– Зачем вам понадобилось бы уводить меня из зала? – она слегка наморщила носик, и я едва не рассмеялся, какая непосредственность.

– Как это зачем, чтобы сорвать ваш первый поцелуй, разумеется.

– Ох, – Мария Анна вспыхнула. – Да, тогда действительно нужно надеяться, что господин Гольдберг сам вскорости найдется. – На этот раз пауза не затянулась надолго. – А вы путешествуете, ваше высочество?

– Можно и так сказать, – ответил я неопределенно, заметив, что Кайзерлинг похлопал Брюля по плечу, о чем-то рассмеялся и после этого направился в мою сторону, в то время как Корф остался рядом с генералом.

– Просто путешествовать зимой, мне кажется немного… – она замолчала на секунду, видимо, подбирая подходящее слово, затем решительно закончили, – несколько опрометчиво.

– Вы очень деликатны, ваше высочество, – я улыбнулся. – Я бы сказал проще и грубее, но я все-таки мужчина. Путешествие зимой – это форменная дурость, вот что это такое. Но, похоже, что у меня нет особого выбора.

– А вы путешествуете куда-то конкретно, или просто так?

– Меня пригласила пожить у себя тетя. Мои родители умерли, знаете ли, – добавил я печально. Сказано это было намеренно, женщины, даже такие юные, любят жалеть кошечек, собачек и сироток. И на этом можно было играть, как потерявшийся виртуоз на клавесине.

– Ох, простите, я не знала, – ну вот, о чем я и говорил, в голосе принцессы послышалось сочувствие. – А где живет ваша тетя?

– В России. Моя тетя – ее величество императрица Елизавета, – добавил я несколько рассеянно, глядя на Кайзерлинга, который продвигался через толпу довольно медленно, постоянно останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми. – Прошу меня извинить, ваше высочество, но мне необходимо ненадолго вас оставить. Я обещаю, что, в отличие от господина Гольдберга, не позволю себя похитить и скоро вернусь, если вы все еще будете желать, чтобы я составил вам компанию, – сказав эту длинную высокопарную фразу на одном дыхании, я отошел от Марии и направился навстречу Кайзерлингу, который, похоже, застрял возле одного из гостей – худого старика с желчным лицом, который что-тот ему выговаривал, едва слюной не брызжа. Добродушное лицо посла не изменилось ни на секунду. Он продолжал улыбаться, и делал вид, что высказывания старика ему жутко интересны.

– … и я хочу просить вас также ходатайствовать о переводе графа Чернышевского обратно в Россию. Своими сближениями с дамами, приближенными ко двору, он дискредитирует и себя, да и меня тоже перед ее величеством, для которой, как вы знаете, супружеская верность является вершиной добродетелей, – собеседник Кайзерлинга оборвал себя на полуслове, заметив меня. Кайзерлинг обернулся, чтобы посмотреть, что же так насторожило старика, и сдержанно улыбнулся.

– Позвольте представить вам, ваше высочество, пана Ланчинского, чрезвычайного посланника к Венскому двору, – он повернулся к своему собеседнику и кивнул, как бы намекая на то, что вот это и есть мое задание от Елизаветы, а ты мне тут голову задурил своим блудливым графом.

– Позвольте, пан Ланчинский, но Дрезден вроде бы не Вена, как вас далеко занесло от вашего чрезвычайного направления, – мне он почему-то не понравился, как-то слишком расчетливо смотрел этот Ланчинский на меня, словно рентгеном просвечивал. При этом никакого пиетета он явно не испытывал, скорее, в его взгляде читалось крайнее неодобрение. Ну и черт с ним, вряд ли мы где-то еще раз пересечемся.

– Я навещал родных в Варшаве, ваше высочество, – поджав губы, наконец, соизволил ответить Ланчинский, а затем словно спохватился. – О, вы знаете русский язык? – и до него и, похоже, до Кайзерлинга дошло, что я говорю по-русски. А значит, я понял, про что они только что говорили.

– Немного, – уклончиво ответил я. – А что это за граф Чернышевский, про которого пан Ланчинский просил вас? – я повернулся к Кайзерлингу, который невольно вздрогнул, словно не ожидал от меня ничего подобного.

