– Он меня знает? – удивилась Ливьен, почувствовав на сердце неприятный холодок.

– О, да. Он знает все, что знаю я. И даже больше. Только оценивает все по-другому. У него ведь другой жизненный опыт.

– И как он оценивает меня? И то, что с ним сделали.

– Он… Это зависит от настроения. Чаще всего он ненавидит нас всех, и в особенности свою мать. Но иногда вдруг решает, что ему повезло. Редко. И тогда он говорит, что утопился бы с тоски, если бы был таким тупым, как мы…

В лице Сейны было столько муки, что Ливьен испугалась.

– Прости, – она была уже не рада, что затеяла этот разговор. – Понимаешь, хоть я и Посвященная, но знаю далеко не все. Я не знаю, например, почему думатель не становится бабочкой.

– Не знаешь? – в голосе Сейны послышалось недоверие.

– Не знаю. Но… я не хотела причинить тебе боль.

– Не знаешь… – Сейна покачала головой. Казалась, ее мысли витают сейчас где-то далеко. – Что ж, я еще никому этого не рассказывала.

– Может быть, не стоит…

Но Сейна, не слушая ее, то и дело останавливаясь и выдерживая тягостные паузы, повела свой невеселый рассказ.

Ее семья – Абальт – имела некую родовую тайну. В чем она заключалась, Сейна не знала до самого замужества, но ореол таинственности ощущала с первых дней превращения.

Мать Сейны, Посвященная Руппи Абальт, служила смотрительницей группы гусениц в инкубаторе. Это непростое, но почетное занятие. Следить за здоровьем и правильным развитием личинок, помогать им легче переносить две обязательные линьки и закукливание; разматывать коконы, получая из них флуон – грубоватый, но прочный шелк… К той же традиционной в семье профессии она подготовила и Сейну.

Руппи была неразговорчива и не баловала дочь лаской. Нередко, без всякой на то причины, Сейне казалось, что она в чем-то провинилась перед матерью, особенно когда ловила на себе ее, брошенный искоса, испытующий взгляд. И еще ей казалось, что, глядя на нее, Руппи спрашивает себя: «Выдержит ли она? По силам ли ей?..» Что? В чем ее тайное предназначение?

Спросить об этом напрямик Сейна не решилась ни разу.

Слушаясь, как и положено, во всем прежде всего мать, душой она была больше привязана к отцу, что у маака, вообще-то, считается чуть ли не порочным. Во всяком случае, это серьезный пробел в воспитании.

Алабан не отличался умом, был сентиментален и слезлив. Но это-то и притягивало к нему Сейну. Руппи объясняла ей законы и правила, учила ее выживать и быть хозяйкой жизни… А Алабан рассказывал ей странные, нигде не записанные и передающиеся только устно предания самцов.

Однажды, прилетев с работы в гнездо позже обычного и в приподнятом настроении, Сейна объявила Алабану, что решила выйти замуж.

– И кто же твой избранник? – Алабан утер руки о фартук и присел на коврик возле нее, за обе щеки уплетающей куски жареной на вертеле устрицы. (Никто не умеет готовить ее так вкусно, как Алабан, и Руппи не раз отчитывала его за то, что он слишком балует Сейну необязательной пищей.)

– Его зовут Сафши, – сообщила Сейна. – Руппи только что познакомила меня с ним. Она сейчас там – в гнезде Мионитов.

– Он – Мионит?

– Да, он сын Посвященной Мионы. Он очень красивый и дисциплинированный. Когда Руппи спросила, не желает ли он, чтобы я взяла его в мужья, он ответил, что стать членом семьи Абальт – великая честь для него…

Тут только она заметила, что по щеке Алабана стекает слеза.

– Как она могла, как могла… – с трудом разобрала она его бормотание.

– Что ты? В чем дело? – она перестала есть и обняла его за плечи. Ей было немного смешно. Она привыкла к тому, что самцы тяжело переносят любое нарушение привычного хода явлений, пугаются любых перемен.

– Нет, нет, ничего, девочка… – бормотал он, успокаиваясь. – Ничего не случилось… Выходит, так надо…

…Сейна не придала серьезного значения этой сцене и вспомнила о ней лишь после официальной регистрации брака, когда ее неожиданно вызвали в средний ярус Координационного Совета, где располагается ложе гильдии Посвященных.

