В те долгие ночи он настойчиво искал, как избавиться от ореола непобедимого наставника. Сломал всю голову. Почти отчаялся. Но потом едва не опоздал с даром… и именно тогда сообразил наконец, что надо делать.

Конечно, он не забыл, как накладывается заклятие нити Сердца. И намеренно переставил пару важных окончаний в формуле. А потом постарался как можно достовернее разыграть раздражение.

Да. Он действительно сделал себя зависимым от ученицы. Сознательно пошел на этот риск, надеясь, что Айра успокоится. Получив над ним неограниченную власть, она могла перестать бояться. Спокойно идти. Без страха поворачиваться спиной. Нежиться поутру на солнышке. Зарываться носом в траву, подставлять рассвету нежное брюшко. Она многое теперь могла, и он был безмерно счастлив этому.

Если бы Айра знала, как сильно загрохотало его сердце, когда она в первый раз рискнула заснуть у него под боком. И если бы понимала, что за каждую такую ночь он отдал бы неизмеримо больше, чем за свою собственную жизнь…

В такие моменты он был готов восторженно рычать и царапать когтями землю. Но вместо этого замирал и до рассвета незаслуженно блаженствовал. И втайне мечтал, чтобы утро никогда не наступало. А когда вставало солнце, он с сожалением поднимался, весь день тайком втягивал ее запах и с нетерпением ждал, когда же наконец снова стемнеет. Чтобы снова подставить бок уставшей волчице и обманывать себя до следующего утра.

Конечно, это было безумием — упорно надеяться, когда и так было ясно, что возврата к прошлому нет. Но Эиталле и есть настоящее безумие. Оно заставляет забыть обо всем и идти, оставив дом, семью, всю прежнюю жизнь. Куда угодно идти за слабой надеждой или даже без оной. За легким намеком, неосторожно брошенным словом. Идти по пятам, словно дикий зверь, и терпеливо ждать, когда же любимый голос позовет его по имени.

Викран лишь однажды не смог утаить своих чувств. Возле игольника. Когда он вспомнил каждый удар, каждый вскрик и каждое оброненное слово в ту проклятую ночь, когда Эиталле едва не убило их обоих.

Он с криком кинулся следом, не в силах выносить это душераздирающее зрелище. В последний миг выхватил ее из объятий игольника, увел в сторону, закрыл собой, в ужасе представляя, что она утонет там снова. И снова отчаянно закричит, пронзенная насквозь сотнями и тысячами шипов.

Он не мог на это смотреть. Он не мог отпустить ее туда. И не отпустил бы ни за что на свете, если бы она сама не велела.

В ту ночь он был готов излить на нее столько нежности, сколько могло вместить его взволнованно колотящееся сердце. Мечтал до утра держать ее на руках, всматриваться в ее лицо, неистово желать прикоснуться, но каждый раз останавливаться у последней черты, страшась разрушить то хрупкое доверие, которое она впервые ему оказала.

Он был готов всю ночь разрываться между клятвой и близостью Эиталле. Согласен был терпеть эту сладкую муку вечно. И надеяться, что когда-нибудь — пусть через год или век — она снова улыбнется так же, как сегодня.

Эта надежда жила в нем долго, заставляя блаженно жмуриться и щекоча напряженные до предела нервы. Пока из леса не вернулся встревоженный Марсо и не сообщил, что Айре грозит опасность.

Марсо не сказал, кто пытается взломать границу Занда. И не стал тратить времени на пояснения, а с ходу заявил, что Айра должна пройти инициацию.

Мастер Викран буквально окаменел от мысли, что может ее потерять. А потом и помертвел, потому что понял, что инициацию придется проводить здесь, сейчас… если, конечно, он не хочет лишиться Эиталле во второй раз.

— Делай! — гаркнул Марсо, когда боевой маг отшатнулся, и легким движением набросил на Кера сонные чары. — Он уже близко и не остановится ни перед чем! Я упустил этого мерзавца… надо было раньше подумать, но он обманул меня и всех вас… проклятие! Все-таки обманул! Викран, не стой! Ты ей нужен!

— Я не могу, — помертвевшими губами прошептал маг. — Не могу этого сделать.