– Это… весьма ловкий молодой человек, – наконец посол подобрал приличные слова для характеристики графа. – Я думаю, что вам не стоит озадачиваться его судьбой…

– Если его высочество едет ко двору, то, возможно, он сам составит свое мнение об этом типе? Ваше высочество, не сочтите за дерзость, но, возможно, вы имеете возможность принять графа в свой кортеж для передачи донесения ее величеству императрице Елизавете? – сейчас, когда пан Ланчинский увидел возможность сбагрить мне веселого графа, который своими лямурами, похоже, сильно подмочил репутацию чрезвычайного посланника, он стал просто само обаяние. Еще немного, и пан расплывется в рахат-лукум. Но, я что, бесплатное такси? – Со своей стороны я обещаю сделать все возможное, чтобы обеспечить вас всеми необходимыми бумагами, для скорейшего прибытия в Россию. Невозможно же задерживать в пути ни ваше высочество, ни гонца от чрезвычайного посланника к государыне? – Я открыл рот, чтобы что-то возразить и тут же захлопнул его.

– Ну, если вы примете такое участие в моей судьбе, то, почему бы и не выделить место в карете для графа, – протянул я, лихорадочно соображая, что в общем-то, какая разница кто еще поедет во второй карете, если в ближайшие дни нас обеспечат всеми необходимыми бумагами и мы не будем больше неделями торчать в каждом следующем городе.

– Это очень мудрое и взвешенное решение, ваше высочество, – пан Ланчинский даже выдохнул с облегчением. – Я немедленно займусь оформлением всех необходимых бумаг. Барон, – он обратился к Кайзерлингу, который, похоже, махнул на происходящее рукой. – Идемте же скорее со мной, нам нужно утвердить список всех лиц, путешествующих с его высочеством.

Пан Ланчинский утянул вяло сопротивляющегося посла на буксире куда-то в сторону стоящих у стены столов. Вот это хватка у пана. Судя по возрасту, он еще с Петром I начинал карьеру. Ну тогда понятно, там мог выжить только сильнейший. Слишком много возможностей открылось при Петре для всех сподряд, и многие неизвестные до этого личности зубами выгрызали себе место под солнцем. А вообще правильный подход – я тоже сторонник здоровой конкуренции. Только во главу ставлю все же не нахрапистость и наглость, а профессиональные качества. Пока я наблюдал за парочкой послов, ко мне подошел Корф.

– Вы сумели узнать в чем причина задержки, ваше высочество, – тихо сказал он.

– И в чем же? – я перевел взгляд на него.

– Задержка вовсе не связана с делами Швеции, как изначально показалось барону Кайзерлингу. Возникли какие-то проблемы с документами фон Криббе. Ничего слишком серьезного, и граф фон Брюль говорит, что завтра уже все разрешится. Но эта ничем не оправданная задержка заставляет меня выяснить всю подноготную нашего бравого капитана, которую он весьма талантливо замалчивает.

– Да, думаю, время подходящее, чтобы понять, нуждаемся мы в его услугах или же нужно расторгнуть наше соглашение, чтобы не попасть в дурацкое положение перед тетей, – я задумчиво смотрел на Корфа, параллельно думая, почему я так упорно называю Елизавету тетей? Разве мне можно делать это в отношении императрицы? Не знаю, потом у кого-нибудь уточню. – Да, с нами, похоже, поедет еще один человек. Граф Чернышевский составит нам компанию, чтобы не потеряться по дороге и передать послание пана Ланчинского тете.

– А, я наслышан про графа Чернышевского, – Корф усмехнулся. – Да, ему явно необходима компания, иначе он точно потеряется по дороге, скорее всего, в чьем-нибудь роскошном будуаре. Но, я думаю, что недолгое общение с этим повесой может пойти вам, ваше высочество, на пользу, так что я не стану возражать против его общества. К тому же граф происходит из старинного русского рода, и вы можете с ним практиковать русский язык.

– Пожалуй, – я кивнул и обернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. Обернувшись, я увидел Марию, которая все еще стояла в одиночестве. – Я вас оставлю, – развернувшись, я направился к принцессе, которую, похоже, все конкретно бросили.

– Я вижу, что господин Гольдберг так и не смог найти ноты, которые, я даже отсюда вижу, находятся прямо на инструменте, на котором он играл, – личико девушки вспыхнуло от радости, когда я подошел. Ей было невыносимо одиноко и скучно, что даже мое сомнительное общество доставило принцессе удовольствие.