Майкл запустил руку в пластиковое ведерко со льдом, пошевелил волосатыми пальцами и с отвращением убедился, что все растаяло. Он тяжело поднялся, прихватил емкость и отправился на кухню, к рефрижератору — пить без льда в тропиках невозможно.

В коридорном зеркале ему навстречу двинулся располневший итальянец лет пятидесяти, с редкой сединой, с руками и грудью, густо поросшими жесткими курчавыми волосами, в трусах и майке. Майкл с укоризной оглядел пузо, мокрые подмышки (чертов Фрэнк! Никак не может вызвать механика наладить чертов кондей, fanculo!), мешки под глазами и выросшую вдвое лысину. Черт побери, где тот веселый молодой парень, оперативник УСС, что прыгал с парашютом на Сицилию каких-то двадцать пять лет назад?

Нигде.

Кончился.

Разжирел.

И скоро совсем сопьется.

И как раз поэтому, а вовсе не из чертовой конспирации, Фрэнк выпер его из своего жилища — кому охота в праздничной обстановке видеть обрюзгшую, пьяную и вечно недовольную рожу?

Майкл зло сощурился и вдруг запустил ведерком в зеркало, расплескав талую воду по всему коридору. Хрен вам всем, мы еще повоюем! А с пьянкой надо кончать.

Он вернулся в комнату, взял полупустую бутылку и недопитый стакан и вынес их в кухню. Бутылка улетела в мусор, стакан… рука дрогнула, но потом продолжила свой путь, вылив остатки выпивки в раковину.

За работу.

Товарищи команданте новый год встретили на Касигуаче, куда собрались обсудить текущее положение.

Колонна Че навела шухеру в департаментах Хухуй и Сальта, но под давлением армии вынужденно отступила обратно в Боливию. На память об этой эскападе Гевара обзавелся дыркой в ноге и рваным от пули ухом, скрытым под отросшей канонической гривой. Сейчас он отсыпался на первом уровне ваки и ежедневно парился в бане.

Да, в настоящей — сколько можно мыкаться под тесным навесом из жердей и шкур, как не в ХХ веке! Партизаны по указаниям касика живо построили хижину прямо над ручейком, обшили ее изнутри досками и сложили очаг из камней. Дед Контиго, как обычно, бурчал о попрании всех и всяческих устоев, но сам парился регулярно.

Здесь, в горах вокруг ваки, действовал последний партизанский район, не трансформированный в легальную базу милисиано. Здесь, в Тарате и Сан-Эсперансе работала школа континентальной герильи со студентами из Бразилии, Никарагуа, Колумбии, Аргентины, Венесуэлы, Сальвадора… Здесь, в шести разбросанных на удалении друг от друга лагерях, учились контрразведчики, городские боевики, мастера лесных и горных засад.

Вася после возвращения из Перу больше всего удивился наличию курсантов с других континентов — ну ладно еще филиппинцев, они хоть на испанском говорят и католики, но вот немцы? Как оказалось, они появились по каналам Тамары Бунке и Моники Эртль послушать лекции «товарищей Санчеса и Маэстро», то есть Маригеллы и Гильена.

Узнав об этом, Вася первым делом дернул Габриэля — проверить, связаны ли немцы с «Фракциями Красной Армии», ребятами радикальными и решительными, но уж слишком заточенными на террор. Сейчас, когда движение выходило на легальную арену, вляпаться в подобный экстремизм весьма некстати.

Рвались в школу и палестинцы, и японцы — но им пока, до общего решения совета, отказали.

— Наша главная задача на текущий год — подготовиться и провести выборы в народные ассамблеи, особенно на равнинах Санта-Круса, — докладывал Габриэль. — Там довольно сильны роскас.

— Их разве не запретили? — поднял бровь Че.

— Организацию да, но люди остались. И фаланга хоть полуподпольно, но действует.

— Надо обязательно вызвать ребят из Перу, чтобы они поработали на выборах, — заметил Вася.

— Так сами справимся…

— Я надеюсь, что Веласко тоже организует низовые выборы, пусть наберутся опыта.

— Но перуанцы сами просили у нас инструкторов…

— Значит, надо выбрать и послать туда тех, кто не будет задействован здесь. Кечуа или аймару подойдут лучше всего, — Серапио и Катари дружно кивнули.

