Успокоилась через часок. Уронила меч на пол и сидела на лавке, опустив свои длинные руки. Все думки думала, да толку от этого мало было.

– Выходить-то можно? – опасливо подал голос за печью Двусмысл.

– Что уж теперь, – неожиданно спокойным голосом ответила Баба Яга. – Выходи.

Волхв выполз к очагу, стряхивая с себя копоть и паутину, посмотрел на ведьму вопросительно:

– Чего сбеленилась-то? Обманули тебя что-ли?

Яга утвердительно кивнула, опустила косматую голову, почесала затылок и заявила:

– Живи у меня, сколько хочешь. Нет теперь ни сроков, ни обязательств.

Волхв с пониманием кивнул и заявил:

– Тогда до осени поживу. Книгу до конца прочесть надо.

– Я не держу тебя, живи, сколько хочешь, а Радогост себе возьми, это мой дар тебе за грамоту. А там, в подклети три сундучка много лет пылятся с золотыми, серебряными и медными монетами. Начерпай пригоршней каких надо, а захочешь – и все забирай, мне они отродясь не нужны. Там и каменья яхонтовые есть.

Волхв Двусмысл нервно сглотнул подкативший ком и срывающимся голосом просипел:

– Благодарствую, Великая, но такие дары я принять не могу. Ежели Радогост в степи снесу, сгинет он там под дождем и снегом, а злата червоного мне и подавно не надо. Увидят – убьют сразу. А вот медяков, пожалуй, можно, да и серебришка совсем чуть-чуть, чтобы тяжесть медную не таскать.

Яга безразлично кивнула.

– Книгу забери! Я на нее печать страха наложу. Один ты сможешь видеть ее и открывать, а после твоей смерти – последователь или ученик. А от злата зря отказываешься. Для сей книги обложку кожаную закажешь в Новгороде и ларь. Школу хранителей создашь, коли она и впрямь такая бесценная. На все это деньга нужна, вот и возьми.

– Так только заикнись, что Радогост у меня, честные люди тотчас на кол посадят гузкой на острие, а ежели золотишком блеснешь, то просто зарубят.

– А ты в пещеры на Рипейский камень уходи, там и схоронись, там же и Радогост спрячешь.

Волхв хмуро кивнул – он осознал, что хранить величайшую людскую книгу ему придется всю жизнь, и при этом ревностно искать преемника – ученика, которому можно будет передать реликвию с последним вздохом. В том хаосе, который завертел Чернобог на огромном пространстве от ордынского гуляй-поля до последнего моря португальских инфантов, сохранить летопись будет невероятно трудно, если это вообще возможно.

Двусмысл размышлял долго, а затем решился идти к камню, но в конце следующей весны, не раньше.

Баба Яга так обрадовалась решению волхва, что даже кинулась его обнимать и целовать, чем изрядно напугала своего учителя.

В тот же день Аука принес задушенного кабанчика-сеголетка, мягонького и свеженького.

Распотрошили, нарубили крупными кусками, насадили на рожны, нажгли углей. Баба Яга что-то нашептывала над готовящимся мясом, измельченными травками посыпала, то одной, то другой, а под самый конец посолила совсем чуть-чуть.

Изрекла:

– Соль дороже золота! А ну-ка, Двусмысл, пошукай в сенях пудовую амфору с красным вином. Припоминаю, что где-то там я ее припрятала давным-давно.

И вино греческое сыскалось. Керамическая амфора, расписанная бегущими голыми копейщиками и черными быками, была тяжела и неподъемна. Двусмысл сливал вино в глубокий ковшик, да к столу нес.

Пировали четыре дня.

Когда заканчивалось приготовленное на углях мясо, снова разводился костерок до полного прогара и запекалась новая порция дичи. К вечеру второго дня черно-бурый лис принес в зубах несколько рябчиков. Их быстро обмазали глиной, да на те же угли водрузили. Вот тогда-то Баба Яга и поведала своему собутыльнику о давнишней встрече с богоматерью Ладой и недавнем разговоре с Лелем, и об их непонятном для ведьмы желании помочь ей.

– Что-то тут нечисто! – выдохнул волхв, с хрустом пережевывая нежные косточки рябчиков. – А ведь в Радогосте что-то было сказано. Я об этом еще зимой в самую стужу прочел.

Волхв вышел во двор, задумчиво ополоснул жирные от упитанной дичи руки в кадке с дождевой водицей, вымыл лицо, приводя опьяненный рассудок в некую ясность. Затем он нетерпеливо обтерся холщовым ручником и вернувшись в избушку на курьих ножках, с настоящим трепетом подошел к специальному постаменту, на котором возлежал распахнутый Радогост. Постамент, прослышав о великой книге, изваял Аука из древней заплетенной дубовой коряги, которая вымачивалась в болоте целую сотню лет.

Двусмысл перелистнул огромную толщу листов в самое начало и нашел то, что искал. Затем долго вчитывался, задумчиво нажимая указательным перстом на переносицу.

– Они его ненавидят, – значительно провозгласил волхв. – Только вот тысячи лет назад его звали не Чернобог и не Черный Змей, а…

Волхв закашлялся.

– А как же его тогда звали? – запинаясь, спросила хмельная Баба Яга. – Не томи уже.

Двусмысл неожиданно икнул и ответил:

– Ты даже представить себе не можешь!

– Ну! А то сам меня пугаешь, а я уже триста лет ничего не боюсь.

– Тут сказано, что его имя Черный Дракон или, по-другому, Шива!

Яга с облегчением выдохнула и даже незлобиво рассмеялась.

– Фу ты, ну ты, нагнал жути! Лучше иди еще черпак драгоценного греческого напитка нацеди.

Волхв послушно взял ковшик, но вдруг горячо зашептал.

– Ты не понимаешь! Он настоящий дракон! Точнее, последний из разумных великих драконов, тех жутких огнедышащих тварей, которые тьму лет властвовали в нашем мире, задолго до появления людей. Это очень опасный противник, он вымолил свою божественную сущность у самого Сварога, а за это тот его в преисподнюю отправил властвовать и души умерших людишек славянских встречать. Также ему поставили зарок грешников мытарить. Работка, скажу тебе, не самая легкая, но вечная.

– Так вот оно что! Чернобог русского духа не переносит.

– Тут сказано, что в незапамятные времена окрепший Черный Дракон, ну или Черный Змей, выбрался из Пекельного царства в Явь, а уже оттуда в Навь, имея желание низвергнуть самого Сварога. Битва длилась целый век! Чернобога удалось с превеликим трудом отправить восвояси лишь только после того, как папенька Сварог деточек своих позвал – Перуна и Стрибога! Вот втроем и одолели его, и то, всем повезло, что Семаргл на стороне Чернобога не выступил, а то сейчас пантеон богов совсем другой был бы.

Баба Яга отхлебнула винца и заметила:

– Значит, они втроем еле-еле управились с супостатом за сотню годочков, а меня бедную сиротинушку одну-одинёшеньку на владыку драться подталкивают! Ну и ну! Мол, иди, дурка бестолковая, ищи такого же дурочка, который кувалдушку Перумову поднимет и жив останется!

Двусмысл согласно кивнул.

– Даже если боги пообещали тебе рождение настоящего героя, и он будет способен расколоть заклан-камень, Черный Змей попросту не допустит его до капища и сам уничтожит богатыря на подходе, а то и кромешных демонов на него натравит.

– И как же тогда быть?

– Все просто. Чернобога надо отвлечь.

– А как?

– Не знаю. Возможно, великие события на равнине должны происходить, а твой будущий помощник в это время хрясь кувалдой по священному камушку, и был таков.

– Пожалуй ты прав. Думаю, Чернобог обиделся на меня за мой каменный дождик под Смоленском, – хихикнула Баба Яга, – и теперь соберет самую большую армию степняков, какой свет не видывал. Сколько лет для этого потребуется, не знаю, но этот божественный изверг теперь сгонит в кучу все степные племена, какие только сможет найти.

И волхв согласно кивнул.

В разговорах и учебе миновало лето, за ним холодная, но засушливая осень, а там и зимушка-зима навалилась вьюгами да поземками.

Яга и Двусмысл не могли наговориться. Сдружились, не разлей вода и, теперь, получая друг от друга бесценные для той поры знания, засиживались до утра, листая книги и обсуждая прочитанное, либо читая Радогост, а то и экспериментируя с ингредиентами очередного варева. Изредка получались совершенно уникальные жидкости. Например, однажды зловонный отвар взорвался, выпуская яркие лучи в разные стороны. Как только избу не спалили! У волхва даже брови обгорели, а Яга почти ослепла на два дня. Хорошо ухнуло – аж ставенки хлопнули, но обошлось. В другой раз голоса из котла раздались. Какие-то мученицы умоляли забрать их откуда-то, но затем смолкли, а дубина, которой ведьма размешивала булькающее варево, нежданно-негаданно позолотой покрылась. Правда, золото это через недельку почернело и потрескалось, искрошилось.