В стороне Z начинается канонада, грохочут танки и гаубицы, минометы и пулеметы, бешено налетели на немецкую засаду, немцы же ждали наш отход на восток, а вот фиг вам, нам желательно на запад, на территорию генерал-губернаторства, пусть канонаду примут за артподготовку и ждут наших танкистов и пехотинцев на штурм. В грохот канонады вмешиваются и вражеские огнестрельные средства, слышны разрывы орудий снарядов, мин и выстрелы из стрелкового оружия. А колонна идет дальше, представляю, как, подсвечивая себе фонариками, готовят врагу сюрпризы бойцы Смирницкого. Взрывать будут сами немцы, система минирования централизированная, и от нажима на проволоку сдетонирует вся система. Ну, как говорится, счастливого пути, тефтели, тьфу, ошибка, тевтоны, а колонна идет вперед.
Наконец, мы слышим, как канонада сходит на нет, значит, уже все готово, и наши соратники на всех парах летят за нами. Опель-блицы, Т-34 и БТ, намного быстрее наших «скороходов» Т-26, и в течение часа-полтора они должны нас нагнать. Как раз к тому времени мы должны достигнуть моста через пограничную реку, за которой начинается уже бывшая Польша.
Опять Зворыкин начинает прием радиограммы и, окончив прием, переводит записанное цифрами в буквы. Затем записка переходит к Зосиму, и тот крепким рабоче-крестьянским почерком пишет расшифровку уже на русском:
«На посту охрана до двух взводов, три пулеметных гнезда. Кроме того, на нашей стороне, за 100 м от моста, врыты два танка и четыре зенитных автомата. С приветом, Петруха».
До моста остается четыре километра, если продолжать ехать так же, скорей всего, немцы встретят нас во всеоружии, значит, нужно применить экспромтом оперативно-тактическую хитрость. Жалко, бесшумники дойдут только через полчаса, они же своим ходом идут лесами, значит, надо исходить из того, что есть. Все придумал, стучу по кузову прикладом ППШ, надо останавливать колонну.
Дав три гудка, наш бюссинг останавливается, а за ним и вся колонна. Три гудка – это сигнал экстренной остановки. К нашей штабной машине бегут товарищи-командиры, тут же пейзаж дополняет своими замотанными в хаки округлостями, холмами и впадинами мотомехамазонка.
– Товарищи, через четыре-пять километров граница и очень неслабое предмостное укрепление: два ДОТа (врытые танки), затем зенитная батарея, три пулеметных гнезда и до полторы роты пеших фрицев. Предлагаю подтащить имеющиеся минометы и орудия «сорокапятки» на дистанцию кинжального огня, поднести также 8–10 пулеметов и ударить по охране. Гранатометчики должны ликвидировать врытые в землю танки, минометы закидывают позиции зенитчиков минами, пехота поливает пулеметно-автоматным огнем все, что движется. Часть пехоты по-пластунски подползает на бросок гранаты и закидывает фрицев гранатами, все, вперед выдвигаются танки и бронеавтомобили, берем нахрапом и с ходу, и мост наш. У кого вопросы или предложения?
Пока ни у кого вопросов и предложений нет, ребята обдумывают мое предложение, с тыла доносится грохот танков и другой техники: наши товарищи возвращаются от Z.
– Давайте подождем, вон ребятки доедут, а у них гаубицы и минометы батальонные, ими сподручней врага колошматить, – говорит Прибылов.
– Согласен, – говорю я.
– Согласна, – говорит мотомехамазонка (а нас очень уж волнует ее мнение).
– Согласен, – говорят Артур и Ержан, также согласны все остальные, колонна на подходе, и пять минут ничего не решают.
