Я немного поерзал на неудобном стуле, чтобы размять порядком затекшие мышцы, и украдкой огляделся вокруг. Хоть зал пребывал большей частью в полумраке, и я с трудом видел сидящих рядом со мной людей, не говоря уже о тех, кто расположился на большем отдалении, комната производила довольно странное впечатление. Броская роскошь, в которой не было ни капли строгой элегантности, наполняла все свободное пространство, и это было бы терпимо, все-таки такова была нынешняя мода, вот только здесь всего было слишком: слишком много картин на стенах, слишком роскошные рамы, слишком много лепнины, и просто чудовищно много золота. Все было покрыто золотом, все было массивное и должно было издалека показывать гостям, что хозяин этого дома очень богат. Думаю, что и этот домашний концерт был своего рода выставленной на показ безделушкой, призванной продемонстрировать лишний раз благосостояние хозяев, которые вполне могли себе позволить «одолжить» музыканта у российского посла. Как бы то ни было, но этот дом был куда роскошнее дворца короля в Берлине, хотя принадлежал он вовсе не королю, а графу Генриху фон Брюлю, любимому генералу и первому министру короля Польши Августа.
Мы оказались на этом концерте, потому что, приехав в Дрезден и встретившись с Кайзерлингом, узнали, что опять возникла какая-то проблема с подорожными, которые нам надо было сейчас расширить на двух лиц, так ловко присоединившихся к нам по дороге.
– Почему они медлят? – я посмотрел в окно, где светило солнышко и деревья стояли прямо, не сгибаясь от порывов ветра, который мне уже начал действовать на нервы. – Неужели сложно вписать в бумаги два имени? Тем более, что ни Криббе, не Д, Аламбер не являются каким-то преступниками, которых обязательно нужно задержать и не выпускать вообще никуда.
– Ваше высочество, я не могу этого знать, – пожал плечами посол. – Я могу только догадываться.
– И что говорят ваши догадки? – я побарабанил пальцами по столу, нетерпеливо поглядывая на него. Хорошо, что я избавился от свои так называемых воспитателей. Даже Бастиан, единственный из оставшихся со мной людей, который знал герцога чуть дольше, чем две недели, которые проходили в пути, отметил, что я стал гораздо резче, вспыльчивее, а самое главное, более уверенным в себе. Потому что сам герцог, похоже, не мог слова из себя выдавить, особенно, когда к нему обращались напрямую. Правда, перемены егерь списал на то, что я много времени провожу в обществе Криббе, поэтому так изменился. Остальные, если и заметили что, то списали на трудности пути. Кайзерлинг же меня вообще не знал, видел впервые, как и я его, поэтому на мои закидоны внимания старался не обращать.
– Мои догадки, как вы изволили выразиться, ваше высочество, говорят мне, что задержка может быть связана с болезнью Фредерика I Гессенского, но, чтобы точно все выяснить, я предлагаю сегодня посетить музыкальный вечер у Генриха фон Брюля, на который я приглашен, а приглашение для вас и барона Корфа я немедленно получу.
И хотя я не совсем понимал, как здоровье короля Швеции связано с моим путешествием, но решил довериться послу. Приглашения доставили с поручным, который был отправлен к фон Брюлю с письмом от Кайзерлинга. Уж не знаю, что Кайзерлинг написал фавориту Августа, но тот без всяких дурацких вопросов отправил два дополнительных приглашения. Хотя, ему-то это практически ничего не стоило. Так, два лишних стула в зал притащить. На музыкальных вечерах даже кормить гостей не надо было, они вполне были сыты духовной пищей. Да и музыкант, как оказалось, работал все-таки на Кайзерлинга, который, в случае отказа, мог его просто забрать, поставив хозяина вечера в весьма неудобную позитуру.
Чтобы уже пообщаться с хозяином и, возможно, с гостями, необходимо было дослушать концерт до конца. Что, собственно, я и делал, стараясь изображать полагающийся восторг. Но, надо сказать, играл паренек вполне прилично, и я даже получил определенное удовольствие. Когда он закончил, слуги тотчас принялись зажигать свечи в зале, а сидящие гости вежливо зааплодировали.
