— Лер Викран? — Айра обернулась и с тревогой заглянула в его потухшие глаза. — Что с вами? Опять заклятие сработало?

Маг неохотно качнул головой:

— Заклятие я снял. Тебе оно больше не нужно.

— Сами сняли? — недоверчиво посмотрела она. — Когда?

— Пока ты спала.

Айра нахмурилась, а потом сообразила: вот почему он такой вялый! Марсо ведь говорил, что для одного это непосильная задача. Но мастер Викран все-таки справился. И, пока она безмятежно спала, несколько часов бился с упрямым заклятием! Причем бился всерьез, иначе не устал бы так сильно. Но даже сейчас не желает признаваться, насколько трудно ему пришлось этой ночью.

— Простите, лер, — зачем-то прошептала Айра, чувствуя в этом свою вину.

Маг поднял на нее пустой взгляд:

— Простить тебя? За что?

— Это все из-за меня… и Занд, и заклятие… вам должно быть очень трудно здесь находиться!

— Да, — беззвучно уронил маг, как-то разом обмякнув. — Ты права: слишком трудно. Но тебе не за что извиняться. Я сам уничтожил все, что мне было дорого.

Айра вздрогнула от бесконечной усталости в его помертвевшем голосе, а затем взяла его за руку и крепко стиснула.

— Пойдемте, я покажу вам Перводерево. Вы же хотели его о чем-то спросить? Отдать старый долг? Может быть, оно поможет?

Он только покачал головой.

— Пожалуйста, — взмолилась Айра. — Пожалуйста, пойдемте! Прошлое прошлым, но вы же еще живы. Нельзя хоронить себя только потому, что когда-то случилось что-то плохое. А Перводерево знает все, что творится в этом мире! Оно все видит, все чувствует, все помнит! Не на все реагирует, но, когда нужно, оно умеет быть милосердным. Оно спасло мне жизнь. Оно непременно поможет и вам. Пойдемте, лер… я очень вас прошу… поспешим!

Она настойчиво потянула мага за руку и слабо улыбнулась, когда он все-таки тронулся с места. Затем перехватила увереннее, даже властно, и так повела, словно слепого. Не зная, что за чувства сейчас разрывают его душу, но видя, как плещется в его глазах затаенная, старательно сдерживаемая, поистине чудовищная боль, от которой его не смогли избавить ни ментальный блок, ни время, ни расстояние.

Не нужно было брать его с собой, с неожиданной болью поняла Айра. Следовало оставить его там, у игольника. Уговорить, разозлить, вытолкнуть, наконец, чтобы не бередить старые раны.

С Эиталле слишком трудно жить. Без него совершенно невозможно чувствовать. О ней невыносимо помнить, но никак не получается забыть. Ведь именно Эиталле сейчас терзает измученного полукровку. Если бы Айра не привела его сюда, ничего бы не случилось. Щит бы стоял, как прежде, храня его от ужасов прошлого. Он бы не вспомнил все в подробностях. Жил бы как раньше. Выглядел бы как кусок замерзшего льда, но не выжигал бы себе душу бессильным отчаянием и поистине жуткой тоской.

Эиталле…

Айра едва не выругалась вслух, поняв, на что обрекла упрямого полуэльфа. Не сообразила, что рядом с игольниками его щит может ослабнуть, и полагала, что сумеет с этим справиться, если все же будет какой-то подвох… дура! Наивная, трусливая дура! Права была та старуха — ни о чем не подумала, кроме себя и своих страхов. Не догадалась, что за мука терзает его душу и что за боль просыпается, стоит ему только подумать об Эиталле! Кажется, он даже сейчас разговаривает с ней. Пытается что-то доказать. Просит прощения. Молча кричит от застарелой боли.

«Да как же я не подумала?! — едва не взвыла в голос Айра. — Прощение… он шел сюда за прощением! Оно ему нужно как воздух, и мне, идиотке, об этом впрямую сказали. Но я и тогда не поняла. Не догадалась! Всевышний, помоги мне! Я не хочу, чтобы он страдал снова!»

