Сафир сложил в холщовый мешок несколько копчёных колбас, головку сыра и пару буханок хлеба.

Через полчаса он выехал со двора верхом на жеребце, одетый в чистую крестьянскую одежду, нашедшуюся в доме. За поясом у него торчали топорик для колки дров и длинный мясницкий нож. Оставшихся в живых крестьян он связал, чтобы не могли донести на него старосте, к которому грозился его отвести первый встретившийся Сафиру мужик. Всё складывалось даже удачней, чем могло бы. Теперь у него имелось почти всё необходимое, чтобы добраться до Тальбона. Сафир понимал, что никто не поверил бы ему, скажи он, что является лордом Маградом, личным пажом императора. А если бы поверили, то получилось бы только хуже: в Лиам-Сабее, как оказалось, имперцев отлавливали и вешали.

И всё же Сафир рисковал: если крестьяне освободятся и донесут, его начнут ловить как шпиона и наверняка прикончат. Можно было, конечно, убить посмевших напасть на него наглецов и бунтарей, но Сафир не получал удовольствия от расправ и старался использовать оружие только для самозащиты. Таков был семейный кодекс рода Маградов, который он проштудировал ещё в детстве.

Нужно было поскорей убираться из мятежной провинции. Сафир знал, что Урдисабан находится на западе, и до вечера ехал, ориентируясь по солнцу, а затем свернул в лес и остановился на ночлег. Собрав сухие ветки, он вдруг вспомнил, что забыл взять у крестьянина кресало, и бросил хворост. Дал о себе знать и голод. Сафир развязал мешок и перекусил, размышляя, сможет ли он добраться до Тальбона без денег. По всему выходило, что это будет непросто. Доказать свою личность он не может, а на дорогах нужно платить пошлинные сборы. Если же пробираться лесами, то потеряешь неизвестно сколько времени, да и заблудиться немудрено — всё-таки Сафир вырос в Пажеском Корпусе, практически во дворце, а не в лесу и даже не в своём имении, куда наведывался только дважды в год. Сафир понял, что без бэнтов далеко не уедет. Оставался только один выход — кого-нибудь ограбить. Другого способа раздобыть денег он не видел.

Утром с первыми лучами солнца Сафир сел на коня и поехал дальше на запад. Никто не попадался ему по пути, и Сафир размышлял, как будет грабить того, кого встретит на пустынной дороге, и вдруг громко рассмеялся — он вспомнил, что это дело уже не было ему в новинку, ведь совсем недавно он присвоил крестьянскую лошадь, упряжь, провизию, нож и топор. «Да, господин Сафир-Маград, — сказал он себе. — Достойно проводит время паж императора, один из первых дворян Урдисабана, жених принцессы Армиэль!»

Через день припасы почти закончились. На поверку их оказалось совсем не так уж много. Поэтому ночью Сафир забрался в огород какого-то крестьянина и похитил морковь, свёклу и редис. Сполоснув добычу в ручье, он поел и лёг спать, решив на следующий день всё-таки попытать счастья и попробовать кого-нибудь ограбить. В конце концов, Лиам-Сабей бунтовал, стало быть, мог считаться вражеским государством, а следовательно, не было ничего зазорного в том, чтобы уменьшить продовольственный или денежный запас неприятеля. Это даже можно было при желании рассматривать, как подрывную операцию. Сафир усмехнулся этой мысли, прежде чем заснуть.

И всё же на большой дороге он никого не ограбил. В основном потому, что ему никто не попался на пути. Продолжая приворовывать на огородах (обчистить какой-нибудь дом он не решался, ведь неизвестно, сколько человек ночуют внутри; впрочем, однажды он прихватил в одном дворе неосторожно оставленное на скамье кресало), к концу недели Сафир добрался до границы Лиам-Сабея и Урдисабана.

Вылетев из-за поворота, он едва успел натянуть поводья: шагах в трёхстах впереди оказалась полуразрушенная застава, на руинах которой сидели какие-то воины. Приглядевшись, Сафир понял, что это не легионеры. Значит, повстанцы? Но что они здесь забыли, ведь застава явно пала под натиском имперских войск. Оставался только один вариант: мародёры, и неважно, чьи: местные, из Лиам-Сабея, или урдисабанские. И те, и другие были чрезвычайно опасны, так как мало чем отличались от обычных беззаконников.

