— Ладно, — Ирвин кивнул. — Просто я ещё не привык… ко всему этому, — он неопределённо помахал в воздухе рукой.

— Понимаю, — кивнул Зимария, поднимая свой бокал. — Предлагаю выпить за твоё удачное пребывание в Маор-Агтоне. Насколько это возможно.

— Согласен.

Они чокнулись и выпили. Напиток приятным теплом растёкся по внутренностям Ирвина, вызвав лёгкое головокружение.

— Крепкий, — сказал он, ставя на стол пустой бокал.

— Вовсе нет, — покачал головой Зимария. — Должно быть, ты просто ослаб или переволновался.

— Может, — согласился Ирвин. — Не каждый день узнаёшь, что навсегда останешься в башне, которую прежде и в глаза не видел.

— Да уж. Судьба наша не завидна.

— А ты веришь в рок?

— Будто моя жизнь заранее предопределена и даже записана в какой-нибудь книге? — уточнил Зимария. — Честно говоря, нет. Я родом из Казантара, где верят в свободу воли.

— Как это?

— Мы считаем, что каждый человек имеет возможность выбрать, как поступить. На самом деле, возможностей не так много, как может показаться.

— Неужели? По-моему, вариантов может быть тысячи. Как простому смертному узнать, какой из них верный? Не логичнее ли предположить, что выбор уже сделан кем-то более сведущим в таких вещах?

— Послушай, если я предложу тебе спрыгнуть с одной из галерей Маор-Агтона, то сколько у тебя будет вариантов ответа? — Зимария прищурился.

— Ну, полагаю, минимум три, — ответил Ирвин, задумавшись на пару секунд. — «Да», «нет», «потом».

— Правильно, а ещё возможны «мне надо подумать» или «может быть». Но всё это просто ответы, а не выбор. Окончательных же решений, которые ты в силах осуществить, только два: ты либо прыгнешь, либо нет. Согласен?

— В общем, да.

— И так практически всегда. Перед каким бы выбором ты ни стоял и какие варианты и возможности ни просчитывал, в действительности ты можешь принять только два решения: положительное или отрицательное. И моя религия считает, что человек вправе сам выбирать из них то, которое ему ближе. Он же и несёт ответственность за своё решение, а не книга судеб, которую никто никогда не видел.

— Не всё то, чего не видно, не существует, — заметил Ирвин. — Но в твоих словах есть логика.

— Ещё бы! Кроме того, жить, веря в свободу воли, куда честнее, ты не находишь? Люди склонны искать во всех своих ошибках виноватых, постепенно теряя чувство ответственности за собственные поступки. В конечном счёте это должно привести к хаосу, ведь если ты не властен над собой, то тебе не может быть стыдно. Ты не чувствуешь за собой никакой вины. Можно делать всё, что угодно, считая, что это неизбежно.

— Ты говоришь страшные вещи, — сказал Ирвин. — Но… — он развёл руками и неуверенно усмехнулся, — я даже не знаю, что тебе возразить.

— А стоит ли?

— Из тебя получился бы отличный проповедник.

— Возможно. Тем более что в своей стране я был жрецом. До того, как попал сюда.

— Понятно, — Ирвин кивнул. — Что ж, думаю, мы ещё не раз вернёмся к этому разговору. А теперь, может, покажешь мне своих питомцев?

— С удовольствием, — Зимария поднялся. — Прошу за мной.

Они направились к клеткам, за которыми шевелились фантастические создания, плоды богатого и злого воображения колдунов, неуязвимые чудовища, наделённые подобием жизни ради одной цели — убивать.

Квай-Джестра направлялся навстречу послу Казантара, некоему Элу, который должен был прибыть вместе с женой и слугами на лёгкой триреме. Ормаку казалось странным, что столь знатную особу не сопровождает почётный эскорт, поэтому решил возместить это упущение кораблями Урдисабана: три судна сопровождали его корабль, пышно убранный и богато украшенный.

К Первому Советнику подошёл капитан Ремехад и приложил к глазу подзорную трубу.

— Странно, — сказал он через несколько секунд. — Мы должны были уже увидеть их.

