На знакомой поляне она тоже ненадолго остановилась, будто надеясь отыскать друзей. Но виаров в академии уже не осталось — всех их отправили в Сольвиар. То же самое творилось и во владениях вампов — пустота, тишина и тоскливое одиночество, которое просто некому нарушить.

Она быстро поняла, что никого не дождется. Печально вздохнув и дотронувшись до камня Борже, медленно побрела прочь, равнодушно оглядывая густые кусты и усыпанные золотыми листьями деревья.

Она гладила их взглядом, ласкала руками, что-то тихонько шептала в тишине, будто прощаясь. И словно предчувствуя, что сегодня умрет, терпеливо говорила с каждым живым существом, с каждым мигом и с каждым воспоминанием, в котором когда-то ей было тепло и уютно.

Словно случайно она вышла на берег, над которым уже начали собираться грозовые тучи. Медленно направилась вдоль кромки прибоя, рассеянно изучая потемневший от туч горизонт.

Скоро будет гроза — они знают это оба. Но даже она — ничто в сравнении с тем, что творилось в их связанных против воли душах.

Поднявшийся ветер налетел на нее внезапно, заставив слегка покачнуться и вызвав тревожный перестук ее сердца. Он едва не порвал подол тонкого платья, словно пытался о чем-то предупредить. Но Айра, не поняв, не замедлила шага и упорно шла вперед, словно не понимая того, что творит.

Начавшийся дождик ласково оросил ее бледное лицо. Прохладные капли засверкали в распущенных волосах, переливаясь в свете звезд, как настоящие. Но она только ускорила шаг и уже уверенно направилась в сторону скалы, маячащей на горизонте подобно неподвластному ветру упрямцу.

Маг замер, уже зная, для чего она пришла на этот берег.

«Она знает, — он обреченно прикрыл глаза. — Все знает и сдается. Я обрек ее на это. Я убил ее и почти уничтожил».

Айра без всякого удивления посмотрела на фасад его одинокого жилища.

Запрокинув голову, она довольно долго изучала виднеющийся в темноте балкон, на котором холодный ветер неистово рвал плотные шторы. Какое-то время неотрывно следила за горящей свечой, которой чудом не коснулись его порывы, а потом безошибочно отыскала вход и очень медленно, как на казнь, зашла внутрь.

Он видел, с каким трудом она делала каждый новый шаг. Почти чувствовал, как ее рука медленно скользит по перилам. Отчетливо слышал, в каком бешеном галопе зашлось ее сердце, и с отчаянием понял, что выхода нет.

Ведь если бы она убежала, если бы скрылась и спряталась, даже если бы рискнула повторить безумный прыжок, целясь ему точно в горло, он бы понял.

Он бы все сделал, чтобы ее не найти. Бестрепетно встретил бы злой взгляд наставника и ровно сообщил поутру, что не смог ее догнать.

Он бы с радостью выдал эту глупую ложь. Выдержал бы даже злорадный взгляд Леграна и позволил ему испросить соизволения закончить с ней самому. Да… он бы все выдержал. На все бы решился. Но не тогда, когда она сама пришла в его спальню и, остановившись на пороге, тихо уронила в пустоту:

— Вот и все.

«Пора», — тут же зазвучал в голове охранителя властный голос наставника, и Викран дер Соллен наконец сдвинулся с места.

Он так же неторопливо покинул пышущий весельем зал. С тяжелым сердцем миновал недвусмысленно обнимающиеся парочки. Привычно сделал вид, что не заметил, как при его появлении объятия мгновенно оказались разомкнутыми, а адепты уселись так, словно и не целовались сейчас с поистине безумной страстью.

Он много раз проходил вот так мимо, когда эти дети считали, что спрятались достаточно хорошо. Много раз подмечал пышущие алыми сполохами ауры и слышал томный шепот в кустах, за которыми специально для таких вот важных ночей устанавливались резные скамейки. Он не обращал на них внимания прежде, потому что адепты достаточно молоды, чтобы любить. Поэтому всегда проходил мимо, оставляя в счастливом неведении относительно того, что на самом деле этот запрет был намеренно создан так, чтобы его нарушали.

