А может, йожег насрал? Да нет, йожыги так много не какают, тут как минимум взвод йожигов устроил туалет, нет, это лось. Да ну его это гуано, надо ж немцев гасить, не дай бог если в плен попаду, это такой пизНеТС будет, что ни пером описать, ни два пальца об асфальт.
Если гестапы начнут колоть, я ж расколюсь до Большого Взрыва, а может, не расколюсь, может, смогу терпеть боль? Хотя тут не гестапо, а ГФП, ну, скажем, гефапо.
Имел я опыт общения с колунами (или кольщиками? или колянами?). Был у меня дружбан, и как-то левый мутный чел пытался его девушке по ушам погонять, ну упасть на моСК. То ли завалить хотел (положиться, так сказать, на нее), то ли еще что. Короче, решили мы с корефаном репу стремному дикобразу отполировать, чтобы в чужой огород свой язык не запускал. Вломились на квартиру и вломили хозяину (о ужас, тавтология!), ну и не только ему, там еще пяток пацанов был. Но, видимо, или мы вторглись в хату как пьяные бегемоты на стадо мирно пасущихся крокодилов, то ли они все очкуны по натуре были. Короче, досталось там всем, особенно телевизору (и это не погремуха), я ему вломил йока-гери в кинескоп, и телик не вынес этого. Упал безвинный телевизор и скончался, видимо, у него аллергия на карате.
Короче, поймали меня через недельку гестапы, то есть менты таджикистанско-постсоветские, и решили хулиганку переделать в грабеж. Их пятеро было, ну, ментов, и я как переходящее (перелетающее) знамя посередине. Оказывается, у меня тоже есть аллергия на дубинки, особенно резиновые, да и на сапоги тоже. Часа два они пинали меня, пинали по-черному: три таджика, один узбек и русский парень, этот похож был на Оскара Кучеру из «Менты-плюс стопиццот», или «Улицы задушенных фонарей», точно не помню. Так вот самое обидное было то, что русак (где твоя национальная солидарность, сволочь?) этот совмещал экзекуцию с флиртом. Мобил тогда еще не было, и он своей биксе развешивал вермишель посредством телефона с проводом.
– Настя, а какие планы на вечер?
Бум-бац, бум-бабах, бумтз, все, я круг сделал, очередь «Кучеры», и он, прикрыв трубку, дает мне острием модельной туфли по ребрам…
– Я в семь освобожусь и можно заеду?
И снова мне по ребрам, по почкам, по печени, «за все легавым отомщу», вот как люди, блин, «отрицалами» на зоне становятся.
Видимо, ментовские ребятишки решили сломить меня и повесить на меня все висяки своего отдела. Помню, говорили про украденные кем-то и когда-то счетчики, коробки сигарет, холодильник в общежитии, и даже дойную корову. Экзекуция причем нимало не мешала общению мента-славянина с некоей Настей. Блин, чтоб Настюха та тебе рогов, как у мудрого оленя, понаставила, как можно такие больно пинающие ботинки носить, сука…
Но все-таки не получилось у гестаперов навесить на меня счетчики с сигаретами и т. д., потом начали колоть меня по моему эпизоду и кололи покруче. Оказывается, тот хлыщ, квартиру которого мы посетили, младший брат вон того мента-узбека. И «ловелас» настучал братцу, а братец с дружками выбили из меня пыль, обстучав лет на двадцать вперед и назад. К чему это все я, к тому, что, может, настоящие гестаповцы меня и не расколют?
Ффтопку воспоминания, слышу, как унтер выбивает из автомата рожок, опа… секунды две у меня есть, вскакиваю и бегу. И уже подбегая, понимаю, а патроны-то в моем автомате на исходе, тоскливый сухой щелчок автомата тут же подтверждает мою догадку. Откидываю автомат (благо на ремне болтается), хватаюсь за кобуру и машинально пытаюсь вытянуть парабел, чувствуя, что не успеваю. И тут (радуя меня, но не фрицев) по немцам стреляет еще кто-то, да так щедро, ну правильно по звуку «ППШ», а в нем патронов намного больше. И фашистам сразу как-то стало не до меня, отвлеклись они на другого стрелка, поэтому уже спокойно достаю пекаль[315], подбегаю еще ближе и вгоняю в пока еще живых немцев знаменитые парабеллумовские пули. Загадочный стрелок достреливает своих. Все немцы (их реально оказалось около отделения) теперь перешли из разряда врагов советского государства в удобрение советской земли (ну или в невосполнимые потери Вермахта, кому как нравится).