— Возможно, вы ошиблись в расчётах, — предположил Ормак.

— Кто знает, — капитан пожал плечами. В голосе его прозвучало сомнение. — Продолжим двигаться этим курсом. Иначе есть вероятность разминуться.

— Хорошо, — Ормак кивнул. — Вам виднее. Главное, чтобы посол не принял нас за уримашских пиратов.

— Да, в этом случае могут возникнуть известные… неприятности, — согласился капитан. — Но мы поднимем условленный флаг, как только увидим казантарский корабль.

Плавание продолжалось ещё около двух часов, прежде чем на горизонте показалась, наконец, трирема, выкрашенная в оранжевый и чёрный цвета. Она двигалась с большой скоростью, так что капитан Ремехад снова выразил недоумение по поводу того, что встреча произошла настолько позже, чем он предполагал, однако Ормак не обратил на его слова внимания, полагая, что моряк просто не желает признать, что ошибся. Он приказал немедленно поднять белый флаг, в центре которого была изображена чёрная лилия — условленный знак, по которому казантарская трирема должна была узнать встречающий её эскорт. Через пару минут на посольском корабле подняли такой же флаг. Ормак облегчённо вздохнул и отправился в каюту готовиться к встрече. Он достал из шкатулки верительные грамоты и перечитал свою приветственную речь. Хоть Ормак и выучил её, но всё же немного волновался. В основном потому, что прежде никогда не видел этого посла. Очевидно, тот был очень непрост, если его отправили в Урдисабан со столь сомнительной миссией — подтвердить шаткий мир между странами. Без сомнения, в Казантаре должны понимать, что империя будет расширять свои владения, и конфликт двух государств неизбежен, но пока война не объявлена, как-то нужно создавать видимость мира.

Казантарская трирема быстро приближалась. Уже можно было различить нарисованные на её изогнутом носу широко распахнутые глаза, но, присмотревшись, Ормак вздрогнул и невольно поморщился от отвращения: зрачков не было, только белое яблоко, и из-за этого корабль казался ослеплённым. Раньше Квай-Джестра никогда такого не видел и не понимал, зачем нужно делать корабль незрячим, ведь это не поможет избежать рифов и отмелей. Он поднял подзорную трубу, поискал взглядом посла и через пару секунд заметил высокого черноволосого человека в скромном коричневом плаще и зитской шляпе. Странный наряд для посла Казантара. Да и вообще, для вельможи. На руках человек держал какое-то странное мохнатое животное с большими выпученными глазами и длинными руками, которыми оно всё время суетливо цеплялось за одежду своего владельца. Рядом с человеком стояла женщина в белом платье. Что-то в её фигуре казалось странным, но разобрать, что именно, пока было нельзя. Ормак велел сопровождавшим его вельможам и слугам приготовиться к встрече.

На палубе расстелили роскошный ковёр и принесли изящные кресла, расставив их друг напротив друга, чтобы представители обеих стран могли говорить, глядя друг другу в глаза. Моряки стояли у правого борта, готовые спустить широкий трап, по которому казантарец должен был перейти на трирему Квай-Джестры.

Корабли, наконец, сблизились настолько, что можно было осуществить переход, и рабы подняли вёсла, втянув их внутрь, чтобы не сломать при швартовке. Моряки на триреме Ормака приняли концы и подтянули судно посла. Намотав канаты на баки, спустили трап и отошли, уступив место урдисабанским вельможам и самому Квай-Джестре.

С казантарской триремы раскатали по трапу тёмно-синий ковёр, на который ступили посол и его жена. За ними следовали четыре воина (видимо, телохранители) и двое слуг, один из которых нёс в руках плоскую шкатулку резного дерева, а другой продолговатый свёрток, взглянув на который, Ормак подумал, что там может быть полуторный меч. Невольно он оглянулся на своих гвардейцев: успеют ли они защитить его, если казантарцы задумали покушение? Те стояли близко, но ведь это не всегда имеет решающее значение.

Когда процессия оказалась на борту урдисабанского корабля, Квай-Джестра приветствовал гостей лёгким поклоном. Посол ответил ему тем же, его жена сделала лёгкий реверанс.