Вот танки и грузовики глушат моторы, и к нам подбегают Ивашин, Нечипоренко и Гогнидзе. Быстренько делимся с ними информацией и нашим экспресс-планом, план никакущий, но другого нет. Гогнидзе зычно сзывает своих минометчиков да пушкарей и ставит им задачу. Пехотинцы тоже по негромкой команде своих непосредственных командиров спрыгивают с машин и строятся. Увы, лошадей нет, лошади все ушли с пехотой через леса, на автомобилях буксировать пушки слишком шумно будет, потому к каждой гаубице и небельверферу сразу на подмогу, распределяем по взводу бравых пехотинцев, и ребята, распевая «Дубинушку» (шепотом), начинают толкать орудия. С батальонным минометом полегче, все-таки всего полсотни килограммов, но мины тащить тоже кому-то нужно. Затем Гогнидзе просит Прибылова организовать телефонную связь, ну, чтобы лейтенант Полуэктов корректировал огонь. Прибылов обещает и провода, и телефоны, и боевая группа в составе двух гаубиц, обоих небельверферов, четырех батальонных минометов идет вперед. Сюда же пристали микроминометчики из ЗАРа, на тухватулинском складе нашлись два десятка минометов – лопаток[473], и теперь у нас есть и микроминометы (для ближнего боя), и бойцы с лопатками да с патронташами (правда, патронташи такие крест-накрест, как пулеметные ленты, не поносишь) также выдвигаются вперед. Чуть-чуть поскрипывая и разговаривая шепотом, группа идет вперед.
Наконец Полуэктов взмахом руки останавливает группу, видны вкопанные танки, оба – родимые Т-26, тот, что справа, двухбашенный – пулеметный, тот, что слева, однобашенный, и в нем нас ждет 45-мм танковая пушка 20к[474]. За день, видимо, танки нагрело, потому немчура сидит в них с открытыми башенными люками. Ничего, ща мы их культурно охладим. Подзываю Ежурова и говорю:
– Володя, подбери еще одного такого же решительного парня, и надо закатить по гранате в оба танка, желательно Ф-1. Пока надо подползти и приготовиться, угостить противника строго по знаку. Знак – белая ракета, понял?
– Да, товарищ командир. Разрешите выполнять?
– Вперед.
Пока я беседовал с Володей, на шею Полуэктова связисты вешают полевой телефон и помогают влезть на дерево, артиллерист самостоятельно затем лезет повыше, для обзорности, пушкари и минометчики (небельверферы с батальонными) оборудуют позиции, вытаскивают из ящиков снаряды и мины. Минометчики диаметром поменьше (это которые 50-мм, ну, ротные) ползут дальше, им нужно поближе, ну а микроминометчики поползли еще ближе и во время канонады подползут вообще в упор, их-то плевалки на 60–100 метров бьют, зато стволов много и мин тоже.
К позициям небельферферов, гаубиц и батальонных минометов тоже проложены телефонные линии, связисты зря, что ли, как угорелые бегали? Ежуров с каким-то напарником отрапортовались и исчезли в тишине. Все, готовность десять минут.
Раздался зуммер телефона, и Полуэктов докладывает с дерева о том, что он готов, ну, подождем еще пять минут. Гогнидзе передает ракетницу. (Где взяли? Трофей.) Отсчитываю про себя триста секунд (ну пять минут). 296, 297, 298, 299, 300, пора, поднимаю ракетницу, и в небо уходит, освещая окрестности белым светом, ракета.
Начинается пляска смерти, в огне взрывов вырисовываются торчащие стволы зениток, и Полуэктов корректирует огонь. Пусть немцы вояки классные, но гаубицам и небельверферам плевать на чужие авторитеты и рейтинги, и с завидным постоянством позиции вражеских зенитчиков накрывают мины и снаряды. Начинают стрелять немцы, зенитчики сперва стреляют в небо, приняв наш огонь за бомбардировку с воздуха, и шансов, чтобы, опустив дуло, навести его на нас, у них уже нет, в дело вступают ротные минометы – все, и зениткам, и зенитчикам кранты.
Шквал пуль летит из немецких пулеметных точек, танки немцев молчат, знать, Ежуров с товарищем отработали на «ять». Поднимаю ракетницу и стреляю красной ракетой, это сигнал нашим танкам, и вдали они, рыкнув моторами, начинают нестись сюда, к мосту. Впереди, конечно же быстроногие БТ, преодолев 4 километра за 5–8 минут, они устремляются на пулеметные точки и сторожку противника, поливая неприятеля огнем курсовых пулеметов. Бедным немецким пулеметчикам достается: одно гнездо накрыто небельверфером, и это значит, точки больше не существует, второе и третье накрывают с неба мины разных минометов. А за БТ на мост врываются Т-34, БА-10 и Т-28, все, мост наш, бронемашины идут добивать немцев на польскую сторону моста. Отправляю последний БА-10 за основной массой колонны, на том берегу танкисты с пехотинцами добивают немцев, дело сделано. Даешь дорогу в Польшу!
