— Аврелия, — прервал поэт свою декламацию, — когда я это писал, я думал о тебе, о том, что прошло для меня невозвратно… о чем я клялся не говорить тебе… твой образ помог мне изобразить Атилию. — Увы, это невозвратно, Сервилий… невозвратно, как прошлогодние весенние цветы… ах, зачем, зачем это невозвратно?! но я одолею искушение! — Это не цветы, Аврелия, а перелетные птицы… они возвращаются в свои старые гнезда… — Если б было так! — Ты желаешь, чтоб так было? — Желаю, но не могу, Сервилий!.. я возвратилась сюда, но мое сердце осталось в Риме; мои мечты, мои думы, мои желания там… зачем ты допустил меня видеть столицу мира, этот блаженный рай, который я не в силах забыть! — Яд подействовал! — мрачно сказал Сервилий. — Да. Он продолжал: Дева с горькою тоскою Говорит: «Остановись, Милый мой, и здесь со мною Перед гибелью простись!» Это Курция невеста. Сердца юного мечта. Как сама богиня Веста. Непорочностью чиста. Недождавшися ответа. Дева просит между слез: «Ведь священного обета Ты еще не произнес… Воротись!» Он прерывает: «Нет, Атилия, я мой Долг исполню; ожидает Уж меня алтарь святой. Вместо горести бесплодной. Безнадежных слез любви На поступок благородный Ты меня благослови!» «Я люблю тебя!» — со стоном Шепчет в ужасе она, И в герое огорченном Вся душа потрясена. Он, к Атилии нагнувшись, На минуту побледнел И, до милых уст коснувшись. Поцелуй напечатлел. Вот невесту отстраняет Тихо Курция рука, И коню герой вонзает Шпоры острые в бока. Быстрокрылой, легкой птицей Конь по улицам летит: Далеко по всей столице Слышен стук его копыт. Близ ужасного провала, Чуть затеплилась заря, Чернь героя поджидала, Нетерпением горя. На особом возвышение Главный жрец, священный царь [33], Все для жертвоприношенья, Как водилось это встарь, Приготовил. Слышен шепот Меж народа, это весть: «Раздается конский топот, Это Курций… вот он… здесь». На средине возвышенья, У священного огня, Курций стал с благоговечьем, Низко голову склоня. Жрец душистый фимиам; Синей струйкой улетает Дым к далеким небесам. Вот, над жертвой молодою Жрец молитву сотворил. Очищения водою Изобильно окропил, На колена. Зажигает Жрец душистый фимиам; Синей струйкой улетает Дым к далеким небесам. Вот, над жертвой молодою Жрец молитву сотворил. Очищения водою Изобильно окропил, Локон Курция волнистый Срезал каменным ножом, Из цветов венок душистый Сверху шлема над челом Возложил, к ботам взывая И над жертвой простирая Руки старые, молил, Чтобы дар приятен был. Опершись на меч тяжелый, Курций медленно встает И, стараясь быть веселым, Он приветствует народ. Молодой, бесстрашный воин Горд, величествен, спокоен, Как Юпитера орел, К краю бездны подошел. Завернувшись плотно в тогу С головою и лицом, На стрелу поставив ногу, Курций, стоя пред жрецом, У богов для Рима просит Удаления всех бед И без страха произносит Громко с клятвами обет. Совершилось роковое Обреченье. Смертный час Наступает для героя. Он вздохнул, в последний раз На краю своей могилы Вспомнив все, что сердцу мило. Что сулило впереди Много счастия, отрады… Все окончены обряды; Строго жрец сказал: «Иди!» Тяжкий стон в толпе раздался И привлек невольно взор; Курций тотчас догадался, Кто там был, но с этих пор Он не должен был ни слова Уже больше говорить; Для него, еще живого, Жизни сладостная нить Порвана. Вот повторился Снова нежный, тихий зов; На мгновенье возмутился Дух героя; он готов Все обеты и заклятья Обреченья преступить, Отказаться, и в объятьях Милой девы снова жить. Но он скрыл свои мученья И, обеты сохраня, Вниз сошедши с возвышенья. Сел, не медля, на коня. На коне своем без страха Воин доблестный сидел, Расскакался, и с размаха Прямо в бездну полетел. Черной тучею покрылись В ту ж минуту небеса, И над Римом совершились Снова божьи чудеса: Буря дико разыгралась, Полил дождь, раздался гром, И земля заколебалась В основании своем. Бездна черная сомкнулась, Поглотив героя прах; В Рим спокойствие вернулось И исчез народный страх. Очень скоро, всем на диво, Там ручей потек игриво, А над этою струей Тень раскинула олива, Перевитая лозой. Прозерпина ль их явила В символ благости своей? Дева ль грустная взрастила, Как печальный мавзолей, Над могилой, ей любезной, Чтоб над местом скрытой бездны Тихо слезы проливать? Все догадки бесполезны; Нам об этом не узнать. вернуться Это лицо совершало все те жертвоприношения, которые прежде были обязанностью царей; оно не служило специально никакому божеству и не причислялось к жреческим коллегиям. |