Она в ужасе взглянула на полумертвое лицо учителя — жизнь уходила из него прямо на глазах. Глаза окончательно потухли, щеки ввалились, бескровные губы замерли в полной неподвижности. Он даже не заметил, что вокруг снуют странные звери и летают совершенно невообразимой окраски птицы. Что многие из них с любопытством останавливаются, бесстрашно присаживаются на ветки, но нападать не спешат — он под защитой, хоть и маг. Да и сидящий на его плече метаморф выразительно скалит немаленькие зубы… взрослый метаморф. Удачливый. Смелый. Много повидавший и выросший в недрах Перводерева вместе со своей хозяйкой. И на нем, как и на девушке, стояло несмываемое клеймо — угрожающе яркая лиловая полоса, говорящая любому, что он неприкосновенен. Так же, как неприкосновенна она и любой, кого она решит с собой привести.

Последние шаги ей пришлось волочь проклятого мага на себе. По траве, по камням, мимо причудливо изогнутых коряг. Мимо сонмищ прожорливой мошкары. Мимо целых стай разноцветных бабочек, за каждую из которых лер ля Роже отдал бы собственную душу… она ничего не замечала. А когда поняла, что ее сил надолго не хватит, плюнула на запрет на магию и, презрев все законы, зло прошептала формулу призыва.

Портал появился так быстро, словно ждал, пока она позовет. По-прежнему сильный, искрящийся лиловыми огнями, мощный и очень надежный.

Айра подхватила шатающегося учителя под локоть и властно потянула за собой.

— Вот так, — упрямо прошептала она, шагнув вместе с ним сквозь сиреневую завесу. — Это мой дом! И мое право — творить тут порталы или нет. Пусть никто другой не сможет, а я сделала. И сделаю столько, сколько будет нужно. Никаких дорог! Никаких запретов! Мне нужно Перводерево! Немедленно!

Викран дер Соллен, кажется, даже не понял, куда и зачем его снова поволокли. Он не слышал ничего, кроме того, что она зло шептала себе под нос. Видел только пушистое облако ее светлых волос. Шел, понукаемый ее требовательным голосом, и держался за одну-единственную опору — ее испуганный взгляд, в котором билась тревога за него. И страх — настоящий, искренний. Страх потерять его здесь, сейчас, навсегда. Тот странный страх, которого никак не должно было быть. Вообще ничего не должно быть в ее глазах. Ничего, кроме ненависти, отвращения и презрения.

— Почему? — беззвучно шевельнулись его губы. — Зачем все это?

Но Айра не услышала: буквально выпав из портала, она на мгновение замерла, а потом поняла, что попала правильно, и радостно улыбнулась:

— Наконец-то… здравствуй, мой спаситель. Ты был прав: я все-таки к тебе вернулась…

На гигантской поляне было светло и просторно. Мягкая трава, никогда не знавшая чужаков, застилала ее роскошным зеленым ковром. Вокруг ни коряг, ни камней, ни оврагов.

Здесь было тихо. Не было слышно голосов птиц, не звучали песни сверчков, не ревели невидимые звери, не играл с травой проказник-ветер и не шныряли под ней вездесущие мыши. Тут даже комаров было не найти — ничто живое не решалось потревожить покой этого места и нарушить тысячелетнее одиночество его единственного жителя.

Айра с теплой улыбкой посмотрела на огромное Перводерево, заполонившее своей кроной половину неба. Высокое, могучее и божественно прекрасное, оно гордо высилось посреди гигантской поляны и вольготно раскинуло ветви на всем доступном пространстве.

Кора на его стволе выглядела нетронутой ни временем, ни жуками, ни присутствием человека. Покрытая мхами и лишайниками, обвитая зелеными лианами, она смотрелась суровым нарядом не привыкшего к роскоши божества. Могучие корни, частично выбравшись из земли, легко держали на себе могучий ствол. А насыщенно лиловый цвет кроны был так величественен и прекрасен, так только может быть прекрасно настоящее божество.

Говорят, каждый из многих миллионов этих листьев — вместилище чьей-то души. Когда кто-то умирает, его душа возвращается именно сюда и лишь потом, рассказав Перводереву о своих деяниях, или возносится ввысь, ожидая возрождения, или с протяжным стоном уходит под землю, где будет много лет томиться, сознавая свои ошибки.

Впрочем, когда-нибудь и оттуда она уйдет. Очистится и вновь вознесется, словно на крыльях. Потому что Всевышний милостив и всегда прощает нерадивых детей, милосердно даря возможность искупления.