С трепетом вошла она в секцию со светящимися стенами. Что могло понадобиться тем, кто знает все секреты бытия, от нее – молодой смотрительницы гусениц?

– Ты – Сейна? – уточнила развалившаяся в гамаке пожилая самка, по всей видимости – секретарь Гильдии.

– Да, – кивнула она.

– И ты взяла в мужья сына Мионы из семьи Мионитов?

Она кивнула еще раз.

– Так знай, Сейна, что теперь мы вынуждены принять тебя в Гильдию, ибо должны открыть тебе одну из тайн маака.

Сейна почувствовала, как дрожат ее колени.

– Надень это. – Секретарь протянула ей диадему…

– Так ты – Посвященная?! – не выдержав, перебила Сейну Ливьен. – Почему же ты не стала преемницей Лелии?

– Мои права жестко ограничены. Я могу пользоваться Камнем лишь тогда, когда непосредственная опасность грозит жизни Лабастьера…

«Вот как, – подумала Ливьен, – оказывается, Право может быть ограниченным. Лелия ничего не сказала мне об этом. Или не успела, как и о многом другом?»

Сейна тем временем продолжала:

– Если я активирую Знак без достаточных на то оснований, в Городе меня будут ждать большие неприятности. Когда убили Лелию, угроза жизни Лабастьера стала, конечно, несколько выше. Но приказ возвращаться Инталия дала и без моего вмешательства.

– Мы пойдем дальше.

– Я знаю.

Ливьен помолчала, переваривая услышанное. По-видимому, Сейна считает, что когда она заменила Лелию, уровень опасности для жизни ее питомца (сына?) вернулся к прежней отметке.

– А если бы ты все-таки воспользовалась Правом, как об этом узнали бы в Городе?

– Как узнали? – переспросила Сейна, удивленно разглядывая Ливьен. – Ты не знаешь и этого?

Ливьен, смутившись, покачала головой.

– Оживая, Камень становится изопередатчиком, и секретариат Гильдии видит все происходящее вокруг него.

«Та-ак. Выходит, в Совете уже знают о Рамбае. И о том, что я объявила себя лидером экспедиции, не получив достаточных инструкций… Что ж, тем меньше смысла возвращаться».

По окончании ритуала посвящения секретарь Гильдии принялась, наконец, объяснять Сейне, чему та обязана такому доверию:

– Абальт и Миониты – семьи, способные к редуцированию думателей.

Сейна не поняла. Секретарь продолжала:

– Думатели – вовсе не особый вид насекомых, как принято считать среди непосвященных. Думатель – самая обыкновенная куколка с искусственно нарушенными гормональными функциями. Вместо того, чтобы превратиться в бабочку, такая куколка только увеличивается в размерах, видоизменяется, приобретает жабры, а главное – многократно возрастают ее интеллектуальные способности.

– Думатели – наши дети? – не могла прийти в себя Сейна. – Дети, которых мы изуродовали?..

– Это святое уродство, – перебила ее секретарь. – Но думатель слеп и глух, польза от него может быть только в том случае, если у него есть оператор, который становится его глазами и ушами. Способностью телепатически общаться со своей матерью обладают практически все куколки. Но у большинства она проявляется на уровне подсознания, на уровне эмоций. А вот даром СОЗНАТЕЛЬНО обмениваться информацией с плодом обладают представители лишь нескольких семей…

– Абальт и Миониты…? – упавшим голосом начала вопрос Сейна.

– Да, – кивнула секретарь. – Таких семей в Городе чуть меньше двух десятков, и ваши – в их числе. Но то, что ты и твой муж принадлежите к этим семьям – еще далеко не гарантия, что твой плод будет способен общаться с тобой. Бывает, что дар этот проявляется лишь через несколько поколений… Но, рано или поздно, он все же заявит о себе.

– Я НЕ ХОЧУ, чтобы мой ребенок стал думателем!

Секретарь, сердито глянув на нее, поерзала в гамаке. Затем ответила:

– Это твой долг перед народом маака. Думатели – наша единственная надежда на победу в борьбе с махаонами.