А кто ж мне помог?
– Эй, ты кто?
– Товарищ старший… ой товарищ капитан, – и к моей радости из-за деревьев выходит Акмурзин собственной персоной.
– Фатхулла, брат, как ты, родной? – и я обнимаю соратника.
Потом Фатхулла, галопом по Европам, рассказывает свои шатания по белорусскому лесу, а я свои, рассказы практически идентичные. Единственная разница в том, что он намного лучше меня приныкался, затаился на дереве, и немцы прошли мимо. Потом он пошел на звук выстрелов, благо буквально 100 метров, вот и успел под конец представления а-ля «Терминатор» ну или там Стивен Настигал[316].
– Фатхулла, я степногорец[317], для меня лес как высшая математика неандертальцу, я в нем не ориентируюсь ни черта. Вся надежда на тебя, все-таки Башкирия к лесам ближе, чем Таджикистан или Узбекистан.
– Да, товарищ капитан, выведу, мы сейчас примерно в 20–25 км от базы, это нам 5–6 часов дороги, может, больше, все-таки немчура вокруг шастает. Мне кажется, мы довели немцев до белого каления, и они решили нас жестоко наказать.
С удовольствием стаскиваем с немцев все, что можно, особенно радуемся парабеллумовским патронам (для МП-40), но и от Kar98k тоже пойдет, на халяву, говорят, и скипидар – майонез. Также нас радует жрачка, особенно один немец, я у него нашел «ППД» и два набитых магазина, да плюс две «лимонки», это же роту загасить можно (теоретически). Видимо, сука снял с кого-то из красных командиров, ну вот и вернул хозяевам, бойцам РККА, да нет, мы ж теперь НКВД.
Затем, отойдя километра на два, сели поесть, война, как говорится, войной, но желудку плевать на политику стран Южной Америки, на национал-социалистическую идею, на экспансию капитализма и т. д., он тупо хочет жрать. Вот и позавтракали немецкими консервами-саморазогревайками, галетами и чистой ключевой водой из лесного родника. Затем опять рванули в путь, время не ждет, я как представлю, что там чувствует Мария, мне херово до кончиков души. И от этого мы прямо бежим, на пузах автоматы, на спинах ранцы (наследство от немцев), там же карабины, все это привязано, чтобы не болталось, и мы, минимально грохоча, все бежим и бежим.
– Хенде хох! – кричит из кустов с глобальным рязанским акцентом кто-то.
– Пошел ты со своим хендехохом, бойцы, кто такие, представьтесь, – отвечаем мы (и матом тоже), валясь на землю и передергивая затворы автоматов.
– Пограничники 17-й заставы сержант Арзуманян и рядовые Никифоров и Оноприенко, а вы кто такие?
– Капитан войск НКВД Любимов и сержант войск НКВД Акмурзин. Опустили-разрядили оружие и ко мне.
Из кустов, опустив стволы Мосинок и немецкого карабина, выходят братья пограничники (эх, доверчивы, а вдруг мы засланье), ну и я выхожу навстречу, мне-то терять нечего, я ж «День сурка» многоразовый. По лицам видно, пацаны оголодали, да и форма обтерта, грязна и порвана. Знать, ребята с самого 22 июня по лесам шастают, и это потом подтвердилось по рассказу сержанта, кстати, а красноармеец Никифоров кого-то мне напоминает, рожица что-то знакомая.
Акмурзин парень догадливый, уже вытащил три банки консервов и галеты к ним, увидев это богатство, пограничная братва кинулась, чавкая, благодарить нас, я пресек поток благодарности и приказал сосредоточиться на еде. Ребята молниеносно разрубали консервы и галеты и хотели еще, но я не знаю, когда в последний раз они ели, да и то, что дали, как бы фон Боком им не вышло. Отдохнув полчасика и убедившись, что пограничные желудки осилили жрач без особых напрягов, мы тронулись в путь. Во время отдыха я им рассказал о нашей части и о том, как мы тут оказались, у ребят глаза, само собой, горели, когда шел рассказ о боях ДОН-16.
Оказывается, у ребят действительно нет ни одного патрона, и криком «хенде хох» они просто нас пугали, думая, что мы немчура, вот психи, а если бы это была немчура? А у нас патроны есть, правда, не к Мосинке, а к гитлеровскому карабину, но к патронам прилагаются еще два карабина. Вот парни и вооружились, и дальше уже пошли впятером, так и интереснее, и пахана сплоченным коллективом гасить кайфовее, гласит народная поговорка.