Сафир поворотил коня, надеясь, что его не заметили, но было поздно. Послышался свист, и мародёры выскочили на дорогу. Их лошади были привязаны здесь же, и у Сафира ещё оставалось время, пока бандиты сядут верхом и смогут пуститься в погоню. Он пришпорил коня и помчался назад, стараясь вспомнить, не было ли поблизости тропинок, куда можно было бы незаметно свернуть. Его жеребец успел изрядно притомиться и уступал в скорости лошадям преследователей.

Сафир прикинул, сможет ли отбиться топором и ножом, и пришёл к неутешительному выводу, что нет, никак не сможет. Будь он хотя бы императорским телохранителем, потомственным воином, с малолетства упражнявшимся со всеми известными в Синешанне видами оружия… Но простой паж, конечно, станет для мародёров относительно лёгкой добычей.

Ругаясь в полголоса и время от времени оглядываясь назад, Сафир погонял коня. Надежды на спасение не было. Особенно же обидным казалось Сафиру уйти от пиратов и угодить в лапы к мародёрам. Кроме того, если он умрёт, кто расскажет императору Камаэлю о том, что случилось с его женой Флабрией. И Армиэль… С ней тоже расставаться совсем не хотелось. Сафир только-только оказался на пороге настоящего счастья: всё, чего он желал, ждало его в Тальбоне: любовь, богатство, уважение, власть, его дети должны будут унаследовать трон. Разве это не стоило усилий? Конечно, стоило, говорил себе Сафир, но что толку рассуждать, если бандиты рано или поздно нагонят его и прикончат? На то, что мародёры сохранят жизнь случайному путнику, он не рассчитывал.

И тут юноша увидел справа узкую просеку. Возблагодарив разом всех богов, он натянул уздечку так, что чуть не вылетел из седла, когда жеребец затормозил. Съехав на обочину, Сафир торопливо поехал вглубь леса, надеясь, что успеет скрыться из виду прежде, чем мародёры окажутся на том месте, где он покинул тракт.

Ветки хлестали его по лицу, и он уклонялся от них, пригибаясь к лошадиной шее. Лес становился всё гуще, лиственные деревья почти перестали попадаться, зато непроходимой стеной поднимались со всех сторон сосны, ели и пихты.

Через некоторое время, когда стало ясно, что преследователи в такие дебри не потащатся, Сафиру пришлось спешиться, поскольку дальше ехать верхом не было никакой возможности. Он решил подождать пару часов и обдумать, как быть дальше. Если дорога перекрыта, нужно искать объезд, а Сафир не знал местности и сомневался, что сможет пересечь границу, не заблудившись.

Он прислушался, но никаких подозрительных звуков не было, только обычные для леса: щебет птиц, скрип деревьев, хлопанье крыльев. Облегчённо вздохнув, Сафир подумал, не развести ли костёр, но, поразмыслив, понял, что это будет слишком рискованно, да и не темно ещё было: солнце только коснулось вершин сосен.

Юноша решил переночевать в лесу. В конце концов, сегодня он всё равно уже не успеет никуда добраться, а укрытие не помешает. Рубить и ломать ветки он не стал, чтобы не производить лишнего шума. Просто набрал сухого валежника и сложил между деревьями, где места было побольше, костерок, но зажигать повременил — решил дождаться темноты. Огня за деревьями никто не увидит, а дым на ночном небе почти не заметен — не то, что днём.

Время до наступления темноты прошло в бездействии. Сафир сидел на мху или прогуливался между деревьями, потом взял какую-то ветку и принялся строгать, пока не извёл всю на стружки. Наконец, солнце скрылось за горизонтом. Этого Сафир, конечно, не увидел, поскольку его окружали деревья, но небо потемнело, и стало ясно, что наступила ночь. Тогда он зажёг костёр и прислонился к стволу пихты. Он думал о том, что за счастливое избавление следует благодарить богов, и тут же возносил молитвы, удивляясь, как легко судьба бросает человека из императорского дворца в руки пиратам, заставляя пробираться домой окольными путями и воровать, чтобы свести концы с концами.