Люди должны любить. Им свойственно это чувство. Они должны мечтать и испытывать какие-то эмоции. Так что пусть любят. Пусть творят безумства. Хотя бы в эту ночь, когда они точно разрешены. Пускай хотя бы они сегодня живут.

Оставшись один, он долго вслушивался в бесконечно одинокое трепетание слабого мотылька в груди. До последнего тянул время, моля небеса, чтобы она одумалась, но так и не дождался — Айра была там. Ждала его. Вот только не было в ее ожидании ничего, кроме болезненной обреченности и бесконечной тоски. Она смирилась со своей судьбой. Ощутив всю горечь поражения, больше не смогла бороться. Она наконец сдалась…

И маг, недрогнувшей рукой очерчивая в воздухе портал, не мог не думать о том, что это по его вине она не испытывала ничего хорошего.

Он с тяжелым сердцем повторил за ней трудный путь до собственной башни. Постоянно чувствуя ее запах, нарочито медленно поднялся по лестнице. Открыл первую дверь — она не была заперта, затем вторую, замер на мгновение перед проемом в холодную спальню и ненадолго прикрыл глаза, прислушиваясь к неистовому грохоту в собственной груди, которому вторил такой же бешеный галоп ее испуганного сердца.

«Как птица, — подумал он с горечью. — Оно бьется, как птица в клетке».

А потом коротко вздохнул и вошел внутрь.

Там было темно. Прохладно и ветрено, потому что дверь на балкон никто и не подумал закрыть. В густом мраке почти не угадывались очертания мебели, не виднелись полы, которые он намеренно оставил каменными и неудобными. Здесь не было света, кроме того, что мертвенно-желтой полосой лился с балкона. Не было звуков, кроме сумасшедшего грохота двух сердец. Не было движения и не было запахов, кроме одного — тревожного, будоражащего кровь аромата взволнованной девушки, которой вот-вот предстояло стать женщиной.

Викрану дер Соллену потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте.

Он слышал ее сердце. Видел упавшую на пол ленточку, в которой больше не было смысла, и с отвращением отвернулся. Но потом с содроганием понял, что видит еще и платье, которое она небрежно сбросила, чтобы остаться в этом плену обнаженной. Полностью покорная и сломленная. Помнящая боль от его сильных рук. Проигравшая ему уже тысячи раз, а теперь смирившаяся с еще одним унижением и уже больше не чувствующая боли. Просто потому, что мертвые не испытывают мучений. А она… сегодня ночью она и правда готовилась умереть.

Викран повернулся к постели, страшась увидеть ее больше, чем собственную смерть. Едва не застонал, когда сердце рванулось из груди так, что едва не пробило грудную клетку. Прерывисто вздохнул, с ужасом понимая, что ему не оставили выбора, но потом всмотрелся внимательнее…

И с внезапным холодком понял, что комната пуста.

Маг на мгновение замер, лихорадочно осматривая углы и думая о том, мог ли Марсо не справиться с метаморфом. Едва не попятился к двери, отлично понимая, что в тесноте собственной спальни ему не справиться с разъяренной волчицей. Наконец шумно втянул ноздрями соленый воздух и на долгое время застыл, анализируя ощущения, но потом облегченно выдохнул и вытер со лба холодную испарину: волком здесь не пахло. Айра пришла сюда одна. Человеком.

Но тогда где же она?!

Мастер Викран снова обшарил глазами спальню и снова убедился, что она абсолютно пуста.

Не понимая причин, опять прислушался к себе, неотрывно слыша ее безумно колотящееся сердце. А затем зацепился взглядом за стол и, помертвев, буквально впился глазами в сброшенную ею ленту. Ту самую, лиловую, которую она зачем-то оставила так, чтобы он непременно увидел. Которая до сих пор ритмично пульсировала, отдаваясь в его ушах неистовым грохотом. А рядом виднелась записка. Короткая, резкая, написанная твердой рукой и с полным осознанием происходящего: «Не стоило».

Маг на мгновение замер, не сразу поняв, что происходит. Отбросил прочь ленту-обманщицу, прислушался снова, тщетно пытаясь уловить слабое биение ее сердца. А потом с приглушенным возгласом бросился на балкон и, холодея от ужаса, уставился в небеса, лихорадочно отыскивая вдалеке крохотную серую точку.