– Здравствуйте, товарищ комдив, разрешите обратиться? – говорит Бондаренко, а Бусенко молчит, напрягая этим меня.

– Товарищ лейтенант, вы уже как бы обратились, слушаю вас, – изворачиваюсь из ситуации я.

– Разрешите, мне с нашей сотней сделать небольшой рейд.

– Что за рейд и зачем?

– Для отработки взаимосвязи. Обещаем с врагом не связываться, просто до вечера будем в вольном походе притираться друг к другу.

– Не разрешаю, товарищ лейтенант. Сегодня ночью мы выходим всей дивизией в рейд, а если вы целый день будете скакать и рубить, к вечеру лошади устанут. Если, конечно, не раньше, а ночью они нам нужны полные сил. Но попробуйте взаимосвязь отработать, например, в пешем строю.

– Так точно! Разрешите идти?

– Да, Бондаренко, идите. Товарищ Бусенко, можно с вами поговорить?

Бондаренко свалил, а Анна осталась и говорит:

– Слушаю вас, товарищ комдив.

– А вы откуда, ну, родились где?

– Я из Таджикской ССР, город Ленинабад, слыхали?

– Да, товарищ Бусенко, слыхал, я в 24 километрах от него родился.

Блин (хотя я сказал тогда про себя совсем другое слово, правда, и оно начиналось на «БЛ»), вот ни хрена себе совпадения, прям не мир, а какой-то тупичок, где живут тридцать семей и все друг другу кто-то. Ну там родственники, враги, любовники и просто соседи. Вот вы поверите, что эта Бусенко не моя Бусинка?

Мы смотрим друг на друга напряженно, лично я фигею: неужели эта Бусенко моя Бусинка? Не много ли попаданцев на овальный миллиметр, тьфу, то есть на квадратный километр? Я скинхед, Маша… и теперь, на тебе, еще и Бусинка? Как быть, что делать, как жить? И я брякнул, ну, так сказать, пан или пропан (метан, этан, бутан – нужное выбрать):

– Товарищ Бусенко, а вы в Сомонкоме[457] случайно не работали?

– Дракончик, неужели ты? – говорит Бусинка. Нет, Дракончик разве не тупое прозвище? Приколитесь, моя Бусинка меня обзывает так. То есть называла там в двадцать первом веке, это такой интимный псевдоним, что ли. В ответку я ее, кстати, Бусинкой и прозвал. Разве Бусинка не лучше этого Дракончика раз в сто?

Ах да, обнял я ее, а как же без этого, не первый же год вместе.

– Я тут, Бусинка, с девушкой сошелся, не думал же, что и ты сюда придешь…

– Да я уже поняла, все тут ведут разговоры о романе начтыла и комдива, я не в претензии, кто бы мог подумать, что ты тут окажешься, а потом и я…

– Что же теперь делать, милая, как нам теперь быть?

– Да ничего, прорвемся, Дракончик.

– Милая, не нравится мне эта китайско-собачья кличка, какой я, к чертям, дракон?

– Прости, Драк… Виталик, я хотела сказать.

– Милая, а как ты тут-то оказалась? Как там без меня жила?

– Да вот погостила у тетки Оксаны, звоню тебе, звоню, а в ответ «абонент недоступен», и я подумала, что ты кинул меня, нашел кого. А делать нечего, и поехала я обратно в наш Худжанд. Все так же ходила на работу, помогала абонентам разбираться с проблемами. Да на той неделе решила съездить на Универмаг, купить себе чего красивого, ломанулась через дорогу, понятия не имею, почему через подземный ход не пошла, а тут «Геленваген» черный и тонированный. Сбил он меня, наверно, насмерть, прихожу в себя, а я военветврач и, главное, в ветеринарном деле ни в зуб ногой. Хорошо, немцы нас окружили и пленили, а то б занемогла б какая лошадка, а и вылечить бы не могла.

– Сильный шок был, ну, когда сюда попала?

– Да, Драк… Прости, привыкла. Ребята все списали на контузию, фашисты рядом мину уложили, вот я и притворяюсь контуженой… Ладно, милый, пойду, как бы твоя начтылша тебе волосья не выдрала.

– Ну, ты не переживай, Бусинка, прорвемся! Я люблю только тебя!

