— Люций Катилина, его любимец, — ответила Клелия, — теперь он, кажется, попадет в вожаки черни, потому что боялся одного только Суллы.

— Но как же он был его любимцем, если держит сторону противной партии.

— Он умел и ему угождать.

— Какая низость!

— На то и свобода в Риме, чтоб каждый мог держаться партии, какой хочет…

— Даже буйствовать, как Марий?!.. это ли свобода?!.. восстает брат на брата и люди режутся в своем отечестве, между собой, как с врагами!.. ах!..

— Да ведь нас-то покуда не режут; что ж нам-то до этого?

— Клелия, ведь боги-то видят с небес все это… слышат эти ложные вопли…

— Что ж за беда? Их умилостивят жертвами; это касается жрецов, а не нас с тобой.

— Ложь для римлянина — ужасный грех!

— Погляди, начинается бег на колесницах вокруг костра… прелестно!.. везде золото, пурпур… какие кони у Лентула!.. ах, как он хорошо, горделиво стоит рядом со своим возничим!.. очаровательный спектакль!

Костер сгорел. Сенаторы собрали кости покойника, вымыли их вином и молоком и положили в великолепную мраморную урну с золотом.

Величавый старик, простирая руки над урной, взывал к умершему и подземным богам.

— Это кто? — спросила Аврелия.

— Жрец Прозерпины, она же Венера-Пибитина, богиня умерших.

— Клелия, Венера ведь богиня любви.

— Это имя дано и Прозерпине… не все ли равно?

— Дано?.. как же давать имена богам, если они уже имели их прежде?

— Богиня любви — Венера-Киприда, или Афродита[30].

— У нас не так…

— А у нас так.

Урну унесли в приготовленный для нее склеп; все участники похорон пошли домой в разных направлениях.

— Благородная Аврелия Аврелина! — окликнул сзади молодую девушку мужской голос: она обернулась и увидела Лентула.

— Как тебе понравилось торжество? — спросил он после взаимных приветствий.

— Я очень устала, — уклончиво ответила она.

— Росция сегодня превзошла самое себя в превосходной декламации… я держал за нее пари с… с одним знакомым и выиграл после третейского суда в лице одного из молодых жрецов…

— Когда вы успели все это кончить? — спросила Клелия смеясь.

— Во время этой однообразной процедуры прощания… я выиграл, — отгадай что?

— Лошадь, о которой ты давно мечтаешь?

— А вот и не угадала!

— Это пари было, конечно, у тебя с моим женихом, Фабием, а его лошадь…

— Не лошадь, а старый стакан его деда и корзину с фруктами, которую он назначил тебе в подарок… я ее положу к твоим ногам, а не он.

— Это мне все равно, лишь бы получить ее.

— А стакан продам глупцу Фламинию, когда он женится на Люцилле, за большие деньги… это стакан редкий: он сделан в виде древнего жертвенного ковша. Я скажу моему покупателю, что из него делал возлияния Ларам и Пенатам царь Нума-Помпилий.

— Ты обманешь его! — воскликнула Аврелия.

— Не Лентул, так другой обманет, — возразила Клелия, — а он зачем верит?!

— Ведь это большой грех!

— Везде у тебя грех, кузина!.. — наклонившись к уху Аврелии, Клелия шепнула: — А отказать хорошему человеку, избранному отцом, не грех?.. поверь, что и ты не безгрешна! — прибавила она с тихим смехом.

— Я не знала, что ты такая злая, Клелия, — тихо сказала Аврелия, рассердившись, — я по простоте душевной высказала тебе мою тайну, хорошо, что я узнала теперь, какова ты!.. больше я тебе ничего, ничего не скажу!

— Фламиний — известный мот, — продолжала Клелия тихо, — его никому не жаль… пусть дурачится, сколько угодно, если есть женщина, согласная давать ему деньги на эти глупости, но ты… Аврелия, глупо покупать разную дрянь, не удостоверясь в ее подлинной древности и ценности; не глупее ли влюбиться в проезжего?..

— Ах, молчи, молчи!.. отстань, насмешница!

— Лентул, — продолжала беспощадная девушка, — вообрази: кузина уже прежде, чем доехала сюда…

— Клелия, я заплачу!

— Ну, ну, не буду!

В тот же день вечером Лентул явился к Росции; с первых же его слов актриса поняла, что болтун затеял что-то особенное.

— Добрый вечер, божественная Росция! — произнес он самым льстивым тоном.

— Здравствуй, Лентул! — ответила она, пытливо глядя на гостя, — садись!

— У ног твоих…

— Надеюсь, что мои годы уже дают мне право избавиться от навязчивых нежностей молодежи.

— За что ты на меня постоянно сердишься?.. я принес тебе радостную весть.

— Какую?

— Твоя декламация в роли матери диктатора восхитила всех, и я уверен, что Демофиле никогда не произвести такого впечатления. Фламиний тебе свидетельствует почтение чрез меня.

— Давно уж он меня не посещал, — сказала Росция с некоторым недоумением, — неужели правда все, что о нем говорят?

— К сожалению, да; он разорился до последней крайности.

— Но Люцилла…

— Она не идет за него до возвращения отца ее.

— Боясь ваших ловушек! — произнесла Росция с улыбкой.

— Росция, — сказал Лентул, понизив голос, — я тебе скажу тайну…

— Которая не может удержаться на твоем языке? Эту тайну, без сомнения, весь Рим знает.

— Если бы знал весь Рим, то знала бы и ты. Фламинию очень хочется видеть Аврелию, дочь старшего Котты.

— Зачем?

— Он много слышал о ней от Люциллы; она с нею дружна; но он хотел бы, чтоб Аврелия не знала, что это он.

— Вы, золотая юность, что-то затеваете, — сказала Росция подозрительно, — если ты, Лентул, вздумал сватать здесь или возбуждать ревность… конечно, мой отец теперь не всесилен в Риме после кончины Суллы, но у меня есть и кроме диктатора покровители. Горе тебе, Лентул, если ты собьешь с толка Аврелию!.. она неопытна…

— Никто никого не хочет сбивать с толка… Кай Сервилий ненавидит Фламиния; он — жених Аврелии…

— Глупости какие!.. такой пожилой человек станет свататься за девочку!.. не верю!.. ты распространяешь сплетни о Люцилле, будто она задолжала два миллиона жидам; Люцилла и жиды!.. разве это соединимо?.. нет сплетника хуже тебя, Лентул, а ты спрашиваешь, за что я на тебя сержусь.

— Это не сплетни, а правда.

— Я все, все разведаю!.. выведу на свет все твои затеи, лживый человек!..

— Поди, к Натану и вели показать тебе расписки твоей неприступной богини, если не веришь мне.

— Причем же тут Аврелия? зачем вы ее приплели сюда?

— Я тебе повторяю, что Сервилий — ее жених; Люцилла над стариком смеется; Фламинию интересно видеть особу, воспламенившую сердце его мудрого соседа, а в деревне ее держат взаперти.

— Но ведь Сервилий принимает Фламиния, если он, как все говорят, уже стал женихом Люциллы…

— Принимает; они помирились вполне.

— То ты говоришь, что он его ненавидит, то помирились.

— Не помирились они, но вежливость ради Люциллы…

— Твои глаза выдают тебя, Лентул!.. что ни слово, то — ложь.

— Если ты исполнишь, Росция, мою пустую просьбу, то я доставлю тебе роль Андрии на домашнем спектакле в доме Афрания, роль, уже обещанную Демофиле с гонораром в сто тысяч.

— В чем эта просьба? ста миллионов не возьму, если придется впутаться в сплетни.

— Ты унизишь Демофилу; она разорвется от злобы!

— В чем дело?

— Аврелии хочется осмотреть святыни Рима.

— Ну!

— Она пойдет завтра с тобой и Клелией, постарайся задержать Клелию у часовни Курция, чтоб она туда не входила; займи ее разговором или начни отчищать платье, будто бы запачканное; Аврелии не говори, кто там со мной встретится: скажи, что не знаешь его.

— А он к ней там не привяжется?

— Ты можешь войти и все испортить, если я задержу там Аврелию дольше нескольких минут, достаточных для отчистки пыли на платье Клелии. Фламиний только взглянет на нее и послушает, как она произнесет два-три слова, — больше ничего не будет. Если Аврелия спросит, кто оттуда вышел, скажи, что не знаешь его.

Росции показалось, что выдумка Лентула, действительно, пустяки, угодливость одного шалуна ради любопытства другого.