— Думаешь, в тот раз Сердце проснулось зря?! А ты знаешь, что это из-за него она чуть не погибла у тебя на уроке?! Понимаешь теперь, почему ее аура тогда превратилась в решето?! Занд тогда едва ее коснулся! Но это истощило ее так, что даже игольники не смогли справиться! А теперь Перводерево близко! И оно заберет ее, как только почувствует угрозу. И если дар будет все еще нестабильным…

Викран дер Соллен глухо застонал.

— Мы не успеем по-другому! — жестко сказал Марсо. — Если бы я имел тело, я бы сделал это сам. Но тела у меня нет, поэтому инициацию придется проводить тебе. Сейчас, пока она спит. И пока наш враг не подозревает, что Сердце уже здесь. Рядом. Слабое и не способное сопротивляться.

— Нет… Марсо, я не могу! Это убьет ее!

— Ее убьет тот маг, которого мы с тобой оба прозевали!

— Но я…

Призрак хищно прищурился и прошептал несколько слов древнего заклятия.

— Прости, друг. Это слишком важно, чтобы я позволил тебе колебаться. — А потом глубоко вздохнул и выпустил в сторону мага облачко золотистой пыльцы. — Вот так. До утра ты принадлежишь мне. И сделаешь все, что я скажу.

Викран дер Соллен глухо застонал, обнаружив, что тело перестало ему подчиняться. Яростно сверкнул глазами, пытаясь перекинуться. Но с ужасом понял, что не может ни того, ни другого. Увидел свою руку, настойчиво тянущуюся к Эиталле, а потом запрокинул голову кверху и громко, протяжно завыл, запертый в клетке собственного тела. Беспомощный. Обманутый. Застигнутый врасплох. И готовящийся совершить самый ужасный поступок в своей жизни.

Она не сопротивлялась, когда его перекошенное мукой лицо склонилось над ее головой. Не почувствовала, как закаменевшие губы тронули ее нежную шею. И не услышала, как искаженный, изломанный болью и невыносимым стыдом голос беззвучно прошептал:

— Прости меня, любимая… пожалуйста, прости…

За эту ночь он буквально выгорел изнутри, не в силах выдержать наказания Эиталле. Он омертвел. Уничтожил себя. Спалил и проклял свою потерянную душу, посмевшую нарушить великий закон. Он предал Эиталле. И сделал то, чего поклялся не делать никогда. Инициация… ненавидимая, проклятая и многократно проклинаемая. Из-за нее Айра так отчаянно рисковала. Из-за нее шагнула в полную неизвестность. Из-за нее сунулась в болото с упырями. Из-за нее же едва не погибла.

Она просила его быть рядом. Доверилась. С трудом начала забывать о прошлом и даже… Всевышний… нашла в себе силы простить! А теперь он своими руками убивал ее. Отчаянно сопротивляясь, бессильно мечась внутри предавшего его тела, для которого, как оказалось, не было ничего святого, но все-таки убивал. Медленно. Неумолимо. Верно.

И Эиталле не замедлило с наказанием.

Для него оно стало хуже, чем смерть. И во сто крат тяжелее, чем прожитые без нее годы.

Эиталле сжигало его изнутри. Высушивало душу. Ослепляло глаза, чтобы они не видели того, что творят его руки. Выламывало пальцы, вырывало ногти, медленно сдирало кожу, посмевшую прикоснуться к ней. Оно жестоко пронзало его сердце, заставляя его исходить кровавыми слезами. Отрезало от него по крохотному кусочку. Каждый миг. Каждое мгновение. Даже тогда, когда все закончилось и Айра со вздохом прижалась к предавшему ее мерзавцу.

Он мог только беззвучно выть, подбирая рассыпавшиеся по траве волосы. Молча кричать, следя за тем, как ненавистные руки аккуратно возвращают все как было. Тяжело дышать, буравя бешеным взглядом маячившего неподалеку Марсо, и мечтать, что тело снова станет послушным. Чтобы встать, смять в кулаке алмазное кольцо и сполна насладиться выражением страха на его прозрачном лице. Который не шел ни в какое сравнение с тем, что довелось сейчас пережить измученно привалившемуся к дереву охранителю.

Он не знал, как дожил до утра — измученный и опустошенный. Он умер этой ночью. Предал свою Эиталле, а затем уничтожил и себя самого. Выгорел дотла и рассыпался, словно почерневшая от пламени, потухшая головешка.