И Анютка бегом бросилась из землянки. Эмоции…

А вот теперь поднимаюсь, ну, чтобы лицо помыть, и понимаю, что нога не беспокоит меня вообще. И я теперь снова в строю. В строю-то я в строю, а вот внутри… Сказать, что кошки скребут, блин, это ничего не сказать. Легко кошкам, то есть котам, сегодня мяукает под окнами одной кошки, завтра у второй, а через неделю, скажем, девятую кошку окучивает, а мне?

Нет, боже упаси, я не ловелас какой и не казанова расписной (или записной?). Но вот как мне быть? С Аней или с Маней? Вроде одна согласная буковка разницы, но это ж разные люди. Но и это фигня, главное в том, что я люблю и Маню, и Аню, то есть и Машу и Ашу, нет, и Марию и Анну, вот. Выберу одну – как быть со второй, выберу вторую – как быть с первой?

Хорошо всяким султанам и шахам, женись хоть стопиццот раз, а мне, красному командиру, как быть? Что обо мне бойцы подумают, и вообще, страна в огне, фашисты залили мою страну кровью и страданиями миллионов, а я?

А я думаю, кого выбрать, Аню или Маню, ну не свинья ли я? Хотя…

Как и любой другой мужик на моем месте, я хочу и ягодку съесть, и, скажем, грибок, фу, ну и сравнения у меня. И вообще, можно же тупо подождать. А там все само разрулится, тем более нам идти в поход, Маришка должна остаться тут, а товарищ военветврач – нет. Решено, пока ничего решать не буду, поживу раскорякой, а там кривая куда-нибудь да вывезет. Все, к черту думы из «санта-барбар» да «рогатых, что тоже скачут». Аля геркум аля гер! Ахтунг-ахтунг Шварцнеггер!

Выхожу и как молодой газелъ (в конце не мягкий, а твердый знак, выше упоминалось, почему так) бегу умываться, чего-то я с думками перебрал, все уже давно позавтракали и занимаются своими делами. Кто бегает под командой сержантов, кто тренируется (саперы по-своему, танкисты по-своему, ну и остальные тоже), на кого наезжает танками Абдиев. А кто сидит и слушает тихо-мирно эфир. Кстати, сегодня в десять ночи должен спуститься самолет за генералами и за предателями, имевшими когда-то такое же звание.

Ну и, значит, отправив группу бывших (предав, теряешь звание) и настоящих генералов в Центр, основная часть дивизии пойдет в поход. Как соединение Ковпака, хотя, по-моему, его еще нет в природе, ну, соединения, Ковпак вполне еще первый секретарь Путивльского горисполкома, мэр города. И, размышляя, я умываюсь по пояс и, когда уже начал обтираться, заметил, что рядом безмолвно стоит Никифоров.

– Доброе утро, товарищ истребитель. Ты что ж так пугаешь, хоть бы кашлянул, что ли?

– Товарищ командир, разрешите отчитаться за ночную бомбардировку.

– Может, я сперва все-таки до конца вытрусь, а?

– Да, конечно, товарищ комдив.

– Спасибо за разрешение. – И я, усмехаясь, заканчиваю ликвидацию последствий водных процедур (и тяжелых романтических дум).

– Пошли ко мне в штаб, старлей-орденоносец, там и поговорим. Товарищ боец, сходите на кухню, к старшине, скажите, что я хотел бы позавтракать. – Загрузив по пути пробегавшего мимо бойца, идем в штаб (боюсь я один на один с думками оказаться), и Никифоров начинает:

– Товарищ капитан, все провели, как и планировали, впервые проводили высотную бомбардировку, и я очень беспокоюсь за результаты.

– Думаешь, не попал в немцев? Ну и пусть, ваша цель была не громить немцев, а дезинформировать. Но товарищ Ильиных постарался, и координаты, по которым вы отбомбились, не заняты населением, там враг. В первом случае это склады и казармы, во втором случае это полевой лагерь охранной дивизии, ее фашисты выслали, чтобы расправиться с нами. Ну и третий случай – это ремонтный двор бывшей МТС, сейчас противник там ремонтирует свою технику (ну и трофейную тоже). Так что не должны были попасть в наших гражданских, но если даже бы и попали, хотя нет, не должны были (а про себя думаю: а вдруг все-таки попали, а?).

– Потерь нет, немцы пока успевали понять, что это бомбардировка, мы уже улетали, так что их зенитки только зря боезапасы расстреляли. Правда, на третьей точке они скорей всего уже нас ждали и, ориентируясь по звуку моторов, сразу начали стрелять. Мы прям на ходу сбросили бомбы и ушли на полном газу обратно.

– Ну, молодцы, Никифоров, благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу!