— Ну, конечно, милая. Ты и малыш — самое прекрасное, что есть у меня в жизни, — Эл осторожно приложил руку к животу женщины.

Она накрыла её ладонями и улыбнулась.

— Осталось всего семь месяцев.

— Нужно было сразу сказать мне, когда ты поняла…

— Я боялась, что ошиблась, — Маэрлинна положила голову Элу на грудь. — Так лучше, чем если бы оказалось…

— Да, конечно, ты права, — Эл погладил её волосы. — Пойдём в башню, я боюсь, что ты простудишься.

— Мне нельзя болеть, — отозвалась Маэрлинна, кивнув.

Они вошли в комнату.

— Ты голодна?

— Совсем нет. Но малышу, наверное, нужно много есть.

— Я прикажу принести завтрак.

— Хорошо.

Эл подошёл в стене и позвонил в колокольчик. Через пять минут появился слуга.

— Что желает господин?

— Ирвин, распорядись принести нам завтрак.

— Слушаюсь, — поклонившись, слуга вышел.

— С тех пор, как я поселился в этой башне, у Ирвина появилось куда больше обязанностей, — заметил Эл, садясь за резной столик и кладя руки на подлокотники просторного кресла. — Раньше он, в основном, помогал мне в лаборатории, а теперь на нём ещё и штат прислуги. Поначалу я даже сомневался, что он справится.

— Кажется, он доволен, — Маэрлинна пожала плечами. — Во всяком случае, не слышала, чтобы он жаловался.

— Да, Ирвин чрезвычайно предан мне, — сказал Эл. Его чёрные с лёгкой прозеленью глаза скользнули по женщине. — Преданность встречается реже, чем алмазы. Но не все ценят её.

— Это верно, — Маэрлинна подошла к клетке с попугаями, подвешенной к потолку на тонкой золотой цепочке. Одна птица была зелёной с красным, а другая — голубой с жёлтым. — Почему мне никак не удаётся научить их разговаривать?

В этот момент в дверь постучали, и вошли двое слуг с подносами. На одном стояли тарелки со снедью, на другом — различные напитки. Эл указал на столик, и слуги поставили на него свои ноши, а затем вышли.

— Мне нужно отлучиться после завтрака, — сказал он, наливая Маэрлинне золотистый шербет.

— Куда⁈ — в тоне женщины угадывалось беспокойство.

— По делам. Это сюрприз. Не волнуйся, ничего опасного.

— Вижу, ты всерьёз занялся подготовкой к свадьбе. Это будет настоящий праздник.

— Обещаю.

— Я не сомневаюсь. Хорошо, когда муж — волшебник.

— Ты думаешь?

— Разве нет?

— Возможно.

— Впрочем, ты и так… лучше всех.

— Само собой.

— Какой ты самоуверенный.

— Знаю.

Женщина подняла бокал.

— За нас. Ты ничего не пьёшь, а я сделаю первый глоток во имя любви.

Эл улыбнулся.

— Разумеется.

После завтрака Эл попрощался с Маэрлинной и отправился в лабораторию. Там он подошёл к столу и наполнил водой из кувшина небольшой медный таз. Поводив кончиками пальцев по тёмной глади, некромант произнёс короткое заклинание, и через мгновение в воде появилось изображение одного из подземелий башни. Со стен сочилась вода, свет пробивался через маленькое окошко наверху, забранное толстой решёткой. Из низкого хода тянуло холодом и сыростью — он вёл к реке.

Эл начертил на воде особый знак, и изображение медленно поплыло ему навстречу. Подземелье исчезло, и начали мелькать низкие стены коридора. Удовлетворённо кивнув, демоноборец вытер пальцы об одежду и вышел на балкон.

Ещё раз окинув взглядом мертвецов и остовы их орудий, он поймал себя на мысли, что появление очередного отряда «вольных» немного развеяло его грусть. Если бы не они, он вполне мог дать волю гневу, а для этого ещё не настало время. В течение последних месяцев червь точил сердце Эла.

Казалось, ему следовало бы радоваться, что у него будет ребёнок, ощущать себя счастливым. Так и было бы, если б не одно обстоятельство: несмотря на вполне обычную внешность, созданную маскировочной магией, Эл оставался мёртв и не мог иметь детей.

Это было невозможно.

Некромант ехал на мутанте по имени Гор. Он привёз его издалека. Огромный крылатый ящер давно служил демоноборцу, но не был ручным. Его заставляла подчиняться магия. Без неё он мигом растерзал бы хозяина.

Рядом трусил Ирвин на серой лошади.

Они с демоноборцем отправились на прогулку к морю. Погода была прохладной и ветреной. Песчаный берег блестел в лучах заходящего солнца, редкие чайки летали низко, время от времени недовольно вскрикивая. Справа, на высоком отвесном утёсе, виднелся разрушенный пиратский маяк. Его когда-то построили уримаши, чтобы завлекать по ночам суда, которые разбивались о прибрежные рифы, подобно чёрным зубам торчавшие из воды.

— Мы через многое прошли вместе, — сказал Эл задумчиво, и Ирвин с непониманием взглянул на своего господина. — Мне казалось, что это важно. Ты долго служил мне, Ирвин?

— Разве вы не знаете, господин?

— Ответь. Считаешь ли ты, что срок твоей службы у меня был долгим?

— Да, господин. Двенадцать лет — это долго.

— Этого достаточно, чтобы… — Эл замолчал, словно подбирая слова, — быть моим другом?

— Я предан вам всей душой, господин! Но я не понимаю…

— Я тоже, Ирвин! — перебил Эл.

Слуга изумлённо замер в седле: впервые на его памяти господин повысил голос, высказался эмоционально. Не почудилось ли ему, в самом деле⁈

Они продолжали путь молча.

Через некоторое время всадники выехали к излучине. Песчаная коса далеко выдавалась в море, и дно было таким мелким, что по нему можно было идти минут двадцать, не погружаясь с головой.

— Давай искупаемся, — предложил Эл, останавливая мутанта и спешиваясь.

— Но вы ведь никогда не разоблачаетесь на улице, — заметил Ирвин. — Это может быть опасно.

— Сегодня на мне нет панциря, — ответил Эл, расшнуровывая на груди куртку и снимая её через голову.

— Но почему, господин? — слуга выглядел поражённым и обеспокоенным. — Что-нибудь изменилось?

Ирвин смотрел на своего хозяина с непониманием, но спешился и тоже начал раздеваться.

Творилось что-то странное. Господин никогда не раздевался вне своей ванны или спальни. И всегда носил доспех. Он не выходил из дома без панциря. Ирвин часто рассматривал его. Абсолютно чёрный, с тонкой насечкой, он поражал искусной работой неизвестного мастера.

Сегодня господин не только отправился на прогулку без защиты, но и совсем разделся, оказавшись беззащитным перед стрелой возможного убийцы. Ирвин с тревогой оглядел местность. Ему казалось, что за каждой скалой, за малейшим выступом может скрываться стрелок.

— Ты идёшь? — окликнул его Эл, уже зашедший в море по щиколотку.

Его высокое, мускулистое тело казалось выточенным из белого камня. Заходящее солнце слегка золотило бледную кожу.

В воздухе остался едва уловимый, но очень знакомый слуге запах: приторные духи, которыми обильно поливался господин, словно пытался заглушить иной, не слишком приятный запах. Ирвин иногда улавливал странные сладковатые и тошнотворные нотки разложения, исходившие от Эла. Возможно, у него гнил зуб?

— Да, господин, — Ирвин потрогал воду ногой и поморщился: она была ледяной.

Но он взял себя в руки и пошёл вслед за хозяином, который спокойно отдалялся от берега.

— Скажи, Ирвин, почему ты до сих пор со мной? — спросил Эл через плечо. — Разве ты не хочешь обзавестись семьёй и коротать остаток жизни в покое? Я ведь хорошо платил тебе. Наверное, ты накопил достаточную сумму, чтобы приобрести землю и дом.

— Да, господин, вы всегда были очень щедры. Но мне не хочется покидать вас. Спокойная жизнь не для меня, иначе я не отправился бы с вами во все те путешествия, которые вы предпринимали.

— И ты не собираешься завести своё хозяйство?

— Нет, господин. Разве что вы сами прогоните меня. Но вы ведь не собираетесь, нет? — голос Ирвина испуганно дрогнул. — Вы же не поэтому заговорили обо всём этом?

— Не знаю, Ирвин, — Эл взглянул на бледный месяц, висящий над фиолетовыми облаками. Тот напоминал лезвие секиры палача. — Мне кажется, ты уже оказал мне все услуги, которые мог. И даже больше, чем следовало.