— Еще надо встряхнуть городские группы, — продолжил Габриэль, — в армии начинается чистка и, полагаю, без нашего участия не обойдется.

— То есть на милисиано хотят повесить грязную работу?

— Нет, просто я думаю, что чистка неизбежно вызовет ответные действия, вплоть до мятежа.

Исабель Рождество и Новый год почти и не заметила. Еще бы, когда у тебя двухмесячный ребенок, несколько не до праздников. Малышка много плакала и не давала спать ночами, особенно в первые недели, не помогала ни специально нанятая няня, ни рекомендации лучших микропедиаторов Парижа.

На фирме Исабель появлялась редко, оставив дела на ближайших помощников, но дела шли и так неплохо, этника прочно входила в моду и вокруг Llama y Vicun’a сам по себе сложился культурный центр — с чаранго, гитарами, барабанами. Туда приезжали и без того прописавшися в Париже латиноамериканские литераторы, от Варгаса Йосы до Кортасара и Карпентера, а флейты-сампоньи все чаще появились в записях фолк-рокеров. Открылись три ресторана с кухней кечуа, аймару и гуарани, Анды все больше входили в моду.

Мир от кутюр тоже не забыл Исабель, пришлось пережить вал визитов с поздравлениями и восхищениями, причем тусовка прогрессивно не спрашивала, кто отец и только втихую строила предположения разной степени дикости. Разве что жившие в том же доме на рю Ла Боэти буржуазные пары, несмотря на встряску устоев прошлым маем, неодобрительно качали головами, встречая молодую маму-одиночку с коляской.

Кто был в полном восторге — так это Сен-Лоран, после посещения Исабель вот уже месяц носившийся с идеей сделать детские коллекции, чем до него никто толком не занимался.

Дочку записали под именем Уаска Амару Кордоба, что не вызвало никакого удивления ни в мэрии 8-го аррондисмана, ни в боливийском посольстве. Удивился бы только давший ребенку фамилию Амару, но ему Исабель ничего не сообщала со времени их последней встречи. Письма от Уасьи приходил редко, отвечала она чем дальше, тем короче, зачем тревожить человека, занятого таким серьезным делом, как континентальная революция? Дочку она вырастит и сама.

По-разному встречали новый год и в других местах. Во Нгуен Зиап готовил второе Тетское наступление, в Москве собирались встречать очередное совещание коммунистических и рабочих партий, во Франции Де Голль пытался продавить реформу Сената, лейтенант Каддафи создавал организацию «Свободные офицеры»…

С плоскогорий вокруг Касигуачи тянуло дымком — кечуа жгли пуну, обновляя растительность для своих стад. Почти все партизаны, вернее, теперь уже милисианос, помогали им в этом непростом деле, оставив в лагерях и штабных поселках только дежурный наряд.

Че тяжело, опираясь на стол и массивную трость, сел и вытянул раненую ногу.

— Собирайся, chico, поедешь в Аргентину.

— Партизанить вместо тебя?

— Нет, — недобро стрельнул глазами на Васю Гевара. — На съезд.

Вымотанный и уставший после трехчасовых занятий и кросса с курсантами интернациональной школы, касик огрызнулся:

— Ты с дерева упал, abuelito? Хочешь избавиться от меня — пристрели здесь, выйдет быстрее и дешевле!

Главный герильеро континента сжал палку, набрал воздуха для отповеди, покраснел, потом замер и медленно выпустил воздух через сцепленные зубы.

Трость со стуком встала у стола.

— Садись, расскажу, что ты пропустил, пока был в Перу.

Че вошедшим в привычку жестом потеребил рваное ухо, соображая, с чего начать.

— Смотри сам. Там сейчас, после наших успехов заваривается серьезная каша из профсоюзов, левых перонистов, коммунистов, маоистов, монтонерос, утурункос и прочей радикальной оппозиции.

— Народный фронт?

— Пока просто поиск союза. С грехом пополам удалось собрать всех на подобие конференции, но сам знаешь, каждый будет тянуть в свою сторону. Нужен центр кристаллизации, человек с непререкаемым авторитетом. А таковых на континенте сегодня двое: ты да я, не Фиделю же туда ехать.