до того в боях не участвовали, а нас немчура срисовала давно, до самого последнего солдатика, ну, этого хромого хохла, как его там, Регонько. Так вот, если бы не пехота, нас бы сегодня просто скушали бы. А так не хватило сил. Второе: они попались на мою удочку, на ложные позиции и маскировку, я бы на такое не попался. И третье, не до нас немцам, не до нас, чувствую, крошат они ридну Червоную[556] армию и нас отодвинули пока на второй план. Я бы не полез бы так, нахрапом, разведал бы перед атакой, наловил бы «языков», и только потом сунулся бы. Атака – не оборона, при ней всегда трудней, оборона тоже не сахар, но все равно она легче нападения. Теперь о станции: разбить ее нам надо, причем кровь из носа, и на три дня Федька[557] останется без ЖД сообщения. Кавалерийский наскок а-ля Чингисхан не прокатит, и я надеюсь, ты со мной согласен?

– Да на все сто процентов, что ничего не даст, Игорь Романович, я вот ломал голову, но пока Онищук нам информацию не принесет, мне кажется, думать рано.