– Иоганн, идите к нам, – махнул рукой Кайзерлинг, раскланявшемуся парню, к которому гости уже начали терять интерес. Парень тут же двинулся на зов, низко поклонившись, подойдя к нам. – Ваше высочество, позвольте представить вам Иоганна Гольдберга. Надо сказать, что сегодня Иоганн играл вариации, которые я заказал у господина Баха, специально для Гольдберга. Но, полагаю, если у вашего высочества возникнут вопросы, то вы и сами их зададите, а я же вынужден вас покинуть, чтобы поговорить с господином фон Брюлем.
Я проводил его взглядом, отметив, что к послу присоединился Корф и они вместе насели на дородного господина, в котором я опознал хозяина дома. Еще раз окинув взглядом зал, в котором убрали стулья, а гости быстренько скучковались, вероятно решая насущные проблемы, я снова посмотрел на музыканта.
– Значит, те… хм… вариации, что вы играли, написал для вас господин Бах? – я задал вопрос, чтобы хоть чем-то себя занять.
– Совершенно верно, ваше высочество, – он кивнул. Было видно, что ему тоже скучно, но он не мог уйти без разрешения от его высочества, приходилось терпеть. Он, наверное, был ровесником герцога, и, сложись все иначе, парень получил бы весьма благодарного собеседника, который обожал музыку, но вот со мной ему не слишком повезло. – Господин Вильгельм Фридеман Бах сначала послушал, как я играю, и даже дал несколько уроков, прежде, чем доверить мне свои вариации. Я все же немного их переделал, под свою манеру игры, чтобы звучание было наиболее плавным, надеюсь, маэстро не будет слишком возражать.
Пока я пытался сообразить, почему Баха зовут не Иоганн Себастьян, а Вильгельм Фридеман, к нам осторожно подошла молоденькая девушка, лет тринадцати-четырнадцати на вид. Выезжать в свет ей было пока по всему рановато, но вот на таких вот музыкальных вечерах она уже вполне могла появляться. Смущенно улыбнувшись, она быстро проговорила.
– Я благодарю вас, господин Гольдберг, за доставленное удовольствие. Эти вариации чудесны. Вы не могли бы мне передать ноты? Я хочу попробовать их разучить.
– Конечно, ваше высочество, вы их немедленно получите, – он поклонился сначала девушке, затем мне и бегом бросился выполнять поручение дамы, пускай даже столь юной. Вот только, ваше высочество? Мы смотрели друг на друга и не знали, что делать, потому что нас должны были представить друг другу, а просто познакомиться – это было бы нарушением этикета. Вот только что делать, если все взрослые дружно на нас забили, и мы оказались в практически патовой ситуации.
– Эм… позвольте представиться, – наконец, я принял решение, чтобы не стоять, как два идиота. Ну и что, что мы нарушим какой-нибудь протокол? Вряд ли от этого кому-то станет хуже. – Карл Петер Ульрих герцог Гольштейн-Готторпский.
– О, – она наклонила голову, а ее щеки окрасил легкий румянец. – Мария Анна София Сабина Ангела Франциска Ксаверия, принцесса Польши и Саксонии, – представилась она и протянула мне руку. Я скосил глаза на стоящую неподалеку пару, и тщательно скопировал мужчину, который в этот момент поцеловал протянутую ему руку дамы.
– Ну вот и познакомились, ваше высочество, – я улыбнулся, думая про себя что не запомнил большую часть имен, которые мне перечислила принцесса. Точно помню только Мария Анна и на этом, собственно, все. Снова повисла неловкая пауза. Я понятия не имел, о чем можно говорить с этой девочкой, да и она, похоже, испытывала подобные же чувства. Ушедший за нотами Гольдберг, похоже, где-то потерялся, потому что минуты шли, а его все не было. – Вам не кажется, ваше высочество, что господина музыканта либо похитили, либо кто-то украл его ноты и он теперь пытается всеми силами их вернуть? – он прыснула, но тут же прикрыла ладошкой рот.
– Да, похоже, что вы правы, ваше высочество. Может быть, нужно его поискать? Вдруг его действительно похитили, и он нуждается в нашей помощи?
– То, что вы сейчас предлагаете, жутко безнравственно, – я понизил голос и слегка наклонился к ней. – Потому что нам никто не поверит, и все решат, что я специально все это придумал, чтобы увести вас из зала и